Что утечка произошла не по моей вине.

Мои пальцы дрожат, когда я пытаюсь вытащить телефон из кармана, и я чуть не роняю его на пол, прежде чем успеваю крепко за него ухватиться. Рука слегка дрожит, когда я звоню Бенедикту.

Ответа нет.

Я некоторое время смотрю на пустой экран, прежде чем мне удается снова нажать на кнопку набора.

И снова никакого ответа.

Я звоню снова.

И еще раз.

И снова.

На шестой попытке он наконец берет трубку.

— Мне очень жаль, Четвертый, — говорит он с напряжением и паникой в голосе.

Мое сердце замирает, а мозг дает сбой. Я не могу пронести в голове ни одной мысли, не говоря уже о словах, поэтому я просто стою посреди комнаты, прижав телефон к уху и глядя на разбитое стекло на полу.

— Мне очень жаль, — повторяет мой брат. — Хорошо? Я весь день уклоняюсь от папиных звонков, так что не говори ему, что ты со мной разговаривал.

— Почему? — Наконец-то мне удается выдавить из себя.

— Потому что я очень, очень не хочу с ним разговаривать, потому что я точно знаю, что он скажет, когда...

— Нет, — перебиваю я. — Почему ты сожалеешь?

— Слушай, я все исправлю. Обещаю. Я все исправлю.

— Бенедикт. — Мое сердце вдруг забилось в груди в два раза сильнее, как будто пытаясь наверстать время, когда оно совсем перестало биться. — Почему. Ты. Извиняешься?

— Слушай, я был под кайфом. Ясно? Но, наверное, это была плохая партия или что-то в этом роде, потому что у меня были такие глюки, каких я никогда раньше не ловил, и я просто... — Он болезненно вздохнул. — Это просто вырвалось. Я не хотел этого говорить. А потом там была Мейси, и она узнала, почему я ее бросил, так что, думаю, она хотела отомстить, и теперь... — Он с трудом вдохнул воздух. — Черт, Четвертый, мне так жаль. Я никогда не хотел, чтобы кто-то узнал, что на самом деле случилось с мамой. Я не хотел. Я просто... Блядь.

Я просто стою, уставившись в пустоту, пока мой разум пытается обработать слова, которые только что вырвались из уст моего брата.

Мейси рассказала прессе. Бенедикт рассказал Мейси.

А это значит, что утечка информации произошла не по моей вине. Я не имею никакого отношения к тому, что рассказал Оливии в хижине. Закончить эту мысль - все равно что бежать по грязи. Но последние слова, наконец, заканчивают обрабатываться в моем черепе, оставляя после себя мировоззренческое осознание.

Оливия не предавала меня.

Я перевожу взгляд на темнеющее небо за окном, и паника проносится по всем моим нервам с силой, достаточной для того, чтобы меня стошнило.

О, черт.

Оливия.

39

ОЛИВИЯ

Страх – это живое чудовище в моей груди. Когтями впивающиеся в мои легкие. Душащий мое горло. Сжимающий сердце железной хваткой. Я не слышу ничего, кроме шума крови в ушах. И гулких шагов позади себя.

Холодный воздух врывается в мое горло, когда я отчаянно бегу прямо в мрачный лес. Заснеженные деревья мелькают перед глазами. Я понятия не имею, куда иду. Все, что я знаю, это то, что мне нужно бежать. Быстро.

— Ты действительно думаешь, что сможешь далеко убежать? — Злобный смех эхом разносится по лесу. — Ну, тогда вперед. Пробуй как следует. Но когда я тебя поймаю, я заставлю тебя заплатить за каждый ярд.

Паника пронзает мой позвоночник, и из горла вырывается рыдание. Я не успеваю оглянуться, но его голос звучит гораздо ближе, чем раньше. Слезы наворачиваются на глаза, затуманивая зрение, а я мчусь через лес. Снег кружится в воздухе, когда я продираюсь сквозь ветки и кусты.

Шаги позади меня становятся громче.

Ближе.

Ужас пронзает мою грудь.

Я втягиваю воздух, перепрыгивая через поваленное дерево, затем огибаю ствол другого дерева и меняю направление, прежде чем рука успевает схватить меня за куртку. Сердце колотится о ребра. Моргая от слез, затуманивающих зрение, я изо всех сил бегу к густой роще деревьев. Если мне удастся пробраться туда, может быть, я смогу его потерять. Может быть, я смогу...

Огромный вес врезается мне в спину.

