Трасси уже собиралась возвращаться обратно к работе, когда по толпе прошло новое шевеление. Но на сей раз оно больше напоминало порыв ветра, разгоняющий опавшие листья. Сгрудившийся на перроне народ словно отбрасывало в стороны, в прилегающие переулки или к колесам эшелонов, расчищая дорогу перед неторопливо приближающимся человеком.

В груди у Трасси что-то екнуло, каким-то внутренним чутьем она сразу же догадалась, кто именно шагает по брусчатке. Армейский мундир с начищенными медными пуговицами, уверенная гордая осанка – сомнений быть не могло, к ним на вокзал явился сам лорд Голстейн. Следовательно, пойманный толстячок, скорей всего, являлся отнюдь не заурядным прохвостом, а представлял собой одну из тех сил, на которых держалась прежняя жизнь Цигбела, и власти которой, похоже, пришел конец.

Генерал подошел к задержанному и о чем-то с ним заговорил. Несчастный висел между держащих его под руки полицейских, точно мешок с навозом, и Голстейн был вынужден наклониться, чтобы заглянуть тому в лицо. Покончив с расспросами, он махнул рукой, и патрульные поволокли безвольное тело по перрону. До Трасси донеслось жалобное завывание толстяка, но почему-то никакого сочувствия к нему в душе девушки даже не шевельнулось. Слишком уж жалко и никчемно он выглядел, будучи припертым к стенке. Судя по всему, бедолага прекрасно понимал, что задержали его неспроста, и уже догадывался, какая судьба его ожидает. Воспоминания о предыдущем «наглядном уроке» Инспектора никого из жителей Цигбела не оставили равнодушным, но даже на их лицах Трасси не заметила ни капли сострадания к арестанту.

Сам же Голстейн, оправив генеральский мундир, зашагал следом за волочащими толстяка полицейскими, а толпа все так же покорно и торопливо расступалась перед ним. Чуть погодя над перроном вновь заметался привычный гвалт и гомон, и Трасси только сейчас сообразила, что все это время сгрудившийся вокруг народ хранил абсолютное безмолвие. А кто-то, возможно, даже не дышал.

Кроме того, ее поразил тот факт, что в данный момент генерала, того самого легендарного «Кровавого Папочку», окружали десятки людей, среди которых как минимум каждый второй имел весьма веские причины его ненавидеть и, более того, желать ему смерти. Однако ни один из присутствующих не предпринял ни единой попытки на Голстейна напасть, пырнуть его ножом, ударить или хотя бы плюнуть вслед. Никто даже слова грубого в его адрес не выкрикнул. Ведь, казалось бы, многие из них долгие годы только и ждали возможности поквитаться с мерзавцем, повинным в смерти кого-то из их родных или близких.

Но нет.

Никто даже не шевельнулся, провожая удаляющегося Инспектора оробевшими взглядами. Видимо, это и была та самая харизма, о которой давеча рассуждал Лажонн. Когда одно твое присутствие, один твой вид, что-то меняет в людях, и меняет, порой, необратимо.

Отложив себе в голове еще один узелок на память, законспектировав еще один жизненный урок, Трасси вернулась к работе. Втулки, рычаги и шестерни, знаете ли, сами себя не смажут.

Но не успела она, разобравшись со щитом управления, забраться под кожух главного коленвала, как с улицы донесся зычный голос отца:

– Эй, Траська! – крикнул он. – Смотри-ка кого к нам нелегкая принесла!

Прекрасно понимая, что такие призывы оставлять без внимания не стоит, Трасси вполголоса чертыхнулась, пятясь задом, выбралась из люка, кое-как оттерла руки и выглянула из окна.

– Что случилось, пап?

– Нас почтил своим присутствием знаменитый кузнец! – капитан отступил в сторону, широким жестом представив стоящего перед ним щуплого мальчугана, имевшего довольно бледный и растерянный вид.

Где-то глубоко внутри у девушки проснулся маленький вредный бесенок, требовавший непременно хоть на ком-то отыграться за все предыдущие лишения. И за желтоватую воду из душа, и за жесткую узкую постель, и за невозможность спокойно прогуляться по улочкам Цигбела, за все. А здесь и сейчас она увидела перед собой редкую возможность выместить все накопившееся раздражение на так вовремя подвернувшемся мальчишке.

