Я без слов выразил недоумение.
— Итак, Поль... Павел Румянцев арестован? — очень размеренно и совсем равнодушно произнесла она.
Я ответил уклончиво:
— Задержан.
— И ему грозит заключение?
— Ему грозят очень немалые неприятности, — уже с раздражением на самого себя подтвердил я.
— И вам очень интересно узнать, почему меня это не слишком волнует.
Я искренне изумился. Мне и вправду не приходило в голову, что ее «это не слишком волнует».
— Поль часто напоминал мне, что спас мою жизнь... Он очень надеялся, что когда-нибудь... уже скоро... я выйду за него замуж... и ему удастся спокойно жить под чужим именем.
— И вы... — я почувствовал облегчение.
— Я не люблю его, — призналась Анна Всеволодовна полицейскому.
Похоже, она решилась открыть мне самую последнюю семейную тайну.
— Я благодарю вас, сударыня, за искренность, — сказал я и чуть было не раскрыл свою тайну, которую ей и так суждено было вскоре узнать.
Короче говоря, я сдержался, не желая в тот час оказаться для девушки проводником нового потрясения. Затрудняюсь определить, сколь тяжелым бы стало оно.
Обругав себя «идиотом», я спросил Анну Всеволодовну, нет ли у них телефонного аппарата.
— Разумеется, — встрепенулась она. — Невозможно себе и представить, чтобы в доме папы его не оказалось.
Я позвонил в сыск и, не особо секретничая, в полный голос попросил агента незамедлительно начать сбор сведений о всех гражданах Североамериканских Соединенных Штатов, в настоящее время проживающих в Москве.
Пора было уходить. Я узнал, по-видимому, все, что мог, что мне было позволено узнать. Оставался сущий пустяк: найти убийцу.
У меня вертелся в голове еще какой-то важный вопрос, но память вдруг подвела. Поиск американских сыновей Белостаева занял всё мое воображение.
— Скажите, а почему вы оставили пустую рамку на камине? — только и нашелся я спросить напоследок.
Анна Всеволодовна удивилась сначала моему вопросу, а потом — и своей оплошности.
— Привычка... — немного рассеянно ответила она. — Я передала рамку Мирону — это наш лакей, ему уже за восемьдесят лет, — а он... а он вытер ее и по старой привычке поставил на место.
Я предупредил ее, чтобы она ближайшие пару дней по возможности не отлучалась из дому, поскольку могут срочно потребоваться свидетельские показания. На самом же деле я вправду опасался за ее жизнь: хладнокровный, опытный хищник бродил где-то рядом.
Выйдя из дома, я прямо на пороге замер как вкопанный, вспомнив вдруг, о чем же хотел спросить девушку. О «призраке» ее отца, о том, что же она видела в ту ночь перед гибелью своей тетки. Возвращаться не годилось. Еще раз обозвав себя «идиотом», я поехал в сыскное управление.
В Малом Гнездниковском я получил список лиц американского подданства. Мне сразу бросилась в глаза одна фамилия: Дубофф В.В. У меня екнуло сердце... Еще через пару минут я обозвал себя уже «круглым идиотом». Вполне заслуженно: по телефонному номеру гостиницы мне сообщили, что «господин Дубо-ф-ф съехал несколько часов назад». Чего мне еще не давалось, так это брать след вовремя...
Предупредив чиновников из американского посольства о необходимости задержания некоего «Дубоффа В.В.» по подозрению в совершении неких противозаконных действий, я отправился вечером домой в самом скверном настроении.
Спустя примерно час после того, как я зашел в квартиру, швейцар сообщил мне, что какой-то «очень прилично одетый господин» просит меня принять его. Он не представился и не подал своей визитной карточки.
В ту минуту я был весь погружен в размышления и нервными шагами мерил комнату. По инерции я рассудил, что это может быть один из наших негласных агентов или какой-то человек, желающий обратиться в сыскную полицию окольным путем, такое случалось.
Я сказал швейцару, пусть он войдет...
Незнакомец неторопливо поднялся и вошел.
Я успел разглядеть его и весь напружился еще до того, как он представился.
