А ведь, повторим, в эпоху открытия Америки Испания вовсе не была в числе отстающих стран Европы, тогда — на рубеже XV–XVI вв. — во многих районах Испании, и прежде всего в городах восточного побережья, процветало очень развитое по тому времени ремесленное производство в форме рассеянной и даже централизованной мануфактуры. В этом отношении города Каталонии вряд ли уступали городам итальянских провинций Ломбардии и Тосканы, превосходившим по уровню экономического развития все страны тогдашней Западной Европы. Развитие мануфактур в Испании конца XV в., носителей нового способа производства, означало развитие в недрах феодального строя прогрессивных капиталистических элементов; только укрепляя и развивая мануфактуры, Испания могла бы идти в ногу с передовыми странами Европы.
Открытие Америки и хлынувшие в Испанию потоки сказочных богатств оказали разрушительное воздействие на экономику складывавшегося на Пиренейском полуострове единого государства, это оказалось не под силу и зарождавшемуся здесь классу буржуазии. Используя свое положение в обществе, феодалы захватывали львиную долю добычи при распределении награбленных в американских землях богатств. Обогащение верхушки испанского феодального класса значительно усилило его позиции в обществе. Но испанская знать использовала американское золото для консервации феодальных отношений, для сохранения и укрепления своих средневековых привилегий. По словам К. Маркса, «в Испании аристократия приходила в упадок, сохраняя свои худшие привилегии»{124}, и, сама приходя в упадок, погубила зачатки испанской капиталистической промышленности. Так что уже «после правления Карла I (т. е. во второй половине XVI в.—В. С.) политический и социальный упадок Испании обнаруживал все симптомы позорного и продолжительного разложения, напоминающие худшие времена Турецкой империи…»{125}
Вступление на испанский трон в начале XVIII в. династии Бурбонов сблизило Испанию с самой могущественной тогда державой Западной Европы — Францией, где уже был проведен ряд реформ в духе «кольбертизма», способствовавших развитию капиталистического уклада в торговле и промышленности, проведению более рациональной колониальной политики. В XVIII в. под этим влиянием в Испании начинается медленный, но неуклонный экономический подъем. В стране при поддержке правительства восстанавливаются старые и возникают новые мануфактуры, часть которых («королевские мануфактуры») принадлежала короне. Постепенно увеличивается производство в сельском хозяйстве, оживляется торговля. Страна вступает в мануфактурную стадию капиталистического развития.
В этих изменившихся условиях американские колониальные владения перестают быть для испанской короны только источником золота, серебра, да еще небольшого количества дорогостоящих «колониальных товаров» — теперь в колониях видят прежде всего рынок сбыта для товаров развивавшейся испанской промышленности.
Происходившие в Испании важные перемены были предметом пристального внимания мыслящей части колониального общества — в Новой Испании, в Перу, в Новой Гранаде, на Кубе. Особенный интерес возбуждали развивавшиеся в Европе, в частности в самой Испании, новые идеи, направленные против гегемонии церкви и засилья схоластических догм, а также теории экономистов, искавших новые пути развития промышленности и торговли. Это стремление к новому в интеллектуальной жизни испанских колоний в Америке имело под собой вполне материальную основу. Колониальный режим, с его многочисленными запретами и ограничениями, тормозил развитие испанских колоний в Новом Свете, где уже появлялись ростки новых социально-экономических отношений, начинала развиваться промышленность, оживлялась торговля. Укрепление и распространение форм феодальной эксплуатации препятствовало деятельности рудников, мануфактур, мастерских, нуждавшихся в рабочей силе. Постоянная дискриминация и политическое бесправие возбуждали растущее недовольство уже определявшего, по существу, экономическую и социальную жизнь в колониях креольского населения: мелких и средних землевладельцев, предпринимателей — хозяев мануфактур, людей свободных профессий, интеллигенции, купцов, а также метисированного населения — городской бедноты и крестьян. Недовольна была и креольская помещичья элита, стремившаяся занять более высокое положение в обществе. Медленно нараставший кризис социально-экономической структуры в американских колониях неизбежно находил выражение в сфере духовной жизни, различные формы которой, складываясь в обстановке усиления протеста против королевской Испании, уже не были подражанием испанским образцам, а носили самостоятельный характер.
Новые явления в политике метрополии прежде всего стали ощущаться в вице-королевстве Новая Испания. Новая Испания была той частью колониальной империи, с которой метрополия поддерживала самые оживленные сношения — как в силу того, что это была, пожалуй, наиболее интенсивно эксплуатируемая среди крупных американских колоний, так и в силу ее относительной географической близости. Кроме того, Новая Испания была перевалочным пунктом для ценных товаров, поступавших в Испанию с Филиппин.
Поэтому неудивительно, что великие исторические перемены, происходившие в Европе XVIII столетия — промышленная революция, «Век Просвещения» в развитии общественной, научной, экономической мысли и т. д., — очень скоро в той или иной мере и форме отразились в культурной жизни новоиспанского общества.
Самым важным явлением стало возникновение в передовой части этого общества серьезного идеологического движения, связанного с европейским Просвещением. В кругах интеллигенции и в учебных заведениях это выразилось прежде всего в активном наступлении на схоластическую систему преподавания и в пропаганде научных идей Декарта, Ньютона, Лейбница, французских энциклопедистов и других великих мыслителей XVIII в. Внимательно изучались в Новой Испании Вольтер с его теорией постоянного прогресса человеческого общества, Дидро, разоблачивший вымысел о божественном происхождении королевской власти, Руссо, провозгласивший право народов на восстание против угнетателей. Несомненное влияние идей великих просветителей испытал Хуан Бенито Диас де Гамарра (1745–1783), опубликовавший в 1774 г. труд «Элементы современной философии», а в 1781 г. — «Заблуждения человеческого разума», в которых он открыто бичевал схоластику и развивал прогрессивные идеи. С преподавательской кафедры Гамарра пропагандировал Лейбница и Декарта, за что предстал перед трибуналом инквизиции{126}. Однако преследования не могли остановить распространение передовой идеологии XVIII в., которая, в сущности, постепенно подрывала устои испанского колониального гнета. Знаменателен тот факт, что в начале 1790-х годов учащиеся одной из духовных семинарий в Мехико организовали кружок, участники которого изучали современную французскую философию. Стремление познать новые идеи проникло в различные слои общества. Так, купец и землевладелец Эстебан де Эндерика был знаком с французской «Энциклопедией», читал «Общественный договор» и «Элоизу» Руссо, сочинения Вольтера{127}.
Характерной чертой идеологической борьбы в Новой Испании в XVIII в., по замечанию советского исследователя В. Н. Кутейщиковой, было ее развитие в лоне католической церкви, поскольку в силу изложенных выше особенностей культурной жизни в колонии именно священники и монахи и представляли по преимуществу интеллектуальную элиту. Именно представители духовенства — и «черного» и «белого» — зачастую имели больше возможностей знакомиться с новыми книгами, теми или иными путями поступавшими из Европы. И протест против католической схоластики зарождается прежде всего в этой среде. Поэтому «новые, по сути материалистические, принципы выступают в религиозном облачении; мыслители, не порывая с церковью, пытаются примирить стремление к трезвому познанию действительности с верой в божественное откровение. Под знаменем католицизма развертывается борьба за освобождение от обветшалых религиозных догм, оказывающая влияние на все области духовной жизни, — борьба за самоутверждение Мексики и в конечном счете за независимость страны»{128}.
