– У нас недавно сделали ремонт. – Она повернулась к мужчинам, но говорила, глядя в лицо Бодрову.

– Я уже здесь был, – развязно улыбаясь, сказал Базин, – но ради ваших прекрасных глаз, Ксения, готов обследовать все трупы, находящиеся в вашем ведении!

Женщина промолчала.

Бодров зашел в ярко освещенный зал морга, испытывая легкое волнение. Не то чтобы он боялся покойников, но магия смерти, царящая в моргах и на кладбищах, обволакивала его, что-то внутри холодело, цепенели конечности, он – опытный офицер со стажем – чувствовал себя мушкой, угодившей в разлитый сироп. Длилось такое состояние недолго, но было в нем нечто ошеломляюще великое и мистическое, словно вот сейчас он прикоснется к тайне небытия, и парализующий страх смерти растает, как дым лесного костра, уносимый ветром. Это состояние исчезало столь же внезапно, как и возникало, оставляя ощущение едва уловимой досады, какое возникает, когда не можешь вспомнить какую-то очень простую и хорошо известную вещь. Николай провел ладонью по лицу, сгоняя невесомую тень от ослепительного света флуоресцентных ламп.

Ксения подошла к ряду ящиков, сверкающих никелем, уверенно потянула за ручку нижнего отсека, выдвинулась тележка. На ней угадывались очертания женской фигуры, накрытой простыней.

– Готовы? – Она смотрела на Бодрова.

– Да… – Он слабо улыбнулся.

Простыня взвилась, как белая птица, обнажив лежащее под ней тело. Первое, что бросилось в глаза оперативнику: щедрая россыпь веснушек на шее, плечах и верхней части груди. От небольших холмиков грудей с розовыми сосками до нижней части плоского живота багровел свежий шрам.

– Все нормально? – спросила Ксения Васильевна.

– Без проблем, – все с той же искусственной улыбкой ответил Николай. – Давай, эксперт, говори, чего накопал? – обратился он к Базину.

– Смотри… – Эксперт с готовностью наклонился к мертвой девушке, бесцеремонно повернул ее голову в сторону. Рыжий локон опал, открылась бледная ушная раковина, с колечком золотой сережки в мочке уха.

Бодров уловил слабый запах формалина и еще чего-то сугубо медицинского. В глубине ушной раковины желтел кусочек серы, и эта, казалось бы, обычная вещь вызвала у него приступ легкой тошноты.

– Видишь? – Базин потянул мочку женского уха, будто та была резиновой.

– А что я там должен увидеть? – спросил Бодров.

– Там, глубже…

Действительно, в глубине ушного прохода были отчетливо заметны две темные точки, отдаленно похожие на укус змеи.

– Считаешь, это след от проникновения токсина?

Базин пожал плечами.

– Токсикологическая экспертиза займет какое-то время. Сердце у бабенки… – он поднес к глазам табличку с именем умершей, – у Софьи Зайцевой… так вот, сердце у Сонечки, как у боксера. С чего бы ему вдруг останавливаться?!

– Амфетамины?

– Ерунда! – Эксперт махнул рукой в синей латексной перчатке. – Небольшие дозы стимуляторов прикончить здорового человека не могут. Ну, давление поднимется, тахикардия пошалит…

– Что от меня требуется? – Бодров хотел поскорее выйти на свежий воздух. Фамильярный тон Базина его нервировал.

– Подмахни заключение на предмет расширенной экспертизы.

– Ваш коллега прав, – подала голос Ксения, скромно стоящая возле дверей. – Внезапная смерть в результате незначительной дозы стимуляторов – явление редкое. К тому же на момент кончины женщина была практически трезвой. Гипертрофии миокарда не зафиксировано, атеросклеротических изменений сосудов тоже. Изредка у молодых людей бывает стенокардия напряжения, это так называемое проявление ишемической болезни сердца при здоровых сосудах.

На шее мертвой девушки белела тонкая полоска, оттененная легким загаром.

– У нее на шее была цепочка, – сказал Бодров.

– Ну и что? – удивился Базин.

– Кольца на пальцах на месте, серьги тоже. След от загара свидетельствует, что женщина носила цепочку не снимая.

– Может быть, порвалась… – предположил эксперт, – или потеряла.

Мысль была здравой и логичной, но интуиция – удел тревожных людей – подсказывала майору другую причину.

– Ладно, – кивнул Бодров, – приеду в управление, подпишу заключение.