– Кузнец?! Ты серьезно?!

Трасси подскочила к трапу и ловко соскользнула вниз по его отполированным перилам. Она подняла на лоб защитные очки и окинула гостя оценивающим взглядом.

– Кузнец, говоришь? – подражая отцу, она точно также подперла подбородок рукой в грязной перчатке. – Я полагала, что они должны быть несколько… крупнее, что ли. А этот какой-то откровенно хлипкий.

Она подступила ближе и скорчила брезгливую гримасу, почти в упор рассматривая слегка опешившего парня.

– Ты кузнечный молот поднять-то хоть сможешь? – Трасси вопросительно приподняла бровь.

– А что вас смущает?! – взвился парень, до глубины души возмущенный тем, над ним насмехается какая-то нахальная девчонка.

Лажонн откровенно забавлялся, наблюдая за их перепалкой. Два подростка вели себя точь-в-точь как два тетерева на токовище, распуская хвосты и почти напрыгивая друг на друга. Они принялись совать друг другу под нос свои ладони, соревнуясь, чьи окажутся грязней и мозолистей. Дело уже грозило дойти до натуральной потасовки, и капитан все же вмешался, спеша охладить пыл не на шутку раскочегарившегося юношеского задора.

– Эй! Эй! Молодежь! Полегче на поворотах! Давайте обойдемся без ненужного членовредительства!

Спорщики дали еще пару словесных залпов и отступили на исходные позиции, насупившиеся и угрюмые. Убедившись, что угроза открытого боестолкновения миновала, Лажонн повернулся к мальчишке.

– Извини, парень, я не хотел тебя обидеть! – капитан нахмурился, всматриваясь в его лицо. – И я… кстати, мне кажется, что я тебя уже когда-то видел! Ты раньше ничего у нас не покупал?

– Отчим покупал, – кивнул тот, – а я ему помогал.

– Торп, что ли?

– Ага.

– Да что ж ты сразу-то не сказал?! – всплеснул руками Лажонн. – Знай я, что ты пришел за железом для него, я бы и вопросов никаких не задавал! Даже платы бы не потребовал! Ну-ка, Траська, подсоби!

Девчонке пришлось запрыгнуть на подножку второй секции эшелона, чтобы помочь отцу открыть ведущий в грузовой трюм люк. Старый капитан, похоже, был готов ковром расстелиться перед тощим мальчишкой только потому, что тот работал в кузнице его старого приятеля.

– Забирайся, парень! – Лажонн пригласил того в трюм. – Если найдешь что-нибудь нужное – дай знать. И транспорт тебе найдем, и погрузить поможем. Для старины Торпа мне ничего не жалко!

Мальчуган вскарабкался по ступенькам и скрылся в полумраке, откуда вскоре донесся лязг перебираемых металлических заготовок. Трасси же, недовольно скрестив руки на груди, стояла чуть поодаль и сверлила проем открытого люка угрюмым взглядом.

Лажонн, однако, полностью проигнорировал ее насупленный вид, всячески распинаясь перед юным клиентом. Более того, когда выяснилось, что тот набрал довольно внушительную охапку металла, он отправил Трасси за попутной подводой, объяснив, что это – наказание за ее предыдущую грубость в отношении парня, которого, как капитан выяснил, звали Вальхем.

Спровадив, наконец, гадкого выскочку с глаз долой, Трасси вернулась в кабину, где сгребла масленку и канистру, и затолкала все обратно в шкаф. Из-за охватившего ее раздражения двигалась она порывисто и резко, отчего часть масла выплеснулась на пол, и ей пришлось потом еще ползать на коленях, вытирая образовавшуюся лужу куском ветоши.

Весь следующий день прошел в подготовке к отправлению каравана. В трюмы загружались последние партии припасов и товаров, пассажиры осваивались в выделенных им каютах и размещали свой багаж. Большая их часть предпочитала занять места еще накануне, чтобы назавтра, в день отправления, не вставать в несусветную рань.

Некоторые из них отправлялись в путешествие вместе с детьми, и тут начиналась работа Трасси, которая выступала для малолетних гостей каравана кем-то вроде няньки, а, по совместительству, еще и экскурсовода. Ее талант находить общий язык с детворой здорово помогал, освобождая взрослых от лишних хлопот и позволяя им утрясать свои дела в спокойной обстановке.