Он был невысок, но широк в кости. Имел широкое светлое лицо с ровными, правильными чертами, чуть выдающиеся скулы. Он снял шляпу, и я увидел, что он блондин.
Он был похож... Ну, разумеется!
— Дубо-ф-ф Всеволод Всеволодович, американский подданный, — деловито, без угрозы представился он, не подавая руки.
Говорил он, разумеется, с тем самым «колыванским» акцентом.
Представился и я в ответ.
Он сделал еще пару шагов навстречу, и я понял, что он не собирается снимать пальто.
— Вы меня разыскиваете, не так ли? — риторически вопросил он.
— Да, мы интересуемся вашей личностью, — подтвердил я, чувствуя легкий озноб.
Если б я мог отвлечься на миг, то обозвал бы себя наконец уже «последним кретином»: я оставил свой «браунинг» в ящике стола, то есть в соседней комнате!
— Вероятно, я мог бы сообщить вам интересную информацию по вашему делу, — произнес нежданный гость. — Гораздо больше того, что уже сообщено в ваших газетах.
— Я вам очень признателен, — сумел улыбнуться я и с этой идиотской улыбкой храбро повернулся к нему спиной. — Я только возьму свой блокнот...
— Стоять на месте! — раздалась за мной негромкая, но очень веская команда. — Пулю получите!
Я вновь повернулся к «гостю» лицом и увидел дуло, метящее мне прямо в лоб, и не просто дуло, а — настоящую пушку.
— Вы двигались по направлению к оружию, не так ли? — уже спокойным голосом спросил Дубофф.
— Блокнот и мой полицейский пистолет находятся в одном направлении, — признал я.
— Вам известно, что это такое? — задал он еще один вопрос, указывая свободной рукой на растолстевший ствол своего револьвера.
Мне было знакомо это коварное изобретение. И тут я решил больше не ломаться перед этим наглецом.
— Известно, — со злостью подтвердил я. — И к тому же мне теперь известно, почему никто не услышал вашего выстрела, произведенного в Перовском, господин Дубофф.
Он коротко кивнул, пристально глядя мне в глаза.
— А кроме того, — с напором добавил я, — вам очень пошли бы усы с бакенбардами. Вы зря их сбрили... Вы остались бы удивительно похожи на своего отца, который, я полагаю, был по своей натуре очень благородным человеком... вельможным, как принято было говорить.
Дубофф улыбнулся, но его револьвер все так же неколебимо целил в меня.
— Теперь вы сядете за этот стол и положите на него руки, — сказал он опять без всякой угрозы, но никаких сомнений у меня не было в том, что он вовсе не шутит и спустит курок, не колеблясь.
Я сел за круглый стол, на котором в тот час не было постелено скатерти. Он пододвинул себе второй стул, сел напротив и осторожно положил револьвер на столешницу, стволом в мою сторону.
— Хотите, господин сыщик, я изложу вам ту версию преступлений, которую вы сейчас держите в своей голове? — проговорил он, наклоняясь вперед.
— Что ж... Мне доставит удовольствие проэкзаменовать ваши телепатические способности, — усмехнулся я.
— Сын, обиженный своим отцом, возвращается из дальней страны с целью овладеть богатым наследством. На его пути встают тетка-опекунша и бывший секретарь отца. Обоим известна какая-то тайна... какая-то информация, раскрытие которой повлечет за собой поражение этого приезжего наследника в правах. Он убивает обоих. Второе убийство оказалось слишком явным. Вышла осечка... Здесь игра слов.
— Понимаю, что игра... — так же усмехнулся я.
— Третья жертва, будущая — юная дочь Белостаева. Преступник станет охотиться за ней, и надо будет устроить ему ловушку. Похоже?
— Больше напоминает романическую фабулу начала прошлого столетия, — оценил я. — Но определенное сходство с официальной версией имеется...
— Так вот, господин полицейский. — Дубофф распрямился за столом и глубоко вздохнул. — Я принес вам, как говорится, «на блюдечке» еще одну версию, собственного сочинения. Полагаю, она должна показаться вам любопытной,.. Позвольте занять у вас полчаса.
Я только презрительно пожал плечами: