Глава 6

ДВА ПЛАЦДАРМА НЕЗАВИСИМОСТИ

ЮЖНОЙ АМЕРИКИ

История распорядилась так, что к концу XVIII в. наиболее интенсивно стали развиваться два южноамериканских владения испанской короны, которые тогда уже привыкли считать «глухими углами» колониальной империи, — генерал-капитанство Венесуэла и вице-королевство Ла-Плата. В первые века после конкисты в метрополии на эти земли обращали мало внимания: здесь не было ни обильных россыпей золота и драгоценных камней, ни серебряных гор, пи месторождений ртути, ни многочисленного и миролюбивого индейского населения, которое можно было бы эксплуатировать. В XVIII же веке с развитием оживленных морских торговых отношений с Европой в городах Атлантического побережья незаметно, но очень быстро начинают набирать вес, влияние и силу самые передовые социальные слои той эпохи — торговцы, владельцы мануфактур, ремесленники. В этих владениях Испании процветают новые отрасли хозяйства, развиваются новые формы социально-экономических отношений, гораздо более отвечавшие велениям нового времени, чем те, которые порождались рабским трудом на приходивших в запустение рудниках Перу, Новой Испании и Новой Гранады.

Когда в 1499–1500 гг. испанский мореплаватель Алонсо де Охеда совершал плавание вдоль северо-восточного побережья Южной Америки, то у полуострова Парагуана испанцы увидели над водой большой поселок свайных хижин. Обширный залив к западу от полуострова был назван ими Венесуэла, что по-испански значит «Маленькая Венеция»; это название позднее распространилось на весь южный берег Карибского моря между полуостровами Пария и Гуахира, а потом и на всю страну.

В 1520 г. конкистадор С. де Окампо основал первое на Южноамериканском материке поселение, названное им Нуэва-Толедо и которое с 1569 г. и до наших дней называется Кумана. Затем был основан Коро и другие поселения, откуда испанцы начали продвижение в глубь страны.

Но испанцы не встретили здесь ничего, подобного тому, что обнаружили Кортес в Мексике и Писарро в Перу, — ни государств с развитой организацией и культурой вроде государств ацтеков и инков, ни изобиловавших сокровищами городов. Здесь издавна обитали многочисленные индейские племена — араваки, карибы, гуахиро, тимоте, куйска и другие, занимавшиеся охотой, рыболовством, порой примитивным земледелием.

Что касается драгоценных металлов, то и в этом ожидания пришельцев не оправдались. Правда, конкистадоры, в лихорадочных поисках золота продвигавшиеся вверх по течению рек, спустя несколько лет обнаружили места, где в речном песке содержался этот драгоценный металл, и пытались разрабатывать их, но золота оказалось мало, и это занятие скоро забросили.

Процесс испанской колонизации Венесуэлы, развивавшийся в общем подобно тому, как это происходило и в других районах Америки, был прерван в 1528 г., когда император Карл V заложил большую часть территории страны немецкому банкирскому дому Вельзеров, получив взамен средства, необходимые для покрытия долгов. Посланные Вельзерами в Венесуэлу Генрих Альфингер, Георг Шпейер, Николас Федермапн и другие немецкие авантюристы оставили мрачный след в ранней истории страны беспощадной жестокостью в обращении с индейцами и безуспешными поисками легендарных богатых городов Мета и Омагуа, будто бы существовавших во внутренних областях.

В 1556 г. права Вельзеров «открывать, завоевывать и населять» новые земли были аннулированы, и колонизация страны продолжалась снова испанцами. Одной из главных причин, обусловивших сравнительную вялость испанской колонизации Венесуэлы, было, несомненно, отсутствие золота. Однако земли этой страны оказались удивительно подходящими для возделывания таких ценнейших культур, как сахарный тростник, табак и особенно какао, а местная саванна с ее сочными травами давала огромные возможности для разведения скота.

