Стр. 14. — Имеются в виду строки первого, вступительного ст-ния сборника, «Мои предки»: «франты тридцатых годов, / подражающие д’Орсэ и Брюммелю, / внося в позу дэнди / всю наивность молодой расы». О возможном отзвуке этого ст-ния в более позднем творчестве Гумилева см. комментарий к ст-нию «Мои читатели» (№ 60 в т. IV наст. изд.). Стр. 14–15. — Ср. с высказыванием Гумилева в интервью К. Бегхоферу (1918) о «великих религиозных воззрениях» русского народа, которые обуславливают его чуткость к «мистической поэзии» (Исследования и материалы. С. 307). В этой части рецензия Гумилева перекликается с рецензией Блока, который назвал автора «Сетей» «подлинно русским поэтом, не взявшим напрокат у Запада ровно ничего, кроме атласного камзола да книжечки когда-то модного французика Пьера Луиса» (Пьер Луис (Louÿs) — псевдоним писателя Пьера-Феликса Луи (Louis, 1870–1925), автора «Chansons de Bilitis», использованных Кузминым при создании «Александрийских песен» — Ред.), и считавшего, что «если Кузмин стряхнет с себя ветошь капризной легкости, он может стать певцом народным» (см.: Блок А. А. Собрание сочинений: В 8 т. М.-Л., 1962. Т. 5. С. 294–295). Стр. 16–17. — «Александрийские песни» — один из самых известных стихотворных циклов Кузмина, составивший самостоятельную (четвертую) часть «Сетей», — стали объектом активной критической полемики еще со времени своего появления в «Весах» (1906. № 7). Гумилев полемизирует с М. А. Волошиным, утверждавшим в своем отклике на «Александрийские песни» (Русь. 22 декабря 1906) «ретроспективно-стилизационную» природу художественного мира Кузмина: «Когда видишь Кузмина в первый раз, то хочется спросить его: «Скажите откровенно, сколько вам лет?», но не решаешься, боясь получить в ответ: «Две тысячи». <...> Не есть ли он одна из египетских мумий, которой каким-то колдовством возвращена жизнь и память? <...> Он жил своей настоящей жизнью в этой радостной Греции времен упадка, так напоминающей Италию восемнадцатого века» (Волошин М. А. Лики творчества. Л., 1988. С. 471, 473). Стр. 21–22. — Имеется в виду стихотворение П. Верлена «Art poetique» («Искусство поэзии»): «De la musique avant toute chose <...>. Et tout le reste est littérature».

Речь. 24 мая 1908.

СС IV, ЗС, ПРП 1990, СС IV (Р-т), Соч III, ОС 1991, Изб (Вече), Гумилевские чтения 1984, Лекманов.

Дат.: до 24 мая 1908 г. — по времени публикации.

Перевод на англ. — Lapeza.

Данная рецензия отражает отношение к Валерию Яковлевичу Брюсову (1873–1924) начинающего Гумилева — «ученика», посвятившего «мэтру» Ж 1910. «С горделивой радостью несет звание «ученика» Гумилев, требуя и от других (Письма о русской поэзии, «Аполлон») отношения к мастерству строгого и серьезного. <...> С сознательной настойчивостью учится Гумилев, не внешне подражая, а проникая в тайну творчества поэта, избранного им себе в учителя», — писал С. А. Ауслендер (Речь. 5 июля 1910). «Тональность отзывов Гумилева о Брюсове вызывала иногда даже ехидство современников: «Брюсов пригрел Гумилева. Благодарный Гумилев пел в печати такие дифирамбы Брюсову, что становилось даже неловко» (Философов Д. В. Акмеисты и М. П. Неведомский // Речь. 17 февраля 1913). Впоследствии отношение Гумилева к поэзии Брюсова стало более критичным» (ПРП 1990. С. 296–297). Подробно об отношениях Гумилева к Брюсову см. вступительную статью Р. Д. Тименчика и Р. Л. Щербакова к ЛН, а также — статью М. В. Толмачева «“...Всему, что у меня есть лучшего, я научился у Вас...” По страницам писем Н. С. Гумилева к В. Я. Брюсову» (Литературная учеба. 1987. № 2. С. 156–169). О В. Я. Брюсове см. №№ 17, 24, 28, 36, 39, 40, 46, 55, 63, 65, 72 наст. тома и комментарии к ним.

Во второй том «Путей и перепутий» вошли книги стихов Брюсова «Urbi et Orbi» (1903) и «Στέφανος» (1906) (на этот раз под русскими названиями: Пути и перепутья. Собрание стихов. Т. II. Риму и миру (Urbi et Orbi). Венок. (Stephanos). М., Скорпион. 1908). «Критика, как дружественная, так и враждебная, всегда указывала на эти два сборника как на особенно характерные для моей поэзии», — писал Брюсов в своем предисловии к тому. Этот взгляд на его творчество продолжал преобладать и впоследствии: см., к примеру, характерное итоговое суждение такого авторитетного критика, как К. Мочульского: «Начиная с «Chefs d’oeuvre», через «Me eum esse», «Tertia Vigilia», и «Urbi et Orbi», поэтическое творчество Брюсова неуклонно движется по восходящей линии. «Stephanos» — вершина, мера совершенства, доступная поэту. После этого сборника начинается линия нисходящая» (Мочульский К. Валерий Брюсов. Париж, 1962. С. 115).

