В 1807 г. на Россию обрушилось поражение под Фридляндом и несчастный Тильзитский мир. Она оказалась формальным союзником Бонапарта и противником Великобритании. Редко когда форма и содержание так не соответствовали друг другу. В этой «странной войне» стороны тщательно избегали военных действий, — даже тогда, когда столкновение представлялось неизбежным. Так, средиземноморская эскадра адмирала Сенявина оказалась запертой в устье реки Тахо (Португалия) превосходящими силами британского флота. Командовавший им адмирал обратился к Сенявину с предложением произвести «передачу» (а не сдачу) кораблей так, «чтобы менее всего были задеты чувства вашего превосходительства». Суда были сохранены и в дальнейшем препровождены в Россию, а стоимость пришедших в негодность была возмещена. Джордж Каннинг, возглавлявший тогда Форин оффис, не упускал случая выразить сожаление по поводу создавшейся трагической ситуации, когда естественные союзники, Великобритания и Россия, очутились в состоянии разрыва и войны.
В том же 1807 г., когда Великобритания осталась один на один с Наполеоном, французская дипломатия спровоцировала Турцию на войну с ней. Англичане решили нанести удар по сердцу Османской империи. Эскадра адмирала Дакуорта прорвалась через Дарданеллы в Мраморное море. Но тут судьба повернулась к дерзкому адмиралу спиной: утих ветер, наступил штиль, обвисли паруса на реях; корабли его величества недвижно замерли под жерлами пушек османских батарей по побережью. И по сию пору историки строят догадки, почему турки не сожгли и не потопили всю эскадру. Когда ветер подул вновь, адмирал был рад поскорее убраться на более безопасную позицию у входа в пролив.
Вставал вопрос — а какова же цель боевых действий войск и судов британской короны? Они невольно оттягивали часть турецких сил с фронта против России и облегчали операции этого соперника, а с 1807 г. — и официального неприятеля. В Лондоне проведали, конечно, содержание секретной седьмой статьи русско-турецкого договора 1805 г. Последняя объявляла Черное море «как бы закрытым» со стороны Дарданелл; иными словами, оно превращалось в русско-турецкий водный бассейн, недоступный для военных кораблей Великобритании. Но Босфор и выход в Средиземное море открывался для российского военного флота.
Правда, в 1806, г. ситуация изменилась, и разразилась русско-турецкая война. Однако замыслы Петербурга были очевидны и прецедент в виде международного акта создан.
Крайнее беспокойство внушала активность России на Балканах, эффективная поддержка сербского восстания. Наконец, в подписанном с Францией в Тильзите договоре черным по белому значилось: «Стороны вступят в соглашение о том, чтобы освободить из-под ига и мучений турецких» значительную часть европейских владений Турции. Получалось, что, продолжая войну с султаном, Англия лила воду на мельницу державы, которую рассматривала как основного соперника в Проливах и на Юго-Востоке Европы, а именно, России.
Каннинг убедился, что учитель был прав, противясь продвижению России на Балканы. Именно во время своего первого пребывания в Форин оффис в 1807–1809 гг., писал маститый британский ученый Гарольд Темперлей, Каннинг в ряде своих депеш сформулировал доктрину неприкосновенности Османской империи как основу английской политики в громадном регионе Ближнего Востока и Юго-Восточной Европы.
В таком случае, зачем же было воевать против потенциального клиента? Следовало возможно быстрее завершить конфликт выгодным миром. С точки зрения тактической, время было наиболее подходящим для того, чтобы подставить ножку России: как никак, Британия с нею «воевала»; отпали, стало быть, соображения, сдерживавшие английскую дипломатию в годы союза с Петербургом.
В октябре 1808 г. в Турцию прибыло мирное посольство во главе с Робертом Адэром. В устье Дарданелл корабль, на котором плыли дипломаты, застрял на несколько недель. И не ветры, сыгравшие злую шутку с парусными судами адмирала Дакуорта, были тому причиной, а события житейского свойства. Местный паша Халики разболелся и решил воспользоваться услугами сопровождавшего миссию врача. «Простой» дипломатов продолжался, пока доктор не исцелил сановника.
