– Боже, проклятый кролик! – внезапно выкрикнул Дмитрий. – Я забыл о нем!

Лок пораженно застыл. Кролик? Ах да, зверек принадлежал дочери Дмитрия. Четвероногий пушистый божок, каждое кормление – воспоминание о потерянном счастье. Лок не мог сказать: «К черту кролика!»

Дмитрий неуклюже сунул руки в рукава пальто, которое он в последний момент схватил со стола в гостиной. Лок поймал собственное пальто, валявшееся на полу, и набросил его на плечи. Дмитрий поднял клетку с кроликом и прижал ее к груди.

Ярко-оранжевое пламя преграждало путь в гостиную. Едкий дым заставил Лока закашляться. Он взглянул на дверь кухни.

– Церковь в старом городе – ты сможешь найти ее? – спросил Дмитрий.

– Да.

– Встретимся там, если потеряем контакт, ладно? Алексей тоже направится туда.

Кролик съежился в своей клетке. Его глаза неестественно расширились, ужас и пляшущие языки пламени гипнотизировали его.

Лок помедлил лишь мгновение, а затем подполз к двери и потянулся, чтобы бесшумно отпереть замок. Ухватившись за ручку, он широко распахнул дверь. Все его тело протестовало против рокового шага, предчувствуя смертельную опасность. Он бросился вправо, покатившись по узкой веранде, занесенной снегом. Пули шлепали по деревянной стене прямо над ним, взметали снег рядом с его лицом. «Проклятый кролик! – ни к селу ни к городу подумал он. – Боже мой, проклятый кролик!»

Лок скатился с веранды в глубокий снег, выбеливший его пальто, словно в маскхалат, и поднял голову, попытавшись определить местонахождение сарая. Языки пламени прорвались через крышу деревянной дачи, выхлестнули из окон. Лок поднялся на ноги и побежал, низко пригибаясь, увязая в снегу, словно в зыбучем песке. Выстрелы. Промахи. Отупевший от холода и шока, он может даже не заметить, как в него попадет пуля, которая изувечит или убьет его...

Дыхание со свистом вырвалось из его груди, когда он столкнулся со стеной сарая. С крыши упал пласт снега, накрыв его голову и плечи. Его щека прижималась к грубому дереву. Все еще жив, даже не ранен. Нужно лишь перевести дух.

Выстрелы с другой стороны дома. Дмитрий и проклятый кролик, принадлежавший его дочери. Бессмысленно. А может быть, бессмысленно без кролика? Лок втянул в легкие обжигающий морозный воздух. Ветер хлестал его по щекам, превращая в лед растаявший снег на его лице и покрывая ледяную корку новым снегом. Две пули ударили в окошко сарая, разбив стекло. Он видел детские качели – темные скелетные очертания на фоне бледной снежной пелены, подсвеченной пожаром. Уже вся дача пылала, как факел.

Церковь в старом городе. Лок помнил ее по предыдущему визиту в Новый Уренгой целую жизнь назад: заброшенное здание с луковичными куполами и почерневшими от копоти стенами.

Снова выстрелы в дальнем конце сада – кажется, пистолетные. Может быть, это Дмитрий?

Лок стоял на коленях в снегу, вспоминая планировку окрестностей дачи. Пожар отбрасывал его тень на стену сарая. Зарево городских огней на западе было тусклым, почти незаметным. Туда?

Туда. Лок заполз под куст, стряхнувший на него свой груз снега, и углубился в переплетение цепких колючих ветвей. На ощупь нашел забор – низенькие серые деревянные планки...

...повернулся на звук – и выстрелил, выдав свое местонахождение и убив человека в белом комбинезоне, выскочившего откуда-то сбоку с автоматом наперевес. Солдат как будто нырнул, продолжая атаковать даже после смерти; затем его тело с разбросанными руками замерло в глубоком снегу.

Лок всем телом навалился на забор. Деревянные планки выгнулись наружу, затем не выдержали и обрушились. Лок упал на бок, утонув в снегу, и услышал возглас:

– Туда! Через тропинку, к деревьям!

Он даже не помедлил, оценивая возможность ловушки, потому что знал: это Дмитрий зовет его. Лок заскользил по снегу, неожиданно расступившемуся в стороны и сбросившему его на узкое утоптанное пространство между двумя сугробами. Он стряхнул цепенящее замешательство и начал карабкаться по крутому, снежному склону на другой стороне расчищенного участка. Еще несколько шагов, проваливаясь почти по пояс...

Снег снова расступился перед темной линией елей. Лок ничего не видел.

– Дмитрий? – позвал он.

– Сюда! – голос Дмитрия.

Лок ухватился за рукав русского, словно за спасательный круг. Он часто дышал, прислушиваясь к хриплому, мучительному клекоту в груди Дмитрия. Потом он опустил голову и обнаружил, что смотрит в огромные черные и испуганные глаза кролика, сидевшего в наполовину занесенной снегом клетке. В глазах зверька отражались две крошечные пылающие дачи.

Под кронами деревьев царила тишина. Здесь почти не было ветра, тонкий слой снега не мешал ходьбе.

– Как ты... – начал он.

– Это мой дом. Они не знакомы с окрестностями. Возможно, они не знали о тропинке, но сейчас нет времени думать об этом. Пошли, нам туда. Быстрее!

Воронцов выключил радиотелефон и посмотрел на аппарат с таким видом, словно получил сообщение о гибели близкого родственника. Он был скорее озадачен, чем обеспокоен. Марфа, напротив, выглядела встревоженной: взвинченный настойчивый голос Дмитрия напугал ее.

– Что случилось? – спросила она, придвинувшись к постели и оглянувшись на дверь палаты. – Судя по его тону, у него крупные неприятности.

– Так и есть, – Воронцов откинул одеяло и посмотрел на свои ноги, бледные и слабые. Больничный халат с завязками на спине едва доходил до колен. – Нам нужно уходить отсюда. Проверь коридор.

– Сейчас?

– Да, немедленно! – отрезал он, столкнувшись с ее недоуменным взглядом. – Бога ради, проверь коридор, а потом принеси мою одежду.

Марфа нахмурилась, но пошла к двери. Выглянув наружу, она не увидела никого, даже дежурная медсестра куда-то пропала. Было ли это тревожным признаком? Она вернулась в палату и обнаружила Воронцова, пытавшегося изогнуться так, чтобы развязать узел халата здоровой рукой. Его загипсованная рука болталась, как будто он отмахивался от назойливых насекомых. Он выглядел так комично, что Марфа прыснула со смеху. Его побагровевшее лицо сердито повернулось к ней.

– Принеси одежду... твою мать! – крикнул он.