В основе деятельности первого поколения национальной кубинской интеллигенции были «интересы Кубы, будущее Кубы, думы Кубы… Для блага Кубы, а не Испании выступали они за экономические, социальные и политические реформы и научные новшества, за распространение на Кубе наиболее современных течений философской мысли, за включение в университетские планы таких новых наук, как экспериментальная физика, химия, ботаника, агрономия, которые мало интересовали испанского Купца на Кубе, но были необходимы кубинским землевладельцам, желавшим больше получить от земли»{134}.
Свидетельством оживления социальной и культурной жизни на Кубе было возникновение ряда просветительно-культурных обществ, содействовавших развитию научных исследований и культурного прогресса. В начале 1790-х годов были основаны Королевское патриотическое и экономическое общество, Королевский совет по вопросам сельского хозяйства, промышленности и торговли, Экономическое общество друзей страны. С деятельностью этих обществ связано и появление на Кубе первой газеты — «Панель периодико», начавшей издаваться еженедельно в 1790 г. под этим названием она просуществовала до 1804 г., а затем стала называться «Ависо». В 1800–1802 гг. в Гаване издавалась и другая газета «Реганьон де ла Абана»{135}.
Немаловажным итогом общественной и культурной деятельности молодой кубинской интеллигенции уже в конце XVIII — начале XIX в. было оформление политического течения, получившего название «реформизм» и выдвигавшего требования свободы торговли и даже превращения Кубы из колонии в автономную провинцию Испании{136}.
Приближение грядущих перемен чувствовалось и в, огромном вице-королевстве Перу. Это богатейшее из владений испанской короны в Америке занимало обширные территории Южной Америки, исключая Бразилию и земли на северо-восточном побережье материка. Лишь в XVIII в. в связи с развитием хозяйства и усложнением управления, а прежде всего для усовершенствования механизма ограбления колоний на территории Перу были образованы новые административные единицы: в 1718 г. — вице-королевство Новая Гранада (приблизительно в границах современных республик Эквадор, Колумбия и Па нама), а в 1776 г. — вице-королевство Ла-Плата (в границах современных Аргентины, Боливии, Парагвая и Уругвая). Но и в урезанном виде вице-королевство Перу со столицей Лима — «городом королей» — оставалось основным центром испанского владычества в Южной Америке, одним из главных источников богатств испанской короны..
Сообщение Перу с метрополией было более сложным, чем других американских владений короны. В Испанской Америке существовало два главных порта для отправки в Испанию огромных караванов судов, груженных драгоценными товарами, — Веракрус в Новой Испании и Картахена-де-лас-Индиас в Новой Гранаде. И все сообщение испанских владений в Америке с метрополией шло через них. По получении известия о прибытии кораблей в крупнейшем перуанском порту-крепости Кальяо немедленно начинали готовить в путь особую Тихоокеанскую (или Перуанскую) флотилию с грузами для метрополии, прежде всего с серебром, драгоценными камнями, шерстью, винами. Затем Тихоокеанская флотилия совершала путь на север до Панамы, там перуанские товары следовали коротким сухопутным путем через Панамский перешеек до порта Порто-Бельо на Атлантическом побережье, куда тем временем прибывала флотилия из Картахены. Отсюда груженные богатствами колоний испанские суда направлялись в Гавану, которая выполняла роль крупнейшей военно-морской базы американских владений короны. Здесь флотилия из Картахены соединялась с флотилией, прибывающей из Веракруса с товарами Новой Испании. Затем, совершив необходимый ремонт и приготовления для перехода через океан, огромный караван, иногда из нескольких сот торговых судов, в сопровождении сильной эскадры боевых кораблей следовал в Испанию, завершая свой путь либо в Кадисе, либо в Санлукар-де-Баррамеде.
