И снова стали вспыхивать в памяти: змей в небе — собака — стол в ажурной беседке — колеблемые ветром углы белой кружевной скатерти — большая тарелка с яркой золотой каймой, полная клубники, — и бесчисленные и прекрасные образы, мелькавшие уже совсем неуловимо, — и снова простор, которого Брянов никогда еще в своейжизни не знал… Слезы душили его, он боролся с собой и вдруг вспомнил про черненький диктофон, спрятанный у него в кармане и там мерно тянувший свою тонкую ленточку.

— Александр Сергеевич… Александр Сергеевич, — тихо позвал его старик. — Я даже не мог себе представить, что вас так проймет… Вы многое вспомнили?

— Не знаю… — очнулся Брянов. — Я никогда там не жил… не мог.

Слово, легкое, как тот летний ветерок, шелестящее листвой, вспоминалось ему, напоминало о себе. «Лис… Лист… Лисовое…»

— Я понимаю вас… Позвольте вам показать еще?

«Лисовое»… Где-то онобыло, уже притягивало издалека, будто какой-то волшебный магнит, который чем дальше, тем тянет сильнее.

— Если… — Брянов не разобрался, что это за «если». — Давайте… Давайте сразу все.

Но старичок поостерегся.

Белый пустой прямоугольник приблизился к Брянову, повернулся к нему другой стороной…

Пальмы. Элиза! Ее улыбка! Ее глаза!

У Брянова перехватило дыхание.

— Еще! — задыхаясь, прошипел он.

— Может быть…

— Еще!

Еще один белый прямоугольник. Обратная сторона застывшего, как муха в янтаре, бытия… Он перевернул. Элиза! И с ней тот человек! Улица. Домики, окошки, как в сказках Андерсена. Кто?! Брянов не выдержал. Он просто зарыдал в голос, ничего не зная, ничего больше не желая знать и понимать, не в силах справиться с захлестнувшей его невыносимой тоской. Он плакал, как пьяный, хотя ничуть не пьянел, плакал от страшной обиды, какой не испытывал лет с шести, когда так неудержимо ревел в последний раз. Тогда какой-то мальчишка, старше его, отнял у него во дворе грузовик и убежал…

— Господи Боже мой! — пробормотал напротив него старичок. Брянов больше ничего не хотел слышать и никого не хотел знать, не хотел — уже яростно и отчаянно.

— Брянов, держаться! — раздайся резкий и властный крик. К его щеке кто-то приложил стакан с водой и льдом. Он схватил стакан и стал глотать воду, будто заливая душу, пока не поперхнулся и не закашлял, содрогаясь до одури, до помрачения.

Ему постучали по спине и, подхватив за руки, потянули из-за стола. Он сам рванулся вверх, запрокинул голову и широко раскрыл глаза. Над ним был свежевыбеленный потолок. Таинственный старичок Гладинский неподвижно сидел за столом, как будто весь уменьшившись до размеров гнома… Он с покорством во взгляде смотрел не на Брянова, а в сторону, откуда действовала сила, поднимавшая Брянова, а чуть раньше раздался тот резкий голос.

— Вам уже лучше, Брянов?

Брянов повернул голову: рядом стоял человек в легкой синей куртке нараспашку, сером костюме и синем галстуке.

— Что вы делаете? — проговорил Брянов, чувствуя к нему отчетливую неприязнь.

Учтиво придерживая его, человек улыбнулся, взывая к доверию:

— Ничего страшного, Александр Сергеевич. Просто неадекватная реакция. Тут нечего стыдиться.

— Я позволю себе… — начал было старичок.

— Чуть позже, Петр Евграфович, — отстранил его представитель некой власти. — Вы же видите, нужна передышка.

— Да, да, разумеется, — пробормотал старичок, уничтожаясь на месте.

— Что вы делаете? — громче, злее повторил Брянов.

— Хотите подышать свежим воздухом? Я думаю, сейчас вам это будет очень полезно… — Человек не грубо, но настойчиво потянул Брянова к двери. — Не беспокойтесь. Моя фамилия Павлов. В сущности, все ваши догадки верны. Мы из федеральной безопасности… Произошел довольно необычный случай.

«Официант» уже стоял у двери, приоткрыв ее. Он выглядывал наружу, с профессиональным видом производя «наружное наблюдение».

— Это из вашей области. Вам легко будет понять, — уверял некто «Павлов», пока неторопливо и аккуратно вел Брянова к выходу. — Большое открытие в микробиологии. Информационный вирус. Совершенно безопасный в плане обыкновенных болезней. Принципиально безопасный.

«Официант» вышел наружу первым. За ним, отпустив на миг подопечного, вступил в обыкновенный мир «Павлов», а затем — пустили Брянова.

Он вдохнул осенние запахи, и ему полегчало. Он оперся взглядом на тихую гладь озера, на златочешуйчатый столп, на купол павильона «Космос», и ему полегчало еще больше. Как раз в эту минуту сквозь высокие облака пробилось солнце — и все вокруг стало ярче, веселей и материальнее.

Брянов помнил все — и собаку, и ель, и качавшиеся углы скатерти, — но то теперь улеглось в душе, стало как вода в уютном озере неподалеку — все утихло, кроме одной, последней картины — Элиза и тот.

Казалось, что Элиза стала ему очень близким человеком. Казалось, будто он встретил ее вновь после невообразимо долгой разлуки, такой долгой, что он забыл о ней…

Он встряхнул головой и вперился взглядом в человека, который назвал себя «Павловым».

— Вам лучше?

— Продолжайте, — приказал Брянов.

— Очень хорошо… Кстати, я полагаю, что у вас в диктофоне кончилась пленка.

— Не важно. — Брянову и в самом деле это показалось уже неважным.

— Честно признаюсь, вы мне все больше нравитесь, — с улыбкой сказал «Павлов».

— Черт с вами, — бросил Брянов. — Вы мне сначала докажите, что вы не мерзавцы.

«Павлов» не обиделся:

— Это вопрос обстоятельств… Вирус проникает в клетки мозга, но не повреждает их. Он считывает память… Представляете себе, один этот крохотный шарик может вместить в себя всю память человека. Никакой компьютер…

— Почему я?..

Вирус!

Брянов заметил, что ему легче, хотя слово было выбрано из самых устрашающих слов этого мира.

Вирус!

Зато это было известное, определенное зло — названное по имени. Не демоны, не адское силовое поле, не абстрактный — и потому непобедимый — психотронный дьявол.

— Почему я?

— Минутку, Александр Сергеевич. Существовала лаборатория. Конечно секретная. Память одного человека, очень важного человека, была записана — в виде эксперимента. Потом случилась авария… Скажем так: выброс. Знакомое слово?

— Там были все , кроме меня?

— Мы выбрали вас за ваши профессиональные знания, за сообразительность… и за инициативность.

— Характеристика для вступления в партию.

— И за остроумие…

Брянову захотелось врезать этому «Павлову» по морде. Он подумал, что эта выходка, наверно, сошла бы ему с РУК.

— Я не давал согласия.

— Все гораздо сложнее, Александр Сергеевич. Я полагаю, вы пересмотрите свою позицию, когда будете обладать более полной информацией. Если хотите, можете задать вопрос.

— Почему я?

— Я уже сказал. Серьезный отбор в плане семейных обстоятельств, профессионального опыта. Теперь вопрос вашего «согласия»… Насколько мне известно, вы давали согласие на испытание новых фармакологических средств. За вознаграждение. Так?

Брянов вынужден был признать, что в институте не брезговал таким способом заработка.

— Но вы меня обманули! — стоял он на своем. — Мне никто ни слова не сказал о каком-то вирусе…

— Есть проблемы, — понимающе кивнул «Павлов». — Первая проблема — в значении этого открытия для всего человечества. Уж извините меня за высокие материи. Вторая — в том, что никто не в силах предугадать, какие знания могут вам открыться. Как бы вы поступили с той информацией, которую при желании способны скрыть от нас… Как бы мы в этом случае определили, стала проявляться в вашей памяти инородная информация или нет.

Вирус!

Маленький невидимый демон.

— Ваше молчание — знак, — усмехнулся «Павлов». — Если не согласия, то понимания. Значит, основной вопрос заключается в ком-пен-са-ции…

Рассматривая новую фотографию, Брянов уже многое знал.

Пока — только с чужих слов. Чужая память все еще была полна загадок, как остров сокровищ, истлевшую карту которого дали ему в руки.