Он лежал на спине. Масляный мой огонёк светил золотисто, скрашивая и жалея истинный, страшный цвет его лица... Веки были опущены и бумажно тонки, лиловатые разводы на скулах словно стекали по ним - и его рука словно терялась в стороне...
Чума?!
Помню, он стал удаляться, отплывать от меня.
"Стой! - приказал я себе. - Такой чумы не бывает!"
Я подошел и, присмотревшись к нему, сначала догадался, что он уже не дышит, а потом вспомнил про горьковатый запах.
"Зачем?" - спросил я Демарата.
"Глупый вопрос", - услышал я себе голос, похожий на мысленный голос атланта Сигурда-Омега.
На столике был оставлен пузырёк мутно-голубого стекла. Я встряхнул его, внутри хлюпнуло.
"Выбрось, - услышал я в себе. - Не для тебя".
"Я думал, ты хочешь оставить мне лёгкий путь", - сказал я ему.
"Ты плохо обо мне думаешь, никеец... и всегда плохо думал".
В горле застрял комок.
"Прости..." - Я накрыл ему лицо его любимым солдатским плащом.
Я вышел на улицу и в голос позвал стражников.
Появился римлянин, и я объяснил ему, что требуется префект - и незамедлительно.
Римлянин отступил во тьму, а спустя четверть часа угол улицы осветился, и выплыли четыре факела, отделяя от тьмы аморфную фигуру префекта.
Он не стал задавать вопросов, и я молча провёл его в дом. В комнате стратега на бронзовой треноге горел мой светильник - глиняная черепашка.
- Он отравился. Час назад, - сказал я префекту.
Префект потянул носом и широко осмотрелся, стараясь как бы не замечать меня, потом очень неторопливо приблизился к ложу стратега, издали приподнял край плаща и отступил вбок, пропуская свет.
- Похоже на то, - покивал он головой и мелко шагнул на прежнее место. - Очень плохо. Я бы сказал, хуже некуда.
- Я готов поехать в Равенну, - пожалел я и его.
- Что Равенна... - скривился префект.
- Аттила? - уточнил я.
Префект вздохнул в сторонку.
- Аттила поверит тому, что я скажу, - очень кстати похвалился я своими полномочиями.
Префект посмотрел на меня с интересом.
- Что ты хочешь, посланник? - спросил он.
- Только две просьбы. Первая: похороните его в Риме.
- Имя? Напомни...
- Демарат. Мастер Этолийского Щита. Так и напишите. И довольно...
- Имя отца?
- Антиной.
- Какова вторая просьба?
- Удалить всех соглядатаев. На две ночи.
Префект ждал, и я решил не таиться.
- Вот шкатулка, - показал я ему. - В ней всего двадцать золотых монет. Она должна попасть в руки человеку, который будет жить в Риме через пятнадцать столетий.
Патрицианские морщины на любу префекта густо прорезались.
- Этот город будет еще стоять?! Через пятнадцать веков?!
- Рим будет стоять, - с месмерической властью гарантировал я. - Даю слово...
Префект отвёл взгляд, на что-то посмотрел, потом - еще на что-то и осторожно улыбнулся.
- Твой акцент, посланник, и черты твоего лица заставляют поверить в любое чудо... Но как?
- Чудес не будет. Я хочу замуровать шкатулку в стене Колизея. Колизей будет стоять через пятнадцать веков... Пусть и пустой. Без гладиаторских боёв.
Префект неопределенно кивнул и подумал.
- ...Таким образом, убрать охрану? И вынести тело? Прямо сейчас?
В ответ на второй вопрос я покачал головой, проводил его до ворот и вернулся. Гунны, лишь ворота закрылись, вновь улеглись вокруг багровых углей.
Я еще раз заглянул к Демарату, вдруг, на миг, понадеявшись, что он пошутил... Потом я еще посидел четверть часа в своей комнате. В полной тишине. Затаив дыхание. Но Демарат молчал.
Однажды мне показалось, что по внутреннему дворику пронёсся ветер. Я встал и снова пошел к нему. Ночь во дворе стояла все так же душна и неподвижна.
Ниса сидела рядом со стратегом, на ложе, замерев взглядом на очертаниях головы под плащом.
"Она не пропадёт..." - словно услышал я.
На столике мутно мерцал зловещий пузырёк.
