Сидящий Бык ударом томагавка разрубил грудь генерала Честера, вытащил сердце и сожрал его под оглушительные крики четырех тысяч своих соплеменников…
— Ребята! Пора уносить ноги! — произнес испуганно Сэнди Гук.
Словно пробудившись от кошмарного сна, прятавшиеся на вершине скалы беглецы огляделись. Они забыли о собственной безопасности, наблюдая разыгравшуюся в Кровавом Каньоне ужасную трагедию — гибель генерала Честера и всех его солдат.
При первых залпах американцев Миннегага и ее воины прекратили преследование беглецов и присоединились к главным силам Сидящего Быка. Таким образом, наших приятелей никто не потревожил в течение добрых двух часов, пока индейцы не одержали полную победу. Но теперь, когда в стане краснокожих шло ликование и воины Сидящего Быка занялись добиванием немногих попавших живыми в их руки пленников и скальпированием всех павших, у мстительной дочери Яллы, принявшей самое активное участие в побоище, были развязаны руки. С минуты на минуту она могла явиться к пирамиде, чтобы покончить с ненавистными врагами.
Сэнди Гук хватался за голову, упрекая себя в допущенной грубой неосторожности — надо было бежать гораздо раньше, тем более что исход боя был ясен с самого начала…
— За мной! Не теряйте ни одного мгновения! — скомандовал Сэнди Гук.
Пять минут спустя семеро беглецов покинули гостеприимную скалу и понеслись стремглав вниз по склонам Ларами, рассчитывая спастись на просторе прерии. Но едва они сделали несколько сот шагов, как из-за скал вылетел отряд краснокожих воинов.
Нападение было столь неожиданным, а беглецы были еще настолько под впечатлением гибели генерала Честера и его солдат, что они не дали никакого отпора нападающим, а только бросились врассыпную. Последним ехал Джон — индейский агент.
Две секунды спустя загрохотали выстрелы. Лошадь Джона споткнулась и рухнула. Старый траппер вылетел из седла и упал на землю без чувств. Всадница на белом коне, в белом плаще, вихрем подлетела к тому месту, где лежал злополучный индейский агент, беспомощный и беззащитный.
Паника беглецов продолжалась несколько секунд. Потом они опомнились, увидели, что творится сзади них, и с яростными криками бросились на краснокожих, осыпая их выстрелами.
Паника охватила теперь индейцев, не ожидавших отпора. Трое или четверо всадников грузно свалились со своих коней. Остальные не думая о сопротивлении бросились наутек. Среди них был старый вождь, Красное Облако, которому чья-то пуля перешибла правую руку. Следом за ним скакала Миннегага.
Пули белых жужжали вокруг нее, но она казалась словно заколдованной — ни одна пуля ее не тронула.
Вылетев галопом на гребень горы, индианка на мгновение остановила своего коня и с криком торжества взмахнула в воздухе своим трофеем. Это был окровавленный скальп Джона — индейского агента. Дочь отомстила за мать: дух Яллы мог теперь успокоиться на просторе небесных полей Маниту. Мгновение спустя Миннегага исчезла, словно тень. В отчаянии охотники окружили тело лежавшего на земле Джона.
— Он жив! — воскликнул Бэд Тернер. — Эта тварь не убила, а только скальпировала его.
Два дня спустя шесть всадников на измученных лошадях добрались до форта Каспера.
— Ради Бога! Позовите поскорее доктора! — крикнул один из всадников, в котором читатели без труда узнали бы Джорджа Деванделля. — Мы привезли человека, заживо скальпированного индейцами. Он еще жив! Может быть, его можно спасти!
И его спасли.
Крепкая натура закаленного в боях и странствиях траппера помогла Джону пережить последствия скальпирования. Прошло несколько дней, и он стал оправляться. Его окружили самым внимательным уходом. Доктор находил, что ему нужен только покой и отдых. Но Джон — индейский агент заботился только об одном: как бы поскорее выйти из больницы.
— Между мной и Миннегагой не закончен счет! — твердил он. — Земля тесна для нас двоих! Правда, я потерял мой скальп. Но я чувствую, что силы возвращаются ко мне, и я не успокоюсь, пока не расплачусь с Миннегагой.