Стр. 1–2. — Перечень множества критических отзывов и других печатных упоминаний о Брюсове за 1907–1908 гг. (192 единиц) см.: Библиография Валерия Брюсова. Сост. Э. С. Даниэлян. — Ереван, 1976. С. 259–271. Брюсов в это время действительно достиг своей наибольшей популярности (ср. Азадовский К. М., Максимов Д. Е. Брюсов и «Весы» (К истории издания) // Валерий Брюсов. — М., 1976. С. 301. [Литературное наследство. Т. 85]), и, разумеется, Гумилев не один (и не первым) «пел в печати дифирамбы» ему; см., к примеру, детальный разбор отзывов на «Urbi et Orbi» — и прежде всего восторженных откликов Блока и Белого — в кн.: Grossman Joan Delaney. Valery Brusov and the Riddle of Russian Decadence. Berkeley, 1985. P. 252–262. Стр. 15–17. — Имеется в виду раздел «Из ада изведенные», вошедший в «Στέφανος», которому Брюсов предпослал следующий эпиграф: «В страну без возврата, в жилище мертвых устремилась богиня Истар — вывести души из ада, чтобы они вновь ели и жили. Из ассирийского эпоса». Брюсов — по его собственному примечанию — цитирует эпос «Схождение Истар в ад»: «По халдейской мифологии богиня Истар (Астарта) сошла в подземное царство, в жилище Иркаллы и вывела мертвых к жизни. Истар в то же время богиня любви: ей была посвящена утренняя звезда (Венера)». Стр. 19–20. — Цитируются заключительные стихи ст-ния «К счастливым». Стр. 23–25. — Речь идет о деятельности по модернизации французского стихосложения идеолога и организатора французского символизма Стефана Малларме (Mallarme, 1842–1898) и теоретика т. н. «научной поэзии» Рене Гиля (Ghil, псевд., наст. фамилия Ghilbert, 1862–1925). Первый «в поисках символистского иносказания <...> пишет стихи, в которых созвучия едва ли не важнее смысла, усложняет синтаксис, нарушая речевой ряд инверсиями — с тем, чтобы неожиданные сопоставления слов порождали новые образы, не заложенные в логическом ходе речи» (Краткая литературная энциклопедия. М., 1967. Т. 4. Стб. 545–546). Второй разрабатывал учение об особом поэтическом языке («словесная инструментовка»), требуя, «чтобы в поэзии звук слова был всегда в строгом соответствии с его идейным значением» (Французские лирики XIX века. СПб., 1909. С. 156). О непосредственном влиянии Малларме на формирование эстетической теории Брюсова см.: Doherty. P. 15–16. Р. Гилю Брюсов уже посвятил большую статью (Брюсов В. Ренэ Гиль // Весы. 1904. № 12. С. 12–31). Об отношениях этих двух поэтов см.: Маргарян А. Е. Валерий Брюсов и Рене Гиль // Брюсовские чтения 1966 года. Ереван, 1968. С. 511–538; подробно о значении теоретических взглядов Гиля для Брюсова в эти годы см. также: Grossman Joan Delaney. Valery Brusov and the Riddle of Russian Decadence. Berkeley, 1985. P. 308–315.

Речь. 19 июня 1908 (подписано «Н. Г.»).

ПРП 1990, Соч III, Гумилевские чтения 1984.

Дат.: до 19 июня 1908 г. — по времени публикации.

Штейн Сергей Владимирович (1882–1955) — поэт, переводчик, критик, один из самых ранних литературных знакомцев Гумилева. Автор рецензии на «Путь конквистадоров» (Слово. 21 января 1906) и мемуаров о Гумилеве «Погиб поэт...» (Последние новости (Таллинн). 16 сентября 1921), в которых вспоминал: «...после первых лет его литературной деятельности стало все более чувствоваться для меня и до сих пор причинно непонятное расхождение между нами — и с течением времени оно росло, а не уменьшалось. Интимно приязненны друг к другу мы не были никогда <...>. Я познакомился с Гумилевым, когда он был воспитанником седьмого класса николаевской царскосельской гимназии. Чистенький, аккуратно одетый, с тщательно расчесанным пробором, он производил впечатление благовоспитаннейшего юноши — «enfant de bonne maison». Он издавал гимназический журнал, где помещал детски-незрелые стихи, но к ним относился не по-детски вдумчиво и серьезно. Особенно часто стал я его встречать в период его увлечения А. А. Горенко (Ахматовой), семья которой была мне родственно близка. Характерная черта, сближающая и Анну Ахматову, и Гумилева, — литературное развитие их совершалось с исключительной быстротою. Отчасти я склонен приписывать это явление благотворному влиянию И. Ф. Анненского <...>. Несомненно, и Брюсов оказал свою долю влияния на Гумилева. Нужно, однако, отметить, что последний был решительно не в состоянии долго находиться в подчиненном положении даже у крупнейших литературных авторитетов. Он прокладывал собственную дорогу» (цит. по ПРП 1990. С. 340–341). О С. В. Штейне см. комментарии к публикации писем к нему А. А. Горенко (Стихи и письма. Анна Ахматова. Н. Гумилев / Вст. слово и комментарии Э. Г. Герштейн // В мире отечественной классики. Вып. 2. М., 1987. С. 432–474).