* * *

Венская дипломатия по многим причинам не могла открыто, в лоб выступать против российских инициатив. Австро-Венгрия являлась членом Союза трех императоров (германского, российского и австрийского). На самом деле это был не прочный альянс, а некий совещательный орган по восточного вопросу для принятия согласованных решений. Выяснилась тактика Вены – не отвергать с порога российские замыслы, а топить их в многочисленных поправках и с помощью умелой редактуры, на что высокие чиновники с Бальхауспляц были большие мастера.

Габсбургская держава не сумела воспользоваться Крымской войной для того, чтобы, как выражалась отечественная пресса, еще глубже запустить свои когти в балканскую почву. Позднее Австрия была выдворена своими соседями из Италии и Германии, в Вене существовали серьезные опасения, что за сим придет выдворение с Балкан, где крепли позиции молодых государств, прежде всего Сербии, Румынии и Греции. У двух первых миллионы единоплеменников проживали в австро-венгерских землях. Белград и Бухарест грозили превратиться в центры притяжения для австрийских сербов и румын. Помимо этой неприятной перспективы, существовала и другая, более близкая, в виде претензий Сербии и Черногории на боснийско-герцеговинские земли и возникновения некоего Балканского Пьемонта, способного дать отпор австрийским притязаниям. Подобной опасности следовало дать отпор. Появилась стратегическая установка – нельзя допускать создания в Юго-Восточной Европе крупного государства, следует в первую очередь пресечь объединительные поползновения сербов, что можно осуществить лишь занятием Боснии и Герцеговины.

29 января 1875 года состоялось секретное заседание под председательством кайзера Франца Иосифа. Основным докладчиком выступал министр императорского двора и иностранных дел граф Дьюла Андраши. Если Австро-Венгрия не сможет воспрепятствовать овладению Боснией и Герцеговиной со стороны Сербии и Черногории и образованию по соседству сравнительно большого славянского государства, то монархии грозит превращение в «больного человека» Европы, утверждал он. Державе следует быть начеку и готовой к любому развитию событий. Цель – присоединить Боснию и Герцеговину, превратить их в хинтерланд для далматинских владений монархии, вбить тем самым австрийский клин между двумя княжествами.

Подобная акция нуждалась в правовом оформлении и оправдании: «Мир должен видеть, что мы не завоевательную войну ведем, а лишь действуем в интересах своей безопасности и интегритета». Полезно сослаться на историю – некогда эти земли входили в состав Венгерского королевства. Неразумно, однако, просто так отобрать у дружественной Турции принадлежащую ей территорию. И появилась формула оккупации (подразумевалось – вечной), которая, по словам графа Андраши, не должна была выглядеть аннексией. На сей день, добавил он, трудно определить точные границы земель, на которые распространяются претензии; нельзя делить шкуру неубитого медведя; однако, многозначительно добавил он, все мясо должно достаться Австрии, а прочим придется удовлетвориться костями^[676].

Кайзер Франц Иосиф с докладчиком согласился: «Сегодня следует придерживаться идеи, что абсолютно необходимо получить для Далмации хинтерланд» и прорубить между Сербией и Черногорией территориальный коридор. Следует, однако, соблюдать в приращениях определенную сдержанность, чтобы не слишком выросла доля славянского элемента в монархии.

Совещание определило стратегическую линию Австро-Венгрии в нависшем над Балканами конфликте. Конкретику в соображения политиков внесли генералы: по их мнению, предстояло сосредоточить 150-тысячный ударный кулак в Хорватии и Далмации для последующего вторжения в Боснию и Герцеговину.

Венгерский историк И. Диосеги называл принятый Веной курс экспансией, объяснимой (точнее даже – оправдываемой) оборонительными соображениями^[677].

Российскому кабинету в условиях надвигавшейся войны с Турцией следовало не просто уточнить австрийскую позицию, а добиться соблюдения соседкой нейтралитета. Экспансионистские устремления партнера по Союзу трех императоров стали для Петербурга очевидны после встречи в Рейхштадте. Александр II решил произвести зондаж в Берлине, чтобы выяснить отношение рейха к возможному столкновению России с Австро-Венгрией. Ответ поступил от Бисмарка, снабженный обьгаными дипломатическими любезностями, но крайне неутешительный по существу: интересы Германии будут глубоко задеты, если возникнет угроза для Габсбургской монархии, для ее положения в Европе и ее независимости. Иными словами – Второй рейх не допускал разгрома Австро-Венгрии. Война с Габсбургами, буде она разразится, предстояла для России более чем с странная – без права на победу, то есть бессмысленная^[678].

Угроза военного столкновения с Габсбургской монархией являлась не плодом воспаленного воображения царских сановников, а реальной опасностью. 13 ноября 1876 г. Франц Иосиф провел совещание с генералами на предмет подготовки похода против России. В своем вступительном слове его величество заявил: уже продолжительное время ведутся тайные переговоры с русскими. Их война с Турцией – решенное дело. Россия рассчитывает ее выиграть при условии австрийского нейтралитета. Кайзер дважды подчеркнул, что ожидаемое подписание соглашения с Петербургом совершенно не означает союза с Россией. Далее он заявил: несмотря на договоренность, которую предстоит достичь, нет уверенности в том, что императорски-королевские войска смогут вступить в Боснию и Герцеговину в подходящий момент. Его обуревает тревога в связи со зверствами мусульман в отношении христианского населения; исходя из соображений гуманности его долг – прийти на помощь страдальцам, а посему следует провести мобилизационные мероприятия уже зимой.

Для него, продолжал император, еще не ясны детали соглашения с Россией и вытекающие из него политические последствия: будут ли они полностью отвечать австрийским интересам, не нависнет ли над ними угроза. А посему следует придерживаться взятых на себя обязательств (понимай – нейтралитета) до той поры, пока не обозначатся упомянутые угрозы. Кайзер несколько туманно упомянул о революционной опасности в России, которая могла бы помешать самодержавию выполнить взятые на себя обязательства. Зато вывод звучал вполне определенно: в этой «западне» для Австрии может возникнуть необходимость вступить с Россией в войну^[679].

Если рассуждения Франца Иосифа перевести на язык фактов, обозначилась крайне опасная для России перспектива – заранее замышлялось предательство по отношению к ней. Главный интерес Габсбургской монархии заключался в вытеснении соперника с Балкан. Судя по всему, кайзер и его окружение не думали ограничиваться занятием Боснии и Герцеговины, а собирались обратить оружие против России, надеясь в этом сотрудничать с Великобританией. Правда, Франц Иосиф тут же заговорил о своем крайнем нежелании хвататься за меч^[680]. Все будет зависеть от обстоятельств – удастся ли все же обзавестись союзником? И тут же добавил деловито: «Войну с Россией следует начать, когда война (последней. – Авт) с Турцией будет в полном разгаре» и «очень значительные массы русских войск передислоцируются с севера в глубину» османской территории. Намечался удар в спину партнера по Союзу трех императоров. Генеральный инспектор австро-венгерских вооруженных сил эрцгерцог Альбрехт добавил к соображениям кайзера свои: планируемое нападение на Россию должно выглядеть в глазах внешнего мира как оборонительная акция (!!). Перед изощренной венской дипломатией заранее ставилась задача обнаружить у российской стороны нарушение принятых на себя обязательств по еще не подписанному соглашению.

Ноябрьское совещание завершилось вполне деловым обсуждением того, сколько войск надлежит сосредоточить в Галиции, откуда и нанести главный удар по России: как захватить перевалы Карпатских гор^[681].

Впору задать вопрос; а не делила ли венская камарилья с Альбионом репутацию коварства? Обо всех этих кознях Петербург знать не знал и ведать не ведал. Да, дипломатия партнера по Союзу трех императоров славилась своей склонностью к интриге, но в таком двуличии ее все же не подозревали и готовились обеспечить ее нейтралитет в Русско-турецкой войне с помощью тяжелых жертв (во внутренней переписке фигурировала осторожная формула «эволюции австрийской политики в английском направлении»)^[682]. Открытой перебежки Дунайской монархии во вражеский лагерь все же не ожидали.