Он стянул перчатки, бросил их в подставленную Ксенией Васильевной коробку.

– Выйду покурю… – сказал он, поймав на себе внимательный взгляд Ксении. Настроение у него было паршивее некуда.

…Опаленная земля изнывала от жажды, засушливую пустошь солнце сжигало раскаленными лучами, ломкое ущелье, разрывающее землю, напоминало иссохший человеческий рот, молящий небеса послать крупицу влаги.

Человек шел на юг, делая редкие остановки, во время которых маленькими глотками пил горячую воду из висящей на поясном ремне фляги, обтянутой высушенным бычьим пузырем. Он не знал, как долго ему предстоит идти, а потому расходовал драгоценную воду крайне экономно, прикладываясь к горлышку фляги, лишь когда начинали донимать миражи, грезящиеся в розовой дымке туманных очертаний Иудейских гор, сиреневым гребнем вздымающихся на востоке.

Дрогнула земля, юркая ящерица шмыгнула в расщелину промеж желтых камней. Человек нагнулся, поправил кожаный шнурок сандалии. Раскаленный ветер пустыни принес запахи конского пота и медной крови; прежде чем увидеть движущуюся кавалькаду римских всадников, он угадал их приближение обострившимся чутьем, свойственным отшельникам, проведшим в одиночестве долгие дни и ночи. В половине стадии чернело жерло пещеры. Человек устремился туда, припадая на левую ногу, – след от копья багровел на его бедре, – рана зажила благодаря смеси трав, которые прикладывала целительница из города Секелаг. Молодая амаликитянка ходила по своему жилищу абсолютно голой – так было принято у жителей их племени; вылечив рану на ноге чужеземца, она без стеснения предалась с ним ненасытной любви.

Он добежал до входа в пещеру вовремя, – вереница всадников обозначилась в полутора стадиях; солнце горделиво отражалось от золоченого нагрудника-лорики центуриона, меч гладиус мерно постукивал по его бедру в такт хода гнедого коня. Всего всадников было около тридцати; они следовали неспешной рысью. Человек понимал, что отряд был выслан Луцием Макроном. Мятежный легат жаждал найти беглого гладиатора: допросить, а после казнить. Таким образом он надеялся получить милость от императора Гая Августа Германика, по чьей воле прославившийся в боях за Британию Луций Макрон мог надеяться на возвращение в Рим. Ничего другого, кроме пыток, от занятого поисками мятежников римлянина ожидать не приходилось.

В пещере было тихо, но страх ледяными щупальцами сжал сердце: здесь рядом кто-то был! После слепящего солнца его окутала непроницаемая мгла, но обоняние явственно указывало на присутствие постороннего существа. Он задержал дыхание, слыша звонкие удары собственного сердца в груди.

Амаликитянка была ненасытной и страстной. Ее смуглость оттеняла его кожу, чересчур светлую и нежную для пришельца из пустынных земель, а голубые глаза и русая борода заставляли думать, что он уроженец севера. Он не стал ее разубеждать, а покинул жилище на рассвете шестого дня, когда римская стража оставила город и рана на бедре покрылась розовой пленкой.

Всадники приблизились: можно было разглядеть надменный профиль центуриона, извилистый шрам на его скуле и горделивый кроваво-красный гребень на шлеме. Путник инстинктивно шагнул назад, и его затылок обдало жаром. Теперь он не сомневался, что в пещере еще кто-то был, кроме него! В горле пересохло, он с трудом подавил желание броситься бежать навстречу римлянам. Исход такого опрометчивого поступка был ему хорошо известен. Способ умерщвления беглеца, который выберет вспыльчивый Луций Макрон, зависел от той информации, которую поведает пленник. Поиски последователей казненного в Иудее пророка велись властями Рима неустанно, беглый гладиатор мог стать идеальной мишенью для того, чтобы выплеснуть волну душащего Луция Макрона гнева.

Потекли мучительные минуты ожидания. Всадники удалялись. Он стоял, парализованный страхом перед тем неведомым, что скрывалось в тени пещеры, сжав кулаки, силясь не закричать от животного ужаса, – чьи-то пальцы прикоснулись к его спине. Ткань некогда нового льняного хитона истлела за время скитаний, рука трогала побагровевшую от солнечных ожогов плоть жадно и нетерпеливо, при этом касания были холодны как лед, а дыхание горячим и едким, отдающим гнилой пищей.