Порой в мелком эпизоде как в капле воды отражается общее состояние дел. Достаточно бесцеремонное обращение представителя местной власти с официальной миссией зарубежного государства показывало, как независимо и заносчиво вели себя сановники Порты и как, по вековой привычке, пренебрежительно относились к «гяурам». В составе посольства находился 22-летний Чарлз Стрэтфорд-Каннинг, двоюродный брат министра, сын того Стрэтфорда, у которого Джордж Каннинг воспитывался в тяжелые для него годы. Так, с вынужденного выжидания у стамбульского порога, началась карьера человека, которого турки в дальнейшем нарекут «великим элчи» (послом) и которого в дипломатической переписке станут именовать вторым султаном.
Посольство увенчалось успехом: в 1809 г. был подписан договор о мире, торговле и секретном союзе. Порта обязывалась закрыть в мирное время проливы для военных кораблей всех стран. Русский флот был заперт в Черном морс.
Это была последняя точка в деятельности Джорджа Каннинга на посту главы Форин оффис. После дуэли он на долгие годы сошел с активной политической арены. И, пожалуй, это больше и острее всего ощущалось на балканском театре дипломатической борьбы, где резко снизилась британская активность.
Вскоре после подписания договора юный Стрэтфорд остался в посольском дворце в Терапии под Константинополем, можно сказать, в одиночестве, если не считать драгомана (переводчика). Начальство не баловало его своим вниманием, оно было приковано к Франции и России. В апреле 1812 г. Стрэтфорд писал в Лондон, вымаливая указания: «Я крайне нуждаюсь в инструкциях. Даже самое маленькое сообщение непосредственно от правительства его величества, если что-либо более существенное выходит за пределы возможностей, окажет большую помощь». Между тем на Балканах и в Средиземноморье происходили события отнюдь не рядового свойства. С 1804 г. не затихало восстание в сербских землях, и отважные крестьяне под водительством Георгия Петровича, прозванного Карагеоргием, успешно отражали попытки турецких войск овладеть их твердынями. На Балканах зарождался очаг сербской государственности. С 1806 по май 1812 года шла война между Османской империей и Россией. Русское командование оказывало сербам помощь снаряжением и отправкой воинских частей, а министерство иностранных дел, по просьбе Карагеоргия, командировало в их лагерь высокого чиновника К. К. Родофиникина — «помочь в устройстве государства».
Но пока что важно было прекратить конфликт, отвлекавший, перед схваткой с Наполеоном, силы России на юг. Стрэтфорд оказывал мелкие услуги по заключению русско-турецкого мира. Он изыскал пути пересылки в Петербург сведений о настроениях в османских политических кругах. В беседах с турками он советовал им идти на мировую, пуская при этом в ход своеобразную логику: победоносный Наполеон с ними церемониться не станет; победоносную же Россию будет сдерживать Великобритания. Бухарестский мирный договор, по которому в состав России вошла Бессарабия, не вызвал в Лондоне возражений. Но дальше британский кабинет отступать не собирался.
Весной 1814 г., еще до окончания военных действий, виконт Роберт Каслри прибыл на континент. Его программу Р. Ситон-Уотсон излагает следующим образом: «…Его основная идея состояла в том, чтобы удерживать Россию как можно дальше от Европы, воспрепятствовать ее связям с Францией и, в качестве перестраховки, усилить Центральную Европу и сохранить в неприкосновенности Турцию». Это была 100-процентно антирусская программа. Основополагающим принципом владычицы морей на континенте традиционно оставалось натравливание соперников на сильнейшую державу, — а таковой стала Россия. На дипломатическом языке это именовалось сохранением равновесия сил.
Каслри попытался ввести Порту в «европейский концерт», сделать ее участницей Венского конгресса, решавшего судьбы Европы после падения Наполеона, включить ее в систему договоров и придать тем самым Османской империи большую устойчивость. Но турки заломили такую цену, потребовав, по сути дела, пересмотра Бухарестского договора, что обращаться с подобным предложением к победоносной России было и бесполезно, и попросту неприлично.