Тихоокеанская же флотилия возвращалась из Панамы в Кальяо с тем, что посылала в Перу метрополия, — с новыми чиновниками, колонистами, офицерами и солдатами, которые периодически сменялись в колониях, с товарами, произведенными на испанских мануфактурах, и ограниченным количеством литературы, которая дозволялась к ввозу в американские вице-королевства. Этот груз подвергался особенно тщательному досмотру на всех таможнях, существовавших на этом сложном пути, особенно в Картахене-де-лас-Индиас, где находился трибунал инквизиции.
Однако и в Перу проникали идеи европейского Просвещения. Когда в 1781 г. в Лиме чествовали вице-короля Хауреги, празднество это сопровождалось, как и полагалось, пышными церемониями. В ходе церемонии вице-королю был поднесен обязательный для такого случая приветственный адрес от верноподданных испанской короне перуанцев, составление которого именитые граждане Лимы поручили видному чиновнику местной администрации Хосе Бакихано-и-Карильо. Чтобы увековечить знаменательное событие, тут же, в Лиме, отпечатали некоторое количество экземпляров приветственного адреса. Новый вице-король, прочтя адрес, был неприятно удивлен его содержанием, поскольку Бакихано совершенно очевидно обнаружил хорошее знание сочинений, строжайше запрещенных инквизицией и специальными королевскими указами, в том числе Мармонтеля, Монтескьё, Рейналя, Макиавелли, энциклопедистов. Автор получил от вице-короля суровый выговор, его принудили публично покаяться, а экземпляры приветственного адреса послали в метрополию, где они были сожжены по специальному решению суда{137}.
Сравнительную мягкость такого наказания можно объяснить лишь тем, что прискорбный для испанских властей случай с Бакихано выглядел слишком незначительным по сравнению с событиями, в эти годы потрясшими самые устои испанского владычества в Перу, — с мощным индейским восстанием под руководством Тупака Амару (1780–1783 гг.){138}.
Среди обширных колониальных владений испанской короны в Америке Перу — даже спустя почти три столетия после завоевания — оставалось одним из самых «индейских». К концу XVIII — началу XIX в. индейцы составляли 57, а метисы 29 % общей численности населения вице-королевства{139}. При этом социально-экономическая единица перуанского общества — айлью (индейская община) — не была разрушена испанцами в процессе завоевания страны. И дело вовсе не в том, что конкистадоры проявляли в ходе завоевания Перу меньше жестокости, чем в других американских землях, или индейцы подвергались здесь меньшей эксплуатации. Завоеватели смогли достаточно быстро оценить те немалые выгоды, которые сулила им эксплуатация индейской общины в том виде, как она сложилась еще до конкисты в государстве Тауантинсуйу. Как отмечает советский исследователь И. К. Самаркина, «высокий уровень развития общинной организации позволил испанцам без коренной экономической перестройки создать (в вице-королевстве Перу. — В. С.) колониальную систему. На первом этапе освоения покоренного мира конкистадоры стремились сохранить и социальную стратификацию Тауантинсуйу. Осуществляя колониальную политику руками традиционных правителей… испанцы могли рассчитывать на быстрое утверждение своей власти. Наконец, общинная система позволяла наладить фискальную службу в колонии. Все это нашло отражение в своде «Законов Индии» и составило теоретическую основу политики короны»{140}. Сохранив индейскую общину, испанские завоеватели сохранили и привилегированное положение в колониальном обществе индейской племенной знати. Корона возложила на касиков весьма важную функцию в системе колониального ограбления индейцев — сбор подушной подати, так называемого «трибуто». В вознаграждение касики получили целый ряд сословных привилегий, выделявших их из индейской массы: право ношения холодного оружия, право ездить верхом, право носить испанскую дворянскую приставку к имени — «дон», право одеваться по-европейски, за ними закреплялись земельные владения и скот с правом их наследования, они освобождались от подушной подати. Так, сохранив и упрочив положение индейской знати, испанская корона создала себе социальную опору в среде коренного населения Перу, что облегчало жесточайшую эксплуатацию широких масс индейцев в сельском хозяйстве, в примитивных мастерских-обрахе, в рудниках по добыче серебра и ртути, где труд был особенно тяжким.
