— А я… твоя? — голос предательски дрожит. В горле подкатывает ком, даже глаза щипать начинает.

— Такая? — мягко смеётся Орлов и носом поддевает мой, — да! И мне очень нравится, что наконец-таки в тебе проснулось то самое чувство. Женское! Тот самый материнский инстинкт, который движет женщиной, сколько существует наш мир. Продолжение рода! Ведь без этого инстинкта женщине сложно вживаться в роль матери. И наконец-таки в тебе он проснулся. Я этому безгранично рад! Если получится задуманное, уверен, наша семья действительно может стать полноценной!

— А меня удивляет эта ситуация, — жую слова, толком не оформив мысль.

— Какая?

— Обычно женщина хочет завести детей, а не мужчина, — бурчу, пряча взгляд, но бессовестно нежась в объятиях Орлова. — Мужчина любит себя! Свою женщину, а не ребёнка. Поэтому я и удивляюсь тебе и твоему желанию...

— Что может быть удивительного в желании продолжить свой род черед женщину, которая безумно нравится? — Алексей в свою очередь не укоряет, искренне желает знать, как и я.

— Значит, ты странный, — сдаюсь.

— И ты не проще! — со смешком парирует Алексей. — Вот и не могу понять, откуда у тебя страх деторождения?

— Нет его, — фыркаю, тоже пытаясь свести тему к шутке.

— Боишься! — настаивает мягко Орлов. — Или ты боишься испортить фигуру? Я читал, что у многих девушек есть такая беда.

— Какой бред, — вот теперь возражаю с большим чувством. Даже ударяю по плечу Орлова шуточно кулачком, чтобы выказать насколько я возмущена его предположением. А потом осекаюсь. Наверняка у Лады могли быть такие мысли, потому стараюсь выкрутиться пока не налажала.

— У меня муж вообще-то охренительно богатый! — и Орлов смеётся, глядя с наигранной укоризной. — Он мне сделает новое тело, если приспичит. Сделает же?

— Сделает что угодно, — обещает Алексей, а я чуть не морщусь от удовольствия.

— Просто я очень боюсь, что ты от меня отвернёшься, и я останусь одна. Одна и у разбитого корыта! Без жилья, средств к существованию… Я не уверена, что смогу одна воспитать ребёнка. Не уверена, что смогу его обеспечить.

— Какая глупость! — морщит лицо Орлов. — Я не собираюсь тебя бросать ни с чем! И, Лада, ты себя недооцениваешь. Ты сильнее, чем думаешь! Не представляешь, как я тобой восхищаюсь.

— Ты? Мной? — опешиваю от его заявления.

— Конечно! Не каждая женщина в силах абстрагироваться от прошлого. Пережить то, что ты пережила… Признаюсь, я порой забывал про весь твой путь и… может даже отчасти винил в чём-то, но я прошу за это прощения.

Эта фраза слегка вгоняет в недоумение, но я не смею его откровенно высказывать, поэтому жду, что он ещё скажет:

— Даже если ты не замечаешь много внимания, я присматриваю за тобой и вижу изменения. Ты становишься более счастливой. Ты учишься заново жить. Даже не знаю существуют ли такие хорошие психологи, способные пациента после твоей травмы вернуть к жизни. А ты… без чьей либо помощи! Конечно, я восхищён!

Сердце бьётся мощно и громко. Я путаюсь в мыслях, у меня столько вопросов, что лучше глупо молчать!

— И надеюсь, что вскоре ты станешь мне ещё ближе. Поймёшь, что я тебе не враг. Пусть и другом не лучшим был, но точно не враг. И если мы хотим продолжить отношения, было бы неплохо, если бы ты стала мне доверять больше. Чем больше я знаю о тебе и твоих страхах, тем больше шанса, что сообща мы сможем их побороть. А главное, необходимо знать корни этих страхов...

Некоторое время мы топим кухню молчанием, и когда я понимаю, что обязана что-то рассказать, тихо нарушаю тишину:

— Не помню рассказывала тебе или нет, но я не по наслышке знаю, что такое нищета и одиночество. Что такое... нет поддержки. И я бы очень не хотела, чтобы у моего ребёнка было такое же детство, как у меня.

Орлов секунду хмурится, а потом кивает:

— Об этом я не имел понятия, потому что… — выдерживает небольшую паузу Орлов и чуть виновато на меня глядит: — знаю ровно столько, сколько ты посчитала нужным рассказать.

