На такой скорости юность скучает. Иногда даже засыпает. Тогда, чтобы развлечься. Приободриться. Вернувшись с вечеринки у приятелей в шесть утра. Он включил CD-плеер.

Слишком громко, сказал Поль. Вам не нравится эта музыка? Нет, думает Поль. Я этого не говорил. Просто попросил убавить звук. Она слишком ритмична? Эта музыка вообще не ритмична, сказал Поль. Она без конца молотит в одном и том же темпе. Как скот по голове своего мертвого противника. Ритмична та музыка, которая размышляет о разнообразии и сложности ритмов.

Похоже, вы в этом разбираетесь. Немного, сказал Поль. Вы музыкант? Время от времени. А на каком инструменте вы играете? На всех. На всех? Да, сказал Поль. Смотрите перед собой.

Парень подумал: понимаю, почему его жена смоталась, как только он припылил. Ничего удивительного. С виду полный зануда. Каникулы пойдут вам на пользу, сказал он. При всем к вам уважении, я бы заметил, что выглядите вы отвратительно. Я тоже, сказал Поль. Но я собираюсь отдохнуть. Не беспокойтесь. На солнце. На террасе. Буду купаться. В море. Загорю. Короче, всем этим воспользуюсь.

Вам везет, сказал парень. Я-то должен работать. Подменяю своего папашу. Он болеет. Бывает, сказал Поль. У церкви сверните направо. В этот час, да еще в разгар лета главная улица наверняка забита машинами. Знаю, сказал парень. Я здесь живу круглый год. Отлично, сказал Поль.

В конце правой полосы. Последней. После техстанции. Смотри-ка, это уже не «Шелл». Теперь это «Тотал». Показалась церковь. Из купы деревьев торчала колокольня.

На круговом разъезде такси сделало вираж. Оставляя церковь слева. Очаровательный образец, восемнадцатый век. В окружении световых пушек. Которые по ночам превращают ее в лиловый призрак. Справа супермаркет. Индустриальная зона перешла в предместья. Извилистый и чреватый инцидентами путь. Парень опять распоясался. Поля слегка трясло.

На выезде из городка. За портом. На углу капитанерии, сказал он. Сверните на прибрежную дорогу. Парень: Вы хотите сказать — на лесную? Поль: Если угодно. Прибрежная или лесная. Без разницы. Для меня эта дорога прибрежная. На всем пути слева открываются просветы. В которых видно небо и море. Песок и скалы. Пляжный участок или уголок дикого берега. Или обрыв, но согласен с вами: эта дорога идет через лес.

Проедете по ней примерно два километра и увидите прегражденный белой цепью въезд на частную дорогу. И уж наверняка заметите табличку, прибитую к стволу огромной сосны. Вреда ей это не приносит. У нее очень толстая кора. Гвоздь не доходит до древесины. Табличка гласит: «„Лазурные струи“. Частные владения. Вход запрещен».

Поль всего этого не говорил. Только собирался. Хотел и дальше указывать парнишке дорогу. Потом вспомнил, что тот знает дорогу и виллу, поскольку побывал там не далее как утром.

Он приезжал за Люси. Посадил ее в машину. Вот в эту. В эту самую. Она сидела тут. Где сижу я. На том же месте. Отвез ее на вокзал. На тот же вокзал. На котором я только что был. Осторожнее. Его мозг опять занесло. Все объясняется, вписывается, стыкуется. Лучше, хуже, но смешивается, накладывается. Мне больше не удается отделить пространство от времени. Все присутствует одновременно в одной плоскости. Своего рода сужение, замедление, паралич пространства-времени. В музыке это зовут. Его позвали:

Сударь! Сударь! Вы заснули? Просыпайтесь. Мы приехали. Значит, это она послала за мной такси. Не забудь поблагодарить, если она позвонит. Он открыл глаза: Остановитесь у начала грунтовой дороги, сказал он. Я дойду пешком. Мы уже на месте, сказал парнишка. Вот начало вашей дороги. Можете идти.

Сколько я вам должен? Нисколько. Все оплачено. Ваша жена оплатила поездку. И весьма, надо сказать, щедро. Если бы я смотрел на счетчик. Поль: Откуда вы знаете, что это моя жена? Парнишка: Она сказала, что вы ее муж. Больше мне ничего и не надо. Верно, сказал Поль, я и впрямь ее муж. Значит, я вам ничего не должен. Вы уверены?

Он был более чем уверен. К тому же спешил поскорее уехать. Наверняка свидание. Ничего удивительного. Такой же гусь, как и все. Но Поль медлил вылезать из машины. Тогда парнишка потянул ручной тормоз. Вылез из машины со своей стороны. Обогнул ее, подошел, чтобы помочь. Спасибо, сказал Поль, спасибо, не надо, все в порядке.

