В первом же номере «Гасеты…», помимо официальных известий из Каракаса и других столиц американских колоний — Санта-Фе-де-Боготы и Гаваны, появилась рубрика «Чрезвычайные известия», где регулярно сообщалось о народном восстании в Мадриде, свергнувшем временщика Годоя{182}. В следующих номерах значительное место заняли материалы о развитии сельского хозяйства, торговли, о политических проблемах, печатались литературные произведения венесуэльских авторов и переводы зарубежных.
27 октября 1809 г. «Гасета де Каракас» напечатала написанный Андресом Бельо проспект его «Карманного календаря…», издание которого тогда готовилось. В обстановке назревавших революционных перемен слова Бельо звучали как оптимистическое утверждение надежд венесуэльского народа на скорые и счастливые перемены. «Провинция Венесуэла должна занять то высокое положение, которое природа предназначила ей в Америке… — писал Андрес Бельо, — она должна занять и свое почетное место среди просвещенных народов Нового Света»{183}.
У берегов современной Аргентины первые европейцы появились в феврале 1516 г. Это были испанские моряки экспедиции Хуана Диаса де Солиса, искавшей морской проход в «Южное море» — Тихий океан. Колонизация новых земель началась в 1527 г., когда Себастьян Кабот заложил на берегу реки Параны поселение Санкти-Спиритус; оно должно было стать опорным пунктом при продвижении конкистадоров в глубь материка. К этому времени испанцы, хотя и весьма приблизительно, уже представляли себе контуры открытого ими континента. Они слышали миф о сказочно богатой империи «белого царя» и богатых драгоценными металлами «серебряных горах», которые находились где-то в центре этого континента, — миф, отголоски которого дошли и до наших дней. Вот туда-то, к «серебряным горам», и устремились люди Кабота. «Близость сказочной страны, притягательная сила неведомого, жажда обладания драгоценным металлом гнали вперед путешественников»{184}. Надежды конкистадоров отразились в названии, которое с тех пор носит общий эстуарий Параны и Уругвая — Рио-де-ла-Плата («Серебряная река»), а также в названии республики, возникшей позднее на его берегах, — Аргентина (по-испански Архентина — «серебряная»).
Однако надежды испанских конкистадоров и в этом районе Америки не сбылись. Вместо городов «белого царя» экспедиции, исследовавшие водные пути от Рио-де-ла-Платы в глубь страны (реки Уругвай, Парагвай, Парана и их притоки), нашли многочисленные индейские племена. Эти племена оказали конкистадорам упорное сопротивление, которое надолго задержало процесс испанской колонизации. Она проходила здесь вяло в отличие от Новой Испании, Новой Гранады и Перу, где существовали развитые индейские государства. Пампа и «светлые леса» территории нынешней Аргентины были населены разрозненными и отсталыми кочевыми и оседлыми индейскими племенами, численность которых достигала 800 тыс. человек. Испанцы частью истребили, частью постепенно поработили их. Здесь не было высокоразвитых обществ, подобных майя, ацтекам, инкам или чибча-муискам, поэтому индейцы Аргентины сыграли весьма незначительную роль в последующем формировании национальной культуры: они были ассимилированы потоками европейской иммиграции.
Сопротивление индейцев испанскому завоеванию было особенно энергичным в районах, примыкавших к Атлантическому побережью, где кочевали воинственные племена группы хэт, пуэльче и другие. Основанный конкистадорами в 1536 г. на западном берегу Рио-де-ла-Платы город Буэнос-Айрес (Пуэрто-Санта-Мария-де-Буэное-Айрес — «Порт богоматери Добрых Ветров») был вскоре разрушен и вновь восстановлен лишь в 1580 г. Поэтому центр испанской колонизации в 1540-х годах переместился к северу, в предгорья Анд, где обитали оседлые племена диагитов, занимавшиеся земледелием. Сюда испанские конкистадоры пришли в 1543 г. из Перу, завоеванного ими десятилетием раньше.
