По сути дела, Михаил Александрович, став знаменитым писателем и оказавшись на виду у общественности, дал возможность приоткрыть завесу таинственности над целой засекреченной системой информации, изобретенной Сталиным. Он был лишь одним ее звеном. По всей видимости, у Иосифа Виссарионовича в каждом регионе страны был доверенный человек, подобный писателю. Эти люди, жившие не обязательно под чужими именами, снабжали вождя правдивой информацией о событиях в стране, минуя, цензуру местных партийных чинов. Благодаря им, Сталин не раз изумлял всех своей осведомленностью во многих, казалось бы, частных вопросах, и принимал единственно правильное решение. Именно опыт работы подобных агентов, скорее всего, и натолкнул Верховного на мысль о создании наблюдателей Генерального штаба, которые, по сути, выполняли те же функции, но в военных условиях.
Приняв версию о том, что Шолохов был секретным агентом, легко ответить на вопрос об авторстве "Тихого Дона", ведь она позволяет опровергнуть основные доводы тех, кто обвиняет писателя в плагиате. Получается, что роман создан вовсе не "зеленым юнцом", а человеком, прошедшим горнило империалистической и гражданской войн, хорошо образованным, да к тому же и белым офицером в некоторой степени...
Сегодня, наверное, надо ставить вопрос не о том, кто автор "Тихого Дона", а о том, кто скрывался под именем Михаила Александровича Шолохова. Возможно, когданибудь мы узнаем имя этого человека, ведь в секретных архивах должны остаться о нем документы, и тогда мы будем гордиться автором "Тихого Дона" и "Поднятой целины" не только как писателем, но и как одним из удивительных разведчиков XX в.
P.S. По первому впечатлению, эта гипотеза может показаться до неправдоподобия фантастичной. Но вспомните свирепую обстановку, в которой в годы революции оказались сотни, тысячи ни в чем не повинных людей. Спасаясь от угрозы неминуемой расправы, они присваивали чужие документы, выдавали себя не за тех, кем были на самом деле. Наиболее показатеяьный. пример - выдающийся ученый и инженер, один из пионеров ракетной техники в СССР Александр Шаргей, известный всему миру как Юрий Кондратюк. Есть основания полагать, что чужое имя понадобилось и русскому летчику-эмигранту, талантливому авиаконструктору, вернувшемуся на родину под итальянскими документами Роберта Бартини... А уж разведчику пользоваться чужим именем сам Устав велел! Естественно, большинство читателей "ТМ", да и профессиональных шолоховедов, воспитанных советской школой, весьма критически воспримут доводы автора. Что же, жду их резонных возражений.
(с) ТЕХНИКА-МОЛОДЕЖИ N 7 за 1997
Темная, непонятная, необъяснимая сила вливалась в комнату через окно или даже через всю стену; вязкая и тяжелая, она заполняла собою квартиру, всасывая вещь за вещью; запахи постепенно исчезали; краски становились тусклыми, словно выцветшими... Неимоверная слабость заполнила все тело - лень было пошевелить рукой, встать; в голове не осталось ни единой мысли - будто из черепа медленно выкачивали воздух.
Я готов был отнести это на счет внезапного недомогания, принять привычный "коктейль" из аспирина и беллатаминала и уснуть, но что-то заставило, преодолевая слабость, встать и добрести до окна. Красный автомобиль с темными матовыми стеклами, стоявший у подъезда, взревел мотором и рванул с места. Последнее, что запомнил я, падая на ковер и проваливаясь в пучину бессознания,странные хлопки, словно в нескольких местах разорвался туго натянутый канат, и несколько ярких вспышек между окном квартиры и отъезжающей машиной...
Квартиру, в которой приключился со мной странный обморок, сопровождавшийся световыми и звуковыми эффектами, моей можно назвать условно. По всем документам, юридически она моя вот уже месяц; но из моих вещей здесь только два десятка книг да одежда. Все остальное - мебель, посуда, ковры, белье: короче, все те сотни вещей и вещичек, которые скапливаются и хранятся в домах годами,осталось от тетки Валерии Михайловны Рогожиной, которую в семье называли просто Лерой. После ее смерти и было обнаружено завещание, из которого следовало, что все ее имущество, включая квартиру, переходит ко мне. Пусть будет ей земля пухом - только живущий в Москве, да еще и без своей крыши над головой, может по-настоящему оценить такой посмертный дар.
Не стану рассказывать, как я начинал сживаться с Лериными вещами - это отдельный сюжет, полный неожиданностей. Но вещи, даже самые красноречивые,
- молчат, а люди, даже самые молчаливые - говорят. Дважды: от вертлявой малышки и от степенно восседающих на скамейке старух я слышал о красной машине, которая частенько появлялась у подъезда перед теткиной смертью. Ну, казалось бы, и что такого? Мне же это запомнилось по двум причинам: во-первых, стекла в той машине были какие-то особенные - ребята говорили, что в них ничего не отражалось, а уж они-то знают что говорят - в любую щель заглянут; во-вторых, старушки подметили, что машина исчезла сразу после теткиной смерти, и больше во дворе не появлялась.
И вот - снова. Неужели - она?..
Смерть тетки Леры меня потрясла. Не столько даже сам факт, сколько быстрота теткиного угасания. Было в этом что-то неестественное, даже зловещее. Казалось, что из нее вынули жизнь: как скрипку вынимают из футляра или как вино выливают из бутылки - форма осталась, а то, что наполняло и заполняло собою эту форму, изъято.
Она была старше меня всего на восемь лет, и эта разница в возрасте не мешала нашим приятельским, даже нежным отношениям. Более того, если бы не родственность, я непременно бы приударил за ней - обаятельной озорной женщиной, способной зажечь даже старца. Любвеобилие ее было нескрываемым, и муж Боря мог быть увлечен в соседнюю комнату, на брачное ложе, независимо от времени суток и наличия в квартире гостей, за что тетка очень лестно отзывалась о нем, говоря мне: "Если бы я не встретила Борю, пришлось бы, наверное, обзаводиться гаремом".
Их интимный союз был настолько силен и красив, что, казалось, они занимаются любовью ежеминутно - соприкасаясь руками, встречаясь взглядами, сплетаясь голосами. За что в нашей многочисленной разветвленной семье эту семью прозвали одним словом: Болеры.