Белая цепь валялась на земле. Уезжая, Люси не стала ее навешивать. Как обычно. Чтобы ничего не менять. Напрасно я ей об этом талдычил. Все бесполезно. Ничего не поделать. В таких условиях. Если все оставлять нараспашку. Нечего удивляться, когда обнаружишь, что на нашей территории обосновался всякий сброд.

Целая семья вокруг скатерти в розовую клетку. Скатерть заставлена бумажными тарелками. Пластиковые стаканы. Вилки и ножи. Бумажные полотенца с утятами. Желтенькими.

Господа и дамы. Добрый день. Простите, что отвлекаю. Вы находитесь в частных владениях. Мы не знали, но мы уже почти кончили. Уже пьем кофе. Милая, передай, пожалуйста, термос. Пьем кофе и сворачиваемся, обещаю вам. Жорж, господину тоже, наверное, хочется кофе. Нет, спасибо, сказал Поль. Мне нельзя. По крайней мере, мог бы так сказать. Но нет. Под соснами, ее соснами, он ни на кого не наткнулся.

Сосны Люси. Это были в первую очередь ее сосны. Высокие и голые до самого неба. Идеально расставленные, по каплям изливали нежную, молочную ясность, своего рода молочный, с примесью мяты свет.

Смотри перед собой. Куда ставишь ногу. Дыши. Шагай. Не могу больше. Нет сил. Задыхаюсь. Все равно шагай. Ты почти пришел. Сделай усилие. Да, еще одно. Крохотное. Смелее. Тебе осталось пройти чуть-чуть по дороге.

Широкая дорога. Вроде аллеи. По ней может проехать машина. Желто-коричневая почва. Земля и песок. Припорошенная сухой хвоей, которая похрустывает под ногами. Все приятно пропахло смолою. Леденцами от кашля. Старое доброе время, когда кроме горла у меня ничего не болело. Он споткнулся о выбившийся на поверхность корень. Дорога ими испещрена.

Хватит уже брести, открывай виллу. Люси знала, что ты приедешь. Не стала закрывать ставни. Только окна и заперла двери. А потом сможешь улечься, где захочешь. На террасе. Почему бы и нет. Или у себя в комнате. Или на софе в салоне. Или на диване под окном. У тебя есть выбор.

Он нашел ключи на обычном месте. В стеночке у гаража. Под кирпичом. Или, скорее, за. В шестом ряду, считая снизу. Третий справа кирпич. Невозможно догадаться, что здесь находятся ключи. Кирпич выщерблен и, когда вставлен в стену, из нее не выступает. Гладкая стена. Надежный тайник. Ключи всегда прятали здесь. Очень хорошо. Ну и?

Ничего. Просто наплыв воспоминаний. Тогда еще были живы отец и мать. Родители Люси. Зимой они жили в Париже. Всю долгую зиму. С октября по май. Люси и Поль этим пользовались. Им нравился так называемый мертвый сезон. Холод. Ненастье. С ветром. Высокие приливы и завывавшие всю ночь бури. В тепле и холе, прижавшись в постели друг к другу. Были молоды. Только-только поженились. Приезжали смотреть на море. Оно ждало их.

Достаточно было войти на виллу. Открыть наружные застекленные двери. Оно было за ними. Что и сделал Поль. Вошел. Все открыл. Везде.

5

Море это океан, теперь его хорошо слышно. Во всей его звуковой мощи. Неистовство света делает этот грохот еще более оглушительным. Нет, это не грохот. И он не оглушает. Это шум волн при высоком приливе. Высоких валов, растущих под напором ветра. Они падают. Рушатся, чтобы стать тем, чем и являются. Большими сгустками моря. Безо всякого изящества плющатся о песок. Ничего необычного. Все дело в чувствах Поля. Ставших слишком чувствительными. Особенно слух и зрение.

Ему в глаза полыхнуло солнце. Со всей силы. В этот час оно стоит прямо над морем. Стоило ему открыть застекленную дверь. Но тут же морской воздух, воздух простора. Запах, сильная, свежая теплота. Какое наслаждение дышать подобным воздухом. Он напоминает вам, какое наслаждение вообще дышать.

Наслаждение и видеть. Краски пляжа. Но в данный миг его глазам больно. И он отворачивается от солнца и делает несколько шагов внутрь комнаты. Подходит к софе, стягивает с себя куртку. Бросает ее на софу и натыкается взглядом на низенький столик. Письмо для него. Словечко от Люси.