Письмо 121.

«милая, а знаешь, что такое интерстициальная эмоция? это значит находится между, между мной и играющей музыкой. но эта песня не играет, а кричит, на самой высокой громкости возможности телефона, а я жестикулирую в такт силой высоких нот.

в момент подобной встречи, один на один с собой, я чувствую внутри себя коробок спичек, одна из которых загорается каждую новую композицию, постепенно сжигая эмоции разной температуры.

бывает ты злишься на расстояние, которое не можешь преодолеть в ту же секунду, как подумаешь о нем. бывает, злишься на вещи, чей угол отдыха на столе выше нужного. а бывает просто злишься оттого, что сильно кого — то любишь. косточки по всему телу вибрируют от желания соприкоснуться с чем — то твёрдым, а внутренний инициатор действий пытается выкинуть наружу свои активные танцы под какой — нибудь эдакий звук, ритмичный и очень ритмичный. но ты так сильно желаешь жить, что готов говорить об этом каждому прохожему улицы.

сжигая последнюю палочку из горючего материала, приходишь к спокойствию — океанская свежесть психеи. тебя раздражают все те же вещи, и ты все ещё любишь кого — то так сильно, но зажигая под музыку спички, сгорает злость, которой не суждено было произойти.»

Этой ночью я не сомкнула глаз, так тщательно разбирая почерк Тима, который прочитать — целая история и вытирая слезы, которые проливным дождем капали с глаз от безупречности каждой буквы. Впервые я видела такую преданность своему выбору. Письма, нумерация которых дошла до 1000 и не собиралась останавливаться, продолжали рождаться, формируя столбы макулатуры. Его текст — отдельная книга жизни, и ясно, как божий день, почему любой зашедший человек, побывавший однажды в гостях у главы деревни, считает дом странным, рука покойной жены действительно ощущается в этом жилище, ведь Тим сам наделил жилище ею.

Когда мой муж уезжал на работу в город, а это он делал раз в неделю, так как остальное время заработка происходило из дома, я продолжала осматривать окрестности, ходить на вершину холма, кричать аффирмации в лесу неподалеку и делать много красивых снимков. После того странного вечера, я вернула все еще немногословному соседу, его мысли, и жизнь пошла обычным своим чередом. Я старалась много читать, тренировать свое тело, придумывать деликатесы для своего супруга, и, конечно, составлять план нового путешествия. Путешествуем мы с Эриком два раза в год, наша маленькая традиция превратилась уже в устоявшейся постулат. В этот раз выбор пал на Эльбрус. Восхождение на Эльбрус — подарок на свадьбу от близких родственников. Наша семья — новички, в области гор, поэтому мы выбрали пеший маршрут от Терскола до обсерватории и на склонах горы Чегет. Подготовка к такому приключения требовала времени — специальная одежда, обувь, походные сумки, гид, билеты на самолет и многое другое. Но дата отъезда уже была назначена — через неделю нас ждали в аэропорту.

Дом. Ключи от дома мы решили вручить ближнему к нам поселению, а именно старушке, которая была щепетильна в делах участка и ответственна в помощи.

— Элизабет, дорогая, благодарю вас за безотказность. Цветы находятся в

гостиной и в спальне, раз в три дня опрыскивать листочки и поливать, а

полив перед домом происходит автоматически, об этом можете не

беспокоиться.

— Как же я могу отказать? Все будет сделано на высшем уровне, Донна. —

проговорила соседка, опустив руку на плечо девушке. — На церемонию

прощания вы не попадаете?

— Что? Какая церемония? — я в недоумении стала допускать самые

неприятные мысли, которые вскоре подтвердились.

— Тим. Держался 25 лет. Врачи говорят, что здоровое сердце попросту

остановилось. По деревне ходят слухи, что тоска была слишком долгой,

вот и сгубила его. Это произошло на одной из экскурсий, вчера.

Церемония прощания состоится завтра утром. — с сожалением произнесла

Элизабет.

— Мы успеем. — лаконично дополнила та, собравшись уже уходить.

— Донна, — остановила ее старушка, — он говорил, что ты единственная,

кому он доверил письма, конечно, никакого распоряжения, что с ними

делать, он не оставил, но, я думаю, он хотел бы, чтобы ты занялась этим

вопросом.

Я молча кивнула и закрыла за собой дверь избушки, в которой неприятные известия доносились до каждого угла. Мои мысли были заняты внезапной кончиной, она не укладывалась в моей голове, а негласное задание его текстов пугало еще больше.

Вернувшись домой и побросав вещи, где придется, я сидела на углу кровати в одном белье, пустота проносилась между глазами, а слова Тима не выходили у меня из головы. Все слова, которые он когда — то доверил мне, слова, которые смотрели на меня с помятых бумаг.

— Они не должны умирать вместе с ним. — произнесла я вслух стенам. — Мы

соберем их в книгу.

Эрик застал меня в спальне, ошарашенный происходящем, не смотря на

свадебное путешествие, которое близилось, сказал:

— Мы возьмем его письма с собой, не все, конечно, но парочку точно,

покажем команде, может, найдется поддержка твоей идеи.

Так мы и сделали.

Прошел год, деревня расцветала новыми жителями, и у каждого из них имелась «Бессмертная любовь». Тираж книг разошелся не только по глуши Гаупна, но и по другим городам страны. Невероятная история мужчины, который так сильно любил, поражала каждого, кто слышал о ней. На последней странице томилось его последнее письмо.

«День нашего знакомства.

я заново влюбился в тебя, был последний день августа, когда птицы планировали отпуск, а солнце готовилось к схватке с грядущим потопом из капель дождя. куртка была на моих плечах весь этот вечер. когда мы устроили пикник посреди сада, а ещё, когда при свете дня бутылка вина упала горлышком вниз, опрокидывая содержимое на покрывало, что затекало под подошву обуви. тогда похолодало на улице, а погода внутри опьянила, в голове изрядно накопилось слов. твои руки дрожали, а платье согревало ноги насколько хватало его длины. не задумываясь, куртка слезла по рукам вниз, а пальцы я смог разжать только в моменте. в моменте, когда белая джинсовка уже перешла в плен твоих запястий, постепенно обнимая твою спину. она чувствовала пробегающие мурашки, что бежали с огромной скоростью по твоему телу, от трепета и теплоты ткани. она чувствовала, как бьется твоё сердце, в случае связывающихся воедино кнопок — застежек. и она слышала твои мысли, когда ты держала путь до вокзала, отправляясь домой на ближайшем поезде. она втерлась к тебе в доверие, настолько сильно, что поселилась в твоём шкафу. куртка сторожила твой сон, наблюдала за жизнью, вглядывалась и вчитывалась в повседневность девушки в которую я влюбился.

я обратил внимание на необычайное существование элемента своей одежды только вчера, когда на большой сцене театра балерины вытанцовывали свои сложные па, а зрители хлопали так сильно, что ладони горели от превосходства выступления. глаза резко упали вниз, и я увидел ее. снова та самая куртка, только сейчас она не пыталась связать нас воедино, а просто смотрела, как крепко мы держимся друг за друга.

только увидев своего покупателя джинсовка уже знала о миссии, которую должна будет осуществить. не просто соединить два любящих сердца, а скрепить вдохновением две тонко чувствующих души.»