Я вскрикиваю, когда меня прижимает к земле огромное тело. Боль пронзает мои локти, когда я врезаюсь в землю, вздымая вокруг нас тучи снега. Быстро крутанувшись, я успеваю откатиться в сторону, прежде чем Томас успевает обхватить меня руками.

Холодный снег просачивается сквозь одежду и прилипает к коже, но я его почти не чувствую, потому что страх и паника пылают в моем теле, как лесной пожар.

Руки скребутся вокруг моих лодыжек, и я изо всех сил бью по ним.

Томас резко вдыхает сквозь зубы, когда мой каблук попадает в цель. Перекатившись, я успеваю встать на колени, как вдруг в углу моего глаза что-то шевельнулось. Инстинкт подсказывает мне, что я расстегиваю рюкзак и сильно размахиваю им.

Грохот эхом разносится по сумрачному лесу.

Томас вскрикивает и падает назад, когда тяжелый учебник истории, лежащий в моем рюкзаке, ударяет его прямо в лицо. Он вскидывает руку, хватаясь за лямку рюкзака, но я отпускаю ее прежде, чем он успевает использовать ее, чтобы подтянуть меня к себе. Не теряя ни секунды, я вскакиваю на ноги и взлетаю между деревьями.

— Ты заплатишь за это, сука! — Кричит он мне вслед.

Пульс стучит в ушах, пока я бегу по снегу. Его ноги бьют за мной, как боевые барабаны. Выбросив руку, я обхватываю дерево, чтобы изменить направление. Он рычит, проносясь мимо меня, но через секунду снова наступает мне на пятки.

Безысходность захлестывает меня.

Что же мне делать? Как мне выжить? Я не смогу убежать. Я не смогу спрятаться. Я не смогу победить в физической схватке с ним. Здесь нет никого, кто мог бы мне помочь. Защитить меня. Спасти меня. Здесь только я, Томас Джордж и пустой лес, где он может не спеша убить меня. Медленно. Мучительно. Без помех.

Еще один прерывистый всхлип вырывается из моего горла.

Я умру здесь.

Его вес снова обрушивается на меня.

Я тяжело падаю на землю, а он на меня, и снег разлетается вокруг нас от удара. Набирая воздух в легкие, я пытаюсь повторить маневр и откатиться в сторону, но на этот раз он научился на своих ошибках.

Боль пронзает мое лицо, когда он врезается кулаком мне в щеку.

Он ударяет с достаточной силой, чтобы откинуть всю мою голову в сторону. Удар полностью обездвижил меня, и я даже не успела поднять руки, чтобы отбиться, как Томас толкнул меня на спину и обхватил за бедра.

Инстинкты выживания вопят в моем черепе, выводя меня из ступора. Томас наклоняется ко мне, его руки нащупывают мое горло. Я с трудом вдыхаю воздух, поднимаю руки и отбиваю его ладони.

В его серых глазах появляется жестокий блеск, когда он смотрит на меня, а от злобной улыбки на его губах у меня по позвоночнику пробегает лед. Скула пульсирует болью от его удара, но я блокирую ее, ударяя кулаками по его мускулистым предплечьям, а затем впиваюсь когтями в его лицо.

В его глазах вспыхивает ярость, и он рычит от боли, когда мои ногти успевают поцарапать его щеку.

Его кулак снова врезается в мое лицо.

Снег прижимается к моей щеке, когда удар откидывает мою голову набок. Волны боли проходят через меня, и в черепе что-то звенит. Я просто лежу, задыхаясь, пытаясь вернуть окружающему миру смысл.

Но прежде, чем мне это удается, две большие руки обхватывают мое горло. Мои глаза распахиваются, и я снова мотаю головой вперед. Томас наклоняется ко мне, на его губах играет злобная улыбка, и он начинает сдавливать горло.

Я бьюсь ногами, пытаясь сбросить его вес с себя, а сама хватаюсь за его толстые запястья и пытаюсь разорвать хватку. Он по-прежнему сидит на моих бедрах, как валун, его массивная рама давит на меня, а его руки остаются крепко зажатыми на моей шее.

— Ты должна была знать свое место. — Его серые глаза сверкают, как острая сталь, когда он ухмыляется. — Сначала ты пыталась задеть Александра. Затем ты попыталась задеть меня. — Он сильнее сжимает мою шею. — А теперь посмотри на себя.

Я впиваюсь ногтями в кожу на его запястьях, пытаясь заставить его вздрогнуть. Хоть немного ослабить хватку.