Постановка вопроса об углубляющемся кризисе империалистического господства имеет особенно важное значение для понимания того, что, хотя зависимость Латинской Америки сохраняется, она не носит абсолютного характера, в результате борьбы народов в ней образуются существенные бреши. Особенно ярко они обнаруживаются в сфере национализации природных ресурсов, в области внешней политики, в отстранении от власти проимпериалистических режимов, в развитии торговых связей с СССР, в солидарности с народами Кубы, Никарагуа, Гренады, Сальвадора.
«Империализм шаг за шагом отступает, но он не отказался и не откажется от своих претензий на гегемонию»{20}, — подчеркивают коммунистические партии стран Латинской Америки. Вот почему, как отмечается в Гаванской декларации 1975 г., «нельзя будет добиться глубоких социально-экономических перемен — не говоря уже о том, чтобы осуществить социализм, — не ликвидировав угнетения каждой из наших стран американским империализмом, не покончив с господством международных корпораций в наших странах»{21}.
Общая стратегическая установка коммунистических партий, естественно, не снимает, а подразумевает специфику ситуации и методов борьбы против империализма в различных странах, но эта разница больше относится к области тактики. Каждая партия учитывает конкретное положение вещей и в зависимости от этого видоизменяет тактические приемы.
Иностранный капитал сохраняет свой контроль над многими отраслями латиноамериканской экономики, а в ряде государств практически действует как полновластный хозяин. Не только в «малых» странах, но и в крупных государствах контроль транснациональных корпораций, в основном североамериканских, практически ничем не ограничен. Так, в Бразилии иностранный капитал держит в своих руках почти 100 % производства автомобилей, 94 — фармацевтической, 91 — табачной, 82 % —резинотехнической промышленности{22}.
Примерно такая же ситуация в Аргентине, Колумбии, Венесуэле и многих других странах. Это не означает, конечно, что местная крупная буржуазия и государственные власти не имеют никакой реальной силы и полностью подчинены иностранному капиталу. Отношения между ними носят сложный характер. Растут внутренние противоречия, развивается конкуренция. Однако значительное превосходство сохраняется за транснациональными монополиями. Арсенал их империалистических методов весьма широк: прямые и портфельные капиталовложения, установление контроля над производством, ценами, рынком, предоставление кабальных займов, неэквивалентная торговля, патентно-лицензионный контроль, давление на средства массовой информации, навязывание военно-стратегических обязательств, дипломатическая обработка и т. д. Все эти и многие другие формы империалистической зависимости означают не что иное, как жестокую эксплуатацию латиноамериканских трудящихся, на долю которых остаются лишь крохи плодов их собственного каторжного труда. В этом проявляется главная паразитическая сущность зависимости.
В 50-х годах иностранные компании получали из Латинской Америки в среднем за год около 1 млрд. долл, прибыли. Теперь объем таких доходов превышает 10 млрд, долл.{23} Такова лишь видимая часть того, что на политическом языке именуется империалистической зависимостью.
При этом важно иметь в виду, что империализм обнаружил немалую способность менять формы своего проникновения в Латинскую Америку в зависимости от обстановки, быстро приспосабливаясь к требованиям нового, более высокого уровня развития местного капитализма. Так, если раньше иностранные компании, делая ставку на аграрную олигархию, стремились вкладывать свой капитал преимущественно в сельское хозяйство, нефтяное дело, добывающую промышленность, то теперь основной поток вложений идет в обрабатывающую промышленность, причем в наиболее динамичные ее отрасли. В политическом плане делается ставка на союз с крупной местной промышленно-финансовой буржуазией с целью ускоренного перехода к государственно-монополистической системе.
На практике это проявляется в насильственном установлении военно-фашистских режимов, которые готовы полностью пренебречь национальными интересами, верой и правдой усердно служить монополистическому капиталу. В итоге верхушка местной буржуазии оказалась настолько связанной с империализмом и зависимой от него в отношении собственного роста и усиления, что фактически превратилась в составную часть механизма империалистического господства в своих же странах.
Это означает, что местный капитализм и иностранный империализм в принципе не противостоят друг другу, а во все большей степени интегрируются. Особенно отчетливо это проявляется на самом высоком — монополистическом — этаже. Конечно, средняя и тем более мелкая латиноамериканская буржуазия тяжело страдает от империалистической зависимости. Иногда она даже способна по-боевому выступать в защиту национальных интересов, но в экономическом плане эти группы самым тесным образом связаны с иностранным капиталом, втянуты в общую систему современного общественного производства. Паразитизм транснациональных, в основном североамериканских, корпораций составляет ныне главную суть этой системы и порожденной ею империалистической зависимости.
Вот почему революционные силы, и прежде всего коммунистические партии, стран Латинской Америки с полным основанием считают: «Поскольку американский империализм является нашим главным и общим врагом, стратегия и тактика революции в Латинской Америке для тех, кто, как мы, считает, что ее конечной целью является социализм, должны характеризоваться антиимпериалистической направленностью… борьба против империализма, за достижение полной национальной независимости представляет собой священный долг»{24}.
Империалистическая зависимость — это реальный и важный фактор, воздействующий на все стороны жизни Латинской Америки, но это вовсе не равнозначно, как иногда полагают, изменению или деформации сущностных сторон капиталистического способа производства. Иными словами, капитализм и его отношения, его законы как определенного способа производства остаются универсальными как в условиях зависимости, так и в условиях экономической самостоятельности. В этом смысле и капитализм в США, и капитализм в Латинской Америке — это не разные, а один и тот же способ производства.
Казалось бы, это азбучные истины, но тем не менее иногда их забывают, приписывая латиноамериканскому капитализму некие «исключительные» черты, в частности именуя его туманным и двусмысленным термином «зависимый капитализм».
Специально остановимся на некоторых аспектах этой проблемы. Для всех очевидно, что, несмотря на отрицательное воздействие экономической зависимости, капиталистический способ производства в Латинской Америке давно достиг своей зрелой стадии. Более того, повсеместно укрепился государственный капиталистический сектор, а в ряде стран идет процесс формирования государственно-монополистического капитализма, возникли и действуют весьма сильные местные монополии, тесно связанные с иностранным финансовым капиталом.
Все это характеризуется в марксистской научной литературе и документах коммунистических партий стран Латинской Америки как средний уровень развития капитализма.
Это определение имеет только один смысл: оно характеризует зрелую стадию капиталистического способа производства как по сравнению с этапом его зарождения и становления, так и по сравнению с высшей стадией его развития, т. е. с монополистическим этапом, с империализмом.
Средний уровень развития капитализма позволяет выделить Латинскую Америку, как и ряд государств Европы, Азии и Африки — Португалию, Испанию, Ирландию, Грецию, Турцию, Индию, Индонезию, Кению и др., в особую группу государств, отличающихся и от империалистических государств Западной Европы, США, Японии, Канады, Австралии, и от большинства относительно слаборазвитых государств Азии и Африки.
Выделение группы среднеразвитых капиталистических государств имеет важное методологическое и политическое значение, ибо помогает понять их специфику по сравнению со всеми другими экономически зависимыми странами, многие из которых в прошлом не развивались по капиталистическому пути, а в настоящее время ориентируются на социалистическую перспективу развития, или, как часто говорят, идут по некапиталистическому пути.