Колонизация земель на территории современной Аргентины характеризовалась решительным преобладанием испанского или, точнее, креольского элемента в формировании культурного облика страны вплоть до XIX в. Испанская культура проникала сюда двумя главными путями: с севера — из Перу — через Жужуй, Сальту, Тукуман; с востока — через Рио-де-ла-Плату и по течению рек Парана и Уругвай. Здесь испанцы основывали города, становившиеся центрами экономической колонизации, распространения языка, европейского образа жизни, католической религии. В 1573 г. в пункте слияния этих двух потоков был основан город Кордова, самый значительный культурный центр Аргентины колониального периода.
Кроме этих двух главных потоков колонизации существовал третий, менее значительный: из Чили через перевалы южных Анд в Куйо, где в середине XVI в. конкистадоры основали города Мендосу и Сан-Хуан.
Многочисленные, но мелкие города, возникшие на путях испанской колонизации, в течение долгого времени — вплоть до середины XVIII в. — влачили жалкое существование. «Провинции Ла-Платы, — пишет М. Мёрнер, — представляли собой район второстепенный, находившийся в полном небрежении, особенно в отношении экономическом. Центры белого населения, маленькие и разбросанные, были почти полностью изолированы друг от друга; вся территория к югу от линии, соединяющей Буэнос-Айрес и Мендосу, все то, что теперь является Уругваем, а также Гран-Чако, в то время представлявший серьезное препятствие для сообщений, оставались вне процесса белой колонизации, и такое положение сохранялось еще в течение долгого времени»{185}.
Жесткая регламентация отношений Испанской Америки с метрополией запрещала какую-либо торговлю в портах Атлантического побережья. Европейские товары должны были доставляться на Ла-Плату из Панамского порта Портобельо через перуанские порты Пайту, Лиму и далее через Потоси. Когда товары достигали поселений на Ла-Плате, их цена увеличивалась на 800–1000 % по сравнению с первоначальной. Об этом сообщалось в донесении губернатора Ла-Платы, датированном 1599 г.{186} Города ла-платских провинций «были обречены на долгое время быть крайними тыловыми бастионами огромного вице-королевства Перу, а также служить для охраны торговли империи и границ с владениями Португалии. Лишенные возможности развертывать хозяйственную деятельность, обитатели Санта-Фе и Буэнос-Айреса должны были жить в глубокой изоляции, жертвуя своими интересами во имя законов и интересов метрополии. Это обстоятельство наложило особый отпечаток на процесс исторического развития»{187}.
Хозяйственная структура ла-платских провинций в XVI–XVII вв. была весьма несложной: примитивное скотоводство на побережье, феодальное земледелие во внутренних районах, которое велось на основе эксплуатации покоренного индейского населения, чрезвычайно слабые внутренние торговые связи между удаленными друг от друга городками. Внешнеторговые связи поддерживались посредством контрабанды, которой активно занималось население Буэнос-Айреса, несмотря на жестокое преследование со стороны властей.
В первые века конкисты и колонизации культурная жизнь на Ла-Плате была весьма отсталой. Низкий уровень образования прибывших в колонию людей, трудности жизни в Новом Свете, отсутствие крупных населенных пунктов замедляли процесс культурного развития. Первые шаги на творческом поприще были сделаны людьми, принадлежавшими к духовенству. Так, первой исторической хроникой в Ла-Плате считают рифмованные повествования монаха-солдата Луиса де Миранды де Вильяфаньи, рассказывающие об основании Буэнос-Айреса и походах конкистадора Мартинеса де Иралы в Парагвай. Вторым произведением, относящимся также к чисто испанской литературной традиции, являются «Комментарии об Альваре Нуньесе Кабеса де Вака», написанные секретарем губернаторства Перо Эрнандесом и опубликованные в Вальядолиде (Испания) в 1555 г.
С началом колонизации ла-платских земель здесь появляются образованные люди, как правило духовного звания. Они записывают свои наблюдения относительно географии, животного и растительного мира. Благодаря их трудам европейские современники познакомились с названиями новых стран, их климатом, реками, землями, получили некоторые сведения о растительном и животном мире.
