— Хотя ты с этим согласен? — он слегка улыбается.

— С этим — да, но не с теми, кто это предлагает. Ты прекрасно знаешь, кто за этим стоит.

Гость пристально смотрит на молодого человека.

— Война — это средство обогащения отдельных личностей и концернов, которые используют различные обстоятельства…

— Да, да, да, — нетерпеливо подхватывает молодой человек. — Но я все равно не подпишу, об этом не может быть и речи. Я не желаю иметь ничего общего с коммунистами ни по этому вопросу, ни по какому другому. Если тебя интересует мое мнение, давай завтра встретимся и потолкуем в память старой дружбы. А сейчас мне пора. Перед уходом я еще должен сказать несколько слов моей соседке, одной старой женщине. А я и так опаздываю.

— Прости, — устало говорит гость и идет к двери.

Переодеваясь, молодой человек поглядывает на гостя, он раздосадован, но в то же время доволен, ведь он давно ждал этого визита, и ему приятно, что все уже позади.

— Какого черта, Оули, ты с этим связался? — спрашивает он сердито. — Разве мы с тобой не вольные птицы, рожденные, чтобы путешествовать, развлекаться и наслаждаться жизнью? Помнишь, мы мечтали увидеть мир? Мы не хотели, чтобы нас убили в зародыше.

— Для меня это не сбылось. У меня жена и двое детей. — Гость улыбается немного горько, но постепенно лицо его светлеет. — Мы развлекаемся вместе, всей семьей. У нас с женой общие интересы.

— Что за черт! Неужели мы так давно не виделись?

— Три года. После гимназии я получил работу на строительстве электростанции и редко бывал в городе. А ты?

Молодой человек пожимает плечами.

— Продолжал учебу. Как ты меня нашел?

Гость ядовито смеется.

— Обратился в полицию. Там мгновенно нашли тебя в черном списке.

— Слава богу, что не в красном, — говорит молодой человек, зашнуровывая ботинок, но голос его звучит фальшиво.

— Слушай, окажи мне небольшую услугу, — просит гость после некоторого колебания.

— Какую?

— Ты сказал, что тебе надо поговорить с соседкой… Покажи ей это воззвание вместо меня.

Молодой человек надевает второй ботинок.

— Нет, — отвечает он резче, чем ему хотелось бы. — Да я и в руки его не возьму. Сам не подпишу и других не стану просить. Не могу, даже если бы и хотел.

Гость смотрит на него.

— Ну, что ж. Будь здоров. Желаю повеселиться!

Молодой человек распрямляется, подходит к гостю и протягивает ему руку.

— Оули! — говорит он искренне. — Я скоро уеду на запад… Не в деревню к родителям, не думай, к ним я съезжу только попрощаться. Я имею в виду Америку… И мне хочется пожать тебе руку на тот случай, если мы больше не увидимся.

Гость смотрит на протянутую ему руку, и с губ его чуть не срывается колкость, но он во время сдерживается. Он говорит:

— Конечно, мне было бы приятно провести с тобой вечерок, но по вечерам я всегда занят. Или почти всегда. Так что вряд ли мы с тобой еще встретимся, разве что случайно. Днем я работаю на американской базе.

— Где, где?

Гость многозначительно улыбается.

— Перевожу американские ругательства на исландский язык для невежественных соотечественников, — говорит он и пожимает протянутую руку. — Будь здоров, счастливого путешествия!

* * *

После этого странный гость останавливается перед дверью учительницы и читает на дощечке ее фамилию. У влюбленных, разумеется, нет никакой дощечки с фамилией, может, у них и вообще нет фамилии. Гость колеблется, но стучит. Он колеблется, ибо уверен, что знаком с этой старой учительницей, а ему неприятно приходить к знакомым. Когда она открывает дверь и видит его, он сразу понимает, что она разочарована. Ясно, что она ждала другого. Когда-то он у нее учился. Но она не узнает его. Учительница вежливо выслушивает, в чем дело, и качает головой.

— Нет, я в таких вещах не участвую, — говорит она нервно и смотрит мимо него.

