Литмир - Электронная Библиотека

Лю плюнул им в лица.

– На ломти… – недовольно зевнул есаул, достал фляжку с коньяком и сделал глоток.

Братьев покромсали.

Ядерные китайские бластеры работали чисто – ни капли крови на полу, резаные части обугливались под режущими лучами тут же. Вытяжка, работающая в вагоне № 21 на полную мощь, удаляла горький дым.

Следующей из клетки выволокли очень полную женщину. Она так вопила и хваталась за других задержанных, что понадобилось три крюка. Алтайка. Хозяйка горной гостиницы.

– Кто жил у тебя во время войны?

– Крестьяне мои! У них дома все посгорали, авианалёт казахский, всех приютила, всех спасла, всех кормила, всех молоком своим, как мать, вспоила, а теперь терплю за доброту свою!

Но едва её грузное, мучнистое тело стали поднимать на дыбу, она завопила другое:

– ПВО! Казахи!! Муж сбежал! Сыночка в жаяу эскер забрали, потом якуты пришли, штабные, штаб, штаб, шта-а-а-аб!! эве корганиси, номер двенадцать, я не виновата!

– Имена штабных! Память! Лица!

Память у толстухи оказалась прекрасной. Лю надел ей на голову голограмму, и все лица казахских военных возникли, со званиями, био-сомой, кустами. 12, 26, 35 имён.

– Осиное гнездо! – заключил довольный Лю.

– Куда её? – спросил Гузь.

– За правду – свобода.

– Побегай от волков, пухлая!

Открылся квадрат с заснеженным железнодорожным полотном, уходящим в зимний невысокий лес. Женщину толкнули в проём, но белый, красивый, гладкокожий зад её застрял. Он оказался больше квадратной двери.

– Нефритовая жопа! – усмехнулся Лю.

– Марадона! – скомандовал есаул.

Удар. Полное белое тело закувыркалось на рельсах.

Следующим вытянули старика-алтайца.

– Где твой сын, полковник ВДВ, дезертир и предатель?

Старик бормотал непонятное.

– Где он прячется?

Старый тряс головой по-козлиному и что-то блеял. На дыбе он тут же потерял сознание.

– Вколите ему йоку женчан! – приказал Лю.

Вкололи весёлую правду. С вывернутыми, порванными плечами, худой как жердь старикан вдруг вскочил и расхохотался.

– Сел медведь-медведь на лося-лося, да и поехал к волку-волку на свадебку-свадебку, чтобы от пуза-пуза натрескаться барсучьего сала-сала-сала, – заговорил он громко, нараспев по-алтайски. – А умный волк-волк сальце-то припрятал в тайном местечке-местечке, в дупле-дупле у совы-совы, сова-сова сидит-сидит, на всех глядит-глядит, улетать не хочет-хочет!

– Что мешает сове улететь? – спросил Лю.

– Яйцо-яйцо! – расхохотался дед.

– Ченсе ку[7], – расшифровал Лю и тут же скинул своим инфу.

Деда рассекли.

Крюк в раколовке зацепил длинноволосого парня.

– Я сам пойду, не надо, – спокойно произнёс он.

Вылез из клетки, встал перед дознавателями.

– Ты поэт-вредитель, – глянул Гузь его протокольную голограмму.

– И горжусь этим, – с достоинством ответил парень.

– Пацифист?

– И горжусь этим.

– Дезертир?

– И горжусь этим.

– Сопротивленец?

– И горжусь этим.

– Что писал?

Парень тряхнул волосами и задекламировал:

Озадачили меня

Военкомы из района:

– Потроха на толь менять,

Мозг – на прелую солому.

И не вякай поперёк,

Одного тебя не хватит,

Колотухин заберёт

На муку сестёр и братьев.

Гузь и Лю переглянулись.

– Сообщники есть? – спросил Лю.

– У поэта не бывает сообщников. Поэт всегда один в этом мире! – гордо ответил парень.

– Герой-одиночка, значит? Это хорошо! – заключил Гузь и вдруг выпустил газы. – Во бля… пердение – золото. Слыхал поговорку, поэт?

Парень молчал.

– Героев уважаем, – продолжил Гузь. – Войны на героях держатся. Ты, Анзор Семёнов, от резака не помрёшь.

Есаул выхватил из кобуры кольт и профессионально выстрелил парню в лоб. Сверкнули бластеры, ещё агонизирующее тело поэта с треском развалилось на дымящиеся куски.