Крупнейший венесуэльский просветитель Андрес Бельо (1781–1865) писал: «Вначале Венесуэла не имела тех качеств, которые делали привлекательными для испанцев другие страны Американского континента. Рудники не влекли испанские флоты и галеоны к ее портам, плоды ее земли стали известны в метрополии много позже. Но едва лишь ее сельское хозяйство стало развиваться, плоды примитивного земледелия завоевали рынки. Правда и то, что Испания мало обращала внимания на те свои владения, которые не обладали драгоценными металлами, и Венесуэла с одним своим какао должна была мало значить в системе торговли Нового Света; все внимание испанского правительства занимали Мексика и Перу, они же поглощали все товары испанского производства… В течение многих лет Испания получала каракасское какао из других стран… не дававших метрополии самой прямо получать драгоценные плоды долин Венесуэлы»^{158}.

Итак, на протяжении двух первых веков (XVI–XVII) колониального периода своей истории Венесуэла была одним из самых «медвежьих углов» обширной колониальной империи Испании. Это прямо отражалось и на состоянии культурной жизни Венесуэлы. В то время как в Мехико, Лиме, Санто-Доминго уже существовали университеты, возникали оригинальные литературные произведения, формировались яркие школы в изобразительном искусстве, вся образованность в Венесуэле замыкалась в стенах немногочисленных монастырей францисканцев и доминиканцев, в иезуитских миссиях. Первые попытки учреждения в стране начального образования, о которых сохранились упоминания в исторических источниках, также были сделаны католическим духовенством. Так, известно, что в 1600 г. в Трухильо имелась начальная школа, где учителем был маэстро Хуан Ортис Гобантес; школа была учреждена усилиями епископа города Коро Педро де Агреги^{159}.

Большой редкостью в Венесуэле XVI–XVII вв. были книги, особенно светского содержания. Дозволялся ввоз катехизисов, библий, молитвенников, литургических наставлений. Что же касается светской литературы, то, как и в других владениях короны, еще установлением 1534 г. строжайше запрещался ввоз в колонии «романов, в которых речь идет о вещах непотребных и историях вымышленных». Королевский указ 1585 г. специально требовал присутствия при досмотре кораблей доверенных лиц епископов и архиепископов, дабы установить, не провозятся ли запрещенные книги.

С развитием абсолютизма правительство метрополии по-новому стало оценивать возможности сельского хозяйства в колониях, видя в его успехах прямую выгоду для испанской короны.

Все эти новые веяния в колониальной политике Испании оказали значительное влияние на развитие Венесуэлы в XVIII в., когда из разряда заштатной колонии она с учетом богатых возможностей ее хозяйства постепенно выдвигается на первый план.

Многие венесуэльские историки справедливо считают рубежом этого перехода Венесуэлы в новое качество начало деятельности так называемой Гипускоанской компании.

Эта компания была создана в 1728 г. испанским правительством для монопольной торговли с Венесуэлой и просуществовала до 1785 г. Она была финансирована в основном купцами-басками из испанской провинции Гипускоа (откуда и пошло ее название), акционерами компании были король Испании и некоторые из богатейших землевладельцев Каракаса. Гипускоанской компании были даны исключительные привилегии, взамен чего значительная доля прибылей отчислялась короне; кроме того, корабли компании обязаны были вести борьбу с голландскими контрабандистами, хозяйничавшими в то время у венесуэльских берегов.

Помимо общего оживления торговли, Гипускоанская компания способствовала дальнейшему развитию Венесуэлы. В стране начали широко возделываться хлопок, индиго и некоторые другие прибыльные в то время культуры. А. Бельо подчеркивал, что деятельность компании оживила и укрепила связи Венесуэлы с американскими колониями Испании — Мексикой, Кубой, Пуэрто-Рико и другими. Развивалась торговля и с европейскими странами. «Европа впервые узнала, — писал А. Бельо, — что Венесуэла — это не только какао, когда стали прибывать корабли компании, груженные табаком, индиго, кожами, бальзамами и другими удивительными товарами, которые эта страна предлагала промышленности, медицине и удовольствиям Старого Света»^{160}.