"Спрятать от греха..." Я подкрался к столу, но Ниса услышала мой манёвр.
Она посмотрела на меня, лицо ее было пустым.
- Ты убил его... - Лёгкий ее выдох коснулся моего лица.
- Прости... - тотчас, второпях, обескуражено ответил я, еще не осознав смысла трех слов.
- Ты убил его! - повторила она звонко.
Меня проняло. Я как-то весь вмёрз в душный, горьковатый воздух.
- Ниса...
Она положила красивую обнаженную руку на серый плащ и смяла, стянула его пальцами на груди Демарата.
- Ты убил его! - пронзительно крикнула Ниса.
Плащ сорвался с покойника и комом попал мне в лицо.
Я подхватил его - и тут же получил крепкий удар в скулу, другой - в губы. У Нисы были тяжелые, сильные руки.
Я пытался схватить ее за руки, плащ трещал.
- Ниса!
Свет метнулся - был еще удар по голове, не рукой, а чем-то твёрдым - и я сорвался в бездну.
Потом, когда-то, я очнулся. Глухая боль распирала череп. Я с трудом разомкнул веки. Матовый шар света висел на треноге, лиловый туман плыл по комнате. Демарат был вновь прикрыт плащом, и, увидев его руку, я обругал себя последними словами: я не позаботился о его руке. Так она, в стороне, криво и закоченела. Закоченела раньше, чем вернулась Ниса... Если бы не это...
Нисы не было. Не было и пузырька на столе.
"Все плохо, - согнулся я. - Хуже некуда.
Я встал на колени перед Демаратом.
- Я всех убил, Демарат! - возопил я к нему. - И вот видишь, сам не могу подохнуть. Мне нельзя так...
Ответа не было. Казалось, что Демарат молча улыбается под плащом.
Я потрогал свою голову - на лбу горела целая гора. Я выполз вон и сбросил себя в тёплый после душного дня, тёмный водоём. Утопиться в жидком звёздном крошеве - нет! Нелепость!
Надо было заняться делом. Люди префекта были наготове. Ждали. Тело стратега вынесли по всем правилам, с первыми почестями...
Тогда я вернулся в свой угол, лёг в темноте и забылся.
...Тяжелое жаркое тело теснило меня. Я отстранялся прочь и слышал, что стону...
Ниса, тяжелая и жаркая, теснила меня и обвивала сильными руками, я задыхался, мне не оставалось никакого пространства.
- Прости... прости... это не ты... - шептала она и наваливалась всё тяжелей и жарче. - Мы одни... никого... совсем никого... никого больше... возьми меня, а то я умру... мне страшно.
Из последних сил я высвободил из-под неё руку, думая отстранить...Ниса была нага и нестерпимо горяча.
- Нет! Нет! Я не хочу умирать... забери меня отсюда...
...Я очнулся вновь - когда, не знаю - в необыкновенной, лихорадочной лёгкости. Стены бледнели. Близился рассвет. Ниса спала рядом, но спала как бы одна, положив голову на сгиб локтя. Я осторожно перебрался через нее на пол, накинул на нее тонкую патрицианскую простынку.
"Другой ночи в Риме может больше не быть", - предупредил я себя, нашёл свой кинжал, хватился шкатулки, но она оказалась на месте.
Гунны храпели посреди Рима, вокруг чёрного кострища. Вот было оно - дурное предзнаменование для Вечного Города.
Я вышел на улицу, огляделся и решил поверить префекту. Что еще оставалось?
До Колизея, и впрямь, было рукой подать.
Я побоялся прятать шкатулку на уровне роста и нашёл подходящее местечко в стене - приличную щель - ярусом выше.
Пока я расширял и углублял щель кинжалом, совсем рассвело.
Шкатулка вошла в углубление боком, но на половине застряла. Нервы сдали - я принялся вколачивать ее вглубь рукояткой кинжала. С каждым ударом я всё безобразней сминал изящную вещицу и всё глубже впадал в отчаяние, с каждым ударом всё яснее понимая безнадёжную глупость затеи.
Но дело было сделано - шкатулка была втиснута в щель насильно, и перепрятать ее теперь можно было, лишь взорвав предварительно стену.
Я заткнул щель сверху мелкими камешками, распрямился и сказал себе:
- Финита ля коммедия... Больше ты не нужен никому.