– На поэте хорошо покатим! Следующий!

Крюк завис над девочкой лет двенадцати, но она сама схватилась за него. Её вытащили, поставили перед следователями. Её голопротокол свидетельствовал: дочь расстрелянного врага народа атаманши Матрёны Пехтеревой, имеет брата.

– Где брат?

– Нигдя, – спокойно ответила девочка.

– Ты дебилка?

– Я не иебил, – ответила девочка, глядя ему в глаза.

– Повторяю: где брат скрывается?

– Нигдя.

Голограмма засветила семейное пустое пятно.

– И на хуя её задержали? – спросил Гузь Лю. – Там пусто.

– Инструкция.

Гузь мрачно посмотрел на девочку. Она была прелестной – старше своих лет, с оформившейся грудью, голубоглазая, с двумя русыми косичками и привлекательным лицом. На щеке её был свежий шрам.

– Как звать? – спросил Гузь.

– Аля, – повторила она, неотрывно глядя ему в глаза.

– Тебя уже ебали, Аля?

– Я не проёбано.

– Это хорошо! Что тебе, Аля, разорвать – пизду или жопу?

Девочка смотрела спокойно:

– Я лучша отсасо тебя.

– Отсосать? А ты умеешь?

– Умео.

– Умео? Хао! – рассмеялся есаул, расстёгивая ширинку. – На колени, Алька!

Девочка опустилась перед ним на колени.

– Руку сюда давай.

Она протянула ему руку, он взял бластер, включил. Бело-голубой луч загудел над русой головкой девочки.

– Если одним зубком заденешь моего юла брин-нера – отрежу руку! – предупредил Гузь.

Другой рукой девочка взяла и направила в рот его напрягшийся член. Голова её ритмично задвигалась. Мужественное лицо Гузя не изменилось. Облизав верхнюю тубу, он перевёл взгляд своих белёсых глаз на Лю:

– Дети войны, а?

– Их много, – серьёзно кивнул Лю.

Девочка делала своё дело с толком. Щёки есаула заалели, рот раскрылся. Он чаще задышал. Обтянутый пятнистыми, серо-чёрно-зелёными штанами зад его ритмично задвигался, луч бластера задрожал.

Команда дознавателей СБ ДР спокойно ждала своего командира.

– О, да, да, да, ебёна ма-а-а-ать! – прорычал есаул, выпуская детскую руку, и замер.

Девочка застыла, глотая сперму есаула и шумно дыша носом. Затем медленно, с чмоком выпустила фаллос изо рта. Выдохнула, облизала свои покрасневшие губы и жадно задышала.

Есаул Гузь выключил бластер.

– Аля… – повторил он, убирая член и застёгиваясь.

Стоя перед ним на коленях, девочка подняла на него свои голубые глаза.

– Ты хорошо сосёшь. Кто научил?

– Никото.

– Самоучка, бля? – хохотнул раскрасневшийся есаул. – Что с тобой делать, дочь врагини народа?

– Отпуск, уходо, – попросила она.

Гузь вздохнул, глянул в невозмутимые чёрные щёлки глаз капитана Лю.

– Ты же знаешь, Аля, служба безопасности никого из арестованных врагов просто так не отпускает. И их родственников – тоже.

– Знаён.

Есаул задумался ненадолго.

– А ты в Бога веришь?

– Бого уверо. Мамо веро. Науч.

– Тебя науч?

– Науч.

– Хао. Покажи мне, атеисту, где ваш Бог живёт. Девочка наморщила красивые чёрные брови.

– Ну, живо! Где Бог?

Она подняла палец кверху:

– Там Бого.

– Живёт?

– Живот Бого.

– Закрой глаза, когда говоришь о Боге.

Она закрыла глаза. Есаул нажал кнопку активации бластера и молниеносным, точным движением отсёк ей указательный палец.

Девочка дёрнулась головой и плечами. И посмотрела на свою руку.

– Ну вот… – Гузь поднял обрубок палец с пола, понюхал обуглившийся срез.

И швырнул палец в контейнер.

– Это, Аля, на память о встрече. Тебе и нам.

Девочка молча смотрела на обрубок своего пальца. Покрывшийся запёкшейся плотью, он слабо дымился.

– Ты чего, боли не чувствуешь, дебилка?

3
{"b":"884578","o":1}