— Мы поможем вам, Джон! — успокаивал его Сэнди Гук. — Я раздумал возвращаться в Мэриленд. Это еще успе-ется. Как вспомню о судьбе генерала Честера, сам становлюсь как помешанный. Подождите, подождите, правительство уже направило подкрепления, чтобы расплатиться с Сидящим Быком за бойню.
— И мы не покинем тебя, Джон! — отозвались одновременно трапперы.
Не было слышно только голоса лорда Вильмора: незадачливый охотник на бизонов нашел, что его сплин совершенно излечен кровавым зрелищем в горах Ларами. В то время, пока Джон отлеживался в лазарете форта Каспера, англичанин находился уже далеко, возвращаясь на родину. Он увозил с собой целый музей: Сэнди Гук не терял времени даром и успел сбыть ему удивительную коллекцию всяких редкостей, за которые лорд Вильмор расплатился чистым золотом. Читатель может сам без труда представить себе, каковы были купленные англичанином редкости…
ГОРОД ПРОКАЖЕННОГО КОРОЛЯ
…Дай мне руку, читатель!
Мы странствовали с тобою по дебрям Цейлона вслед за борцом за независимость, грозным и неукротимым Сандоканом.
Мы посетили с тобой волшебные острова южных морей, где было скрыто сокровище Голубых Гор. Мы бродили по прериям Дальнего Запада в дни кровавой борьбы краснокожих с янки. А теперь…
Теперь, если хочешь, я поведу тебя в Край Чудес.
Мы унесёмся в страну, куда и сейчас европеец проникает с большим трудом, да и то ограничиваясь посещением только берегов. Это Сиам, это край, где до наших дней население чтит белых слонов и воздаёт им божеские почести.
Там есть города, выстроенные, как прекрасная Венеция, на тысяче островков, на каналах; там есть горы, которые в недрах своих таят великие сокровища, и есть дебри, населённые загадочными племенами дикарей и дикими животными.
Там есть могучие потоки воды, которые кишат гавиалами и черепахами. И есть там ещё нечто, что сейчас неведомо миру, но когда-нибудь, со временем, будет привлекать к себе тысячи и тысячи туристов: остатки нам неведомой и покуда неразгаданной древнейшей цивилизации, прах некогда гордых, но — увы! — погибших царств.
В этих дебрях Сиама, в почти недоступных человеку зарослях громоздятся развалины высоких башен фантастической архитектуры, крепостные стены, заросшие плющом, руины покинутых дворцов, в покоях которых теперь обитают только шумливые обезьяны да ядовитые змеи.
Окна и бойницы затканы седою паутиною — это работа огромных и страшных своим ядом пауков.
Там есть храмы.
И в полумгле человеческий глаз пугливо различает странные фантастические очертания огромных статуй.
Это боги древнего Сиама.
Исчезли бесследно те племена, которые поклонялись этим богам и унесли с собой тайну их культа. И с ними ушло из мира понимание таинственных письмен, покрывающих пьедесталы изображений и полуразрушенные стены храмов.
Не курится в этих покинутых храмах фимиам, не звучат песнопения жрецов, не вьётся по мраморному полу хоровод несущихся в пляске баядерок…
Но от этого полупризрачного, фантастического мира, кроме развалин, остался ещё целый цикл легенд.
Их свято хранит современный обитатель Сиама. И он ревниво молчит о «священных сагах», когда его допрашивает о них представитель белой расы.
— На что тебе, белый? — уклончиво отвечает сиамец европейцу на соответствующий вопрос. — Ведь ты чтишь других богов…
Вот в этот край легенд, быть может, более древних, чем легенды Цейлона и Индии, я и предлагаю тебе последовать за мною, читатель!
Но я не хочу вести тебя в современный Сиам. Я не поведу тебя в Бангкок наших дней, переполненный миссионерами, торгашами, французскими и японскими шпионами.
Я не поведу тебя в город, где теперь, как и у нас, чернь забавляется посещением кинематографа и напевает набившие всем оскомину мотивы дотащившихся сюда излюбленных мелодий репертуара шарманок…