Националистическую пропаганду вели также Союз сельских хозяев, Германское колониальное общество, Имперский союз против социал-демократии и т. д.
Энергично действовали итальянские националисты. В Италии крикливая националистическая риторика служила взбадривающим средством для слабого, но претенциозного «империализма бедняков» в сравнительно отсталой стране. Националисты стремились подтолкнуть итальянскую буржуазию к более активной борьбе за «место под солнцем», к решительным мерам против социалистов и либеральной демократии, привить ей вкус к «интенсивной», «героической» жизни. «Национальную пользу» они ставили выше социальной справедливости, а реальным воплощением нации объявляли государство, прочное изнутри, способное осуществлять широкую внешнюю экспансию. Сферой вожделений итальянской буржуазии была Адриатика, а также весь бассейн Средиземного моря.
Как и в Германии, национализму в Италии предназначалась роль связующего звена между господствующими классами и массовыми слоями населения. Идея классовой борьбы переносилась на международную арену, ей придавалась видимость борьбы между нациями «молодыми», «динамичными» и «старыми», «одряхлевшими». Причем первые — это нации «пролетарские», а вторые — «капиталистические», «плутократические». Внутри «пролетарской» нации якобы нет места классовым антагонизмам, общие национальные интересы должны объединять всех итальянцев. «Подобно тому как социализм разъяснил пролетариату значение классовой борьбы, мы должны разъяснить Италии значение международной борьбы. Но международная борьба — это же война? Ну что ж, пусть будет война и пусть национализм пробудит в Италии жажду победоносной войны», — заявлял в 1910 г. на первом конгрессе Итальянской националистической ассоциации ее лидер Э. Коррадини{25}.
Националисты иногда принимали позу борцов против капитализма, но отнюдь не своего, итальянского, а английского, французского, американского. Анализируя книгу Э. Коррадини «Итальянский национализм», В. И. Ленин с предельной ясностью выявил смысл этой, по его словам, «дрянной книжонки»: «Другие нации грабят много. Социализм» состоит в том, чтобы наша маленькая и бедная нация догнала или догоняла грабящих много, чтобы и она пограбила больше!»{26}.
Незадолго до первой мировой войны итальянским националистам удалось достичь известного идейно-организационного сплочения. В декабре 1910 г. оформилась Итальянская националистическая ассоциация. «Армию национализма… — отмечает итальянский историк-марксист П. Алатри, — составляла патриотствующая мелкая и средняя буржуазия, но генералами этой армии были крупные промышленники и аграрии»{27}. Программа националистов, нацеленная на внешнюю экспансию, требовала роста экономики, отказа от либерального принципа свободной торговли в пользу жесткого протекционизма. Она выражала интересы монополистического капитала, который стремился закрепить гегемонию внутри страны и утвердиться на международной арене. Уже для наблюдательных современников была очевидна связь национализма с интересами наиболее динамичных ломбардско-пьемонтских монополий. Однако монополисты и помещики предпочитали оставаться в тени, уступая авансцену специалистам по риторике из рядов буржуазной интеллигенции.
Во Франции националистические тенденции подогревались жаждой реванша за унизительное поражение во франко-прусской войне 1870–1871 гг. Французская реакция оперировала идеей «интегрального национализма». Главным ее пропагандистом была крайне правая группировка «Аксьон франсэз», сыгравшая существенную роль в генезисе не только французского, но и западноевропейского фашизма в целом. Как в недалеком будущем и фашисты, «интегральные националисты» манипулировали антикапиталистическими лозунгами, содержавшими противопоставление «созидательного» национального капитала «паразитическому» еврейскому и иностранному вообще.
Британский национализм, или джингоизм, основывался на прославлении подвигов создателей колониальной империи. Либеральный критик британского колониального империализма Д. Гобсон выделял то обстоятельство, что джингоистские страсти сознательно возбуждались в массах дельцами и политиками, заинтересованными в экспансии. У него вызывало обоснованную тревогу то, что «джингоизм становится душой особого рода патриотизма, который можно двинуть на какое угодно безумие или преступление»{28}.
Конкретные исторические факты свидетельствуют о верхушечном происхождении реакционного национализма в империалистических странах. Он органично вписывался в контекст политического курса верхов, получившего наименование социал-империализма. Этот курс предусматривал определенные подачки представителям господствующих наций за счет грабежа колониальных народов в сочетании с националистической пропагандой, культивированием чувства расового и национального превосходства.
Социал-империалистическая политика не была монополией главной колониальной державы — Англии; в тех или иных формах и масштабах ее проводили империалисты других стран.
Хотя внутри социал-империализма имелись определенные тактические различия (одни его поборники делали ставку на социальные реформы, другие рассчитывали главным образом на националистический психоз), в целом он представлял собой политику национальной интеграции на реакционной основе. Это роднит его с фашизмом, выполнявшим аналогичную миссию. Характерно, что американский ученый Б. Семмел видит в основателе Британского союза фашистов О. Мосли интеллектуального наследника экстремистского крыла английского социал-империализма{29}.
Родство между национализмом и фашизмом еще более близкое. Многие идеологические принципы и практические методы реакционного национализма были легко впитаны фашистскими движениями, а в некоторых странах, прежде всего в Италии и Германии, фашизм прямо и непосредственно интегрировал националистические организации в свои ряды. Но следует подчеркнуть, что с самого начала обнаружились те социальные пределы, за рамки которых национализм не смог сколько-нибудь эффективно просочиться. Американский историк Э. Тенненбаум в книге о предвоенном мире признает, что наименьший успех националистическая пропаганда имела среди рабочих{30}.
Процесс формирования социальных предпосылок фашизма охватывал преимущественно господствующие классы буржуазного общества и его промежуточные слои.
В основе этого процесса лежали объективно присущие империализму социально-экономические тенденции, их психологические последствия, а также целенаправленное манипулирование массовым сознанием со стороны правящих верхов.
ПОЛИТИЧЕСКИЕ ФАКТОРЫ
Ключ к пониманию политических предпосылок фашизма дают ленинские положения об основных типах буржуазной политики. В. И. Ленин указывал, что «буржуазия во всех странах неизбежно вырабатывает две системы управления, два метода борьбы за свои интересы и отстаивания своего господства, причем эти два метода то сменяют друг друга, то переплетаются вместе в различных сочетаниях»{31}. Один из них — метод насилия, грубого подавления рабочего движения определяет существо консервативной политики, другой, делающий ставку на уступки рабочему движению, лавирование и реформы, — существо либеральной политики.
Выявляя основные типы буржуазной политики, В. И. Ленин учитывал сложность политической эволюции, которую пережили как консерватизм, так и либерализм. Интересы этих первоначально противоборствующих идейно-политических течений, представлявших уходящий феодализм и развивающийся капитализм, в значительной мере сблизились в силу необходимости отстаивать господство правящих классов от революционного пролетариата.
Со второй половины XIX в. быстрыми темпами шел процесс социальной диффузии, в результате которого аристократия обуржуазивалась, а буржуазия аристократизировалась. В. И. Ленин подчеркивал, что к началу XX в. консервативная политика «все больше перестает быть в Западной Европе политикой землевладельческих классов, все больше становится одной из разновидностей общебуржуазной политики»{32}.