— Быть не может, что ты так ничего обо мне не узнал без моего ведома, — это роняю так — ради красного словца. Но мысль меня уже посещала и не раз. Но высказывая своё предположение, очень сильно надеюсь, что ошибаюсь.

Ох, чёрт! Орлов опять загадочно улыбается, чмокает меня в губы, ведёт ладоням по спине до задницы, нежно сжимает полушария ладонями.

Прижимает к себе ещё плотнее, да так, чтобы я оказалась в полном его плену:

— Что ж, ты права. Я не так глуп, чтобы заключать контракт с незнакомой женщиной, поверив только её немногочисленным словам. Но не волнуйся, я не копал твоё грязное бельё, не имел желания вытаскивать скелеты из шкафа. Мне была необходима только общая информация...

Моё сердце едва не останавливается. Испуганно застываю в объятиях Алексея и таращусь на него все глаза:

— Что ты имеешь в виду? Что конкретно ты обо мне узнал?

Сердце отбивает лихорадочную трель. Понимаю, что волнение начинает сдавливать глотку. Боюсь, сейчас прозвучит то, чего очень сильно боюсь — разоблачение! И тогда окажется, что я действительно самая настоящая подлая лгунья!

— Я знаю, что ты из очень бедной семьи. Из многодетной семьи! — значимо добавляет Орлов. — Что твои родители погибли. Что у тебя остались две сестры и брат...

Кажется мир начинает рушится — разделяющее нас стекло, идёт трещинами, скрипит под напором правды, которая вот-вот разрушать этот барьер.

Мне даже кажется, что сейчас Орлов зло засмеётся. Плюнет в лицо. Гневно встряхнёт. А потом разоблачительно заявят, что я продажная, лживая тварь, и сейчас обязана немедленно уйти прочь!

Но вместо этого Орлов чиркает носом по-моему и опять целует в губы:

— Не надо так переживать и паниковать. Я не лезу в твою жизнь. Не осуждаю и не советую. Твоя жизнь — твоя! И поэтому ни о чём тебя не спрашиваю. Ты рассказала то, что посчитала нужным. Я не настаиваю на большем. Просто надеюсь на большее. Если захочешь… Я терпелив. Умею ждать, — он чуть-чуть понижает голос и опять и крепче сжимает объятия. — Очень надеюсь, что ты когда-нибудь доверишься мне полностью!

— То есть, ты знаешь что у меня есть сестры… брат, и тебя это не смущает? — Мой голос меня подводит — переходит в тихий, непрочной сип.

— Да!

Прокашливаюсь:

— И ты знаешь, где они живут?

— Да…

— И что конкретно ты о них знаешь? — подвожу к главному.

Орлов немного тушуются.

— Я же сказал — немного. Только вот эту информацию. Ты разочарована?

Молчу. Боюсь дышать.

— На момент заключения контракта, мне большего было не нужно. Но я ждал что ты начнёшь о них говорить, попросишь помощи. А ты, руша все мои стереотипы об алчности людей, не обращалась. Вот и не предлагал. У вас же конфликт! Хотя если бы ты хоть раз заикнулась, я бы обязательно помог. Немного расстроился, что ты как все, но помог. Тем более, если я правильно понял, у твоей младшей сестры заболевание крови? — не то утвердительно бурчит Орлов, не то вопросительно.

Моё сердце вновь пропускает удар.

Даже чуть вздрагиваю, словно получаю пощечину.

— А если так, тебя это пугает? — Робко уточняю. — Думаешь, я с тобой, чтобы вытряхивать деньги? Только ради…

— Чшш, — шикает властно Алексей, требуя заткнуться. — Ты никогда не скрывала, что тебя волнуют деньги, но я ждал правды.

Сглатываю сухим горлом, торопливо соображая, как вести себя дальше, что говорить

— А то, что я не помогаю открыто своей семье, тебя не насторожило? — совсем тихо, почти страшась своего смелого заявления.

— Меня все в тебе настораживает, пугает и восхищает. И не лукавь, ты помогаешь, — переча мне, кивает с улыбкой Орлов. — Тихо, тайно, но ты собираешь средства. Если думаешь, что я не знаю о начислениях на отдельный счёт, зря, — хмыкает Алексей повергая меня в очередное недоумение. — Ты не дурачишь меня, не обкрадываешь — я тебе это позволяю. И знаешь почему?

Меня больше теперь волнует вопрос, для чего собирает деньги Лада, но эта претензия не к нему, поэтому коротко киваю.