— Разве вы не считаете, что человечеству необходим мир? — невозмутимо спрашивает гость.

— Разумеется, считаю, но ваше воззвание — это не шаг в сторону мира, — отвечает она с достоинством, глядя ему в лицо. Эти характерные упрямые черточки в углах красивого рта и решительные ясные глаза кажутся ей знакомыми, но она не может вспомнить, где она их видела.

— Все зависит от того, сколько людей осмелится подписать это воззвание. А если бы все люди земного шара, которые мечтают о мире, подписали его и потребовали, чтобы ядерное оружие было уничтожено, вы и тогда считали бы, что клика, богатеющая на войне, может нас игнорировать, словно нас вообще не существует?

— Это к делу не относится. Мы все хотим мира, каждый по-своему. Война — ужасное бедствие. Но ваше воззвание не способствует укреплению мира, скорее, наоборот. Его цель — посеять вражду и раскол между миролюбивыми народами, и оно это делает.

Гость выпрямляется, в глазах его загорается насмешка.

— Боюсь, что у вас превратное представление об этом воззвании, — говорит он наставительно. — Должно быть, его вам внушили те, кому война выгодна.

— Я думаю, вы не станете отрицать, что это затеяно коммунистами? — спрашивает учительница прямо.

— Да, начали это дело коммунисты, но, конечно, не они одни, — твердо отвечает гость. — В этой связи мне хочется задать вам один вопрос. Если бы вы находились в горящем доме и к вам на помощь бросился бы коммунист, неужели вы не стали бы слушаться его указаний и предпочли погибнуть в огне?

Женщина улыбается.

— О нет, я не такая фанатичка. Признаюсь вам, что у меня даже есть подруга коммунистка.

— Но ведь дело обстоит именно так, — серьезно говорит гость. — Можно подумать, что вам мир не нужен только потому, что его хотят коммунисты, потому что вы уверены, будто коммунисты не могут стремиться к миру. Хотя братство всего человечества является сущностью их программы. Гибель всего человечества вы предпочитаете миру, к которому причастны коммунисты.

— Ну, это уж слишком! — Учительница смущена, глаза ее устремлены в коридор.

— Иначе говоря, миру для всего человечества вы предпочитаете мир для какой-то незначительной его части, — продолжает гость. — И, разумеется, причисляете себя к этой части. При этом вы руководствуетесь доводами, которые, как вам прекрасно известно, неверны и намеренно, для обмана, используются людьми, считающими, что на войне можно нажиться.

— Не будем торговаться, — говорит учительница и смеется чуть-чуть виновато. — Может, я действительно ничего в этом не смыслю, но мне приходится обходиться собственным умом, и я не подпишу вашего воззвания. Вот здесь, в соседней комнате, живет пара, они непременно подпишут. Зайдите к ним, вон их дверь. У меня своя точка зрения на коммунизм, и я не стану подписывать ничего, что исходит от коммунистов.

— Правда становится неправдой, если ее говорят коммунисты! — Гость даже не пытается скрыть насмешку, звучащую в его голосе.

И тут учительница узнает его, вспоминает мимику двенадцатилетнего мальчика, сохранившуюся в лице взрослого мужчины.

Она изумлена, но он быстро благодарит ее, прощается и уходит, она не успевает опомниться, чтобы вернуть его. Господи, неужели это возможно? А ведь у него были такие приличные родители, такие милые люди. Она прекрасно помнит, как он блестяще закончил гимназию, это был исключительно способный мальчик. Как же так получилось, что Оули, один из ее немногих любимых учеников, стал коммунистом? Такой одаренный… Один из немногих… Просто невероятно.

* * *

Они ужинают, когда раздается стук в дверь. Это все тот же гость.

— Войдите! — отвечают они в один голос.

Гость входит, здоровается и желает им приятного аппетита. Он просит их прочесть один документ, может, они захотят поставить свои подписи под воззванием против войны, которое адресовано всем жителям земного шара. Пока он говорит, они оба смотрят на него без подозрения, но и без всякого интереса. Женщина отвечает первая: