Мы миновали мост и под звук моторов поехали по Каслтаун-роуд, с аккуратно высаженными вдоль дороги деревьями, напоминающими зеленый туннель. Я подняла забрало шлема, чтобы вдохнуть чистый воздух, и жадно дышала, открыв лицо прохладному ветру, сливаясь с дорогой, плавно входя в повороты с мягкими «ловушками», оставшимися с мотогонок, и старалась не терять из виду мотоцикл Джоша, который на длинных участках, подсвистывая, устремлялся вперед к горизонту.
Через двадцать минут, миновав Мост Фей и деревню Балласалла, мы въехали в Силвердейл Глен, в котором я последний раз была лет двадцать назад. Мы остановились на живописной площадке у кафетерия, и как только замолкли двигатели, нас окутала бархатная тишина, нарушаемая лишь шумом водопада где-то вдали. Озеро дышало умиротворением, его поверхность отсвечивала всеми оттенками осени, на которой, среди упавших с деревьев листьев, проступали матово-серые осколки неба. Разноцветные плоскодонки с негромким плеском толкались вдоль берега, а на отдыхающем кверху брюхом катамаране важно восседала какая-то птица.
Кафетерий был почти пуст, лишь одна супружеская пара в ленивой задумчивости разглядывала водную гладь и пила чай со сконами [14]. Мы выбрали лодку, уселись по разные стороны – я на носу, Джош на веслах – и, проплыв пару десятков метров, остановились в полнейшей тиши, окруженные прозрачной водой.
– В мире полно красивых мест, но почему-то мне совсем не хочется их увидеть, – сказал Джош, глядя, как кольца вокруг лодки расходятся все шире и, успокоившись, тают.
– Нет ничего зазорного в том, чтобы любить свой дом, – задумчиво произнесла я. – Фрейя тоже любила остров. Но при этом умела воображать далекие места, оказываться там, где только пожелает, просто закрыв глаза. – Я закатала рукав куртки и опустила руку в воду. – Расскажи мне все, что знаешь.
Джош молчал. Он явно прокручивал в голове болезненные события и, быть может, не хотел их проговаривать. В детстве он был довольно скрытным и больше любил слушать, чем говорить. Я лишь надеялась, что время изменило эту привычку.
Он сжал губы, а я мысленно поторопила его, одолеваемая желанием услышать все как можно скорее. И вот слова набрали силу и хлынули из Джоша, мне показалось, что своим вопросом я просто сняла заслонку, преграждающую поток страданий, которые он держал в себе.
– Я никогда не забуду этот июнь. Все должно было быть как всегда. Остров готовился к чемпионату. Местные, как обычно, ремонтировали фасады, засаживали палисадники цветочной рассадой, отмывали бордюры у дороги, чтобы, когда на остров хлынет толпа, все блестело как новенькое. В «Нолане» наняли дополнительную смену сотрудников, ожидая за месяц распродать годовой запас шин и аксессуаров. Меня назначили главным по новичкам, потому что я уже мог натаскать парней. Техстанции бурлили, не лучшее время, чтобы отдать на починку свой мотоцикл. – Он усмехнулся. – Заберешь в лучшем случае осенью.
Короче, мозги любого мэнца были заняты только одним – подготовкой к чемпионату. За неделю до гонок участники начали обкатывать трассу, дорогу закрывали для тренировок рано утром на пару часов. Фотографы уже дежурили на Глен-Хелен, по всему острову выставили заграждения и ловушки, паб Creg NY Baa, кажется, раньше всех продал места на трибуны.
Жителей трясло от возбуждения, никто не говорил ни о чем другом, я слышал, что продажа складных стульев побила все рекорды. Expedia [15] по запросу «Остров Мэн» не выдавала ни одной свободной комнаты для брони. Все хотели быть там, увидеть, как очередной несчастный не впишется в поворот…
– Но зато впишет свое имя в историю, – мрачно добавила я.
– Именно. Каждый раз одно и то же – мы молимся, чтобы никто не разбился, но год за годом это происходит, и нам остается надеяться, что то была единственная смерть. Иногда мне кажется, что было плохой идеей сделать старт и финиш на кладбище [16].
Паромы ходили без остановки до Ливерпуля и обратно, туда пустыми, обратно – забитыми людьми и мотоциклами. Участники еще раньше прибыли на остров, мы с отцом не пропустили ни одного прогона, каждое утро, отложив все дела, шли смотреть на заезды. И казалось, все идет по плану: монашки, как обычно, угощали зрителей кексами у церкви Святого Ниниана, тренировки шли по расписанию, и погода не подвела: каждый день, вплоть до Безумного воскресенья [17], солнце стояло там, где ему полагается, – над нашими головами, прогревая и высушивая асфальт. Все должно было быть хорошо. Но в день открытия чемпионата с утра небо заволокло тучами. Все надеялись, что этим и ограничится, но за час до старта с неба полилась вода – нескончаемые холодные потоки, словно вмиг наступила осень. Дождь спутал все планы, надо было видеть лица зрителей, когда им пришлось плестись обратно с нераспакованными пакетами с сэндвичами. Топить разочарование отправились в паб, всем было ясно, что открытие придется перенести на следующий день, да и то без всяких гарантий. Съемочные группы попрятались в автобусы, стоянки перед трибуной опустели, навесы с сувенирами закрыли. Многие разъехались по домам, прекрасно понимая, что ни один смельчак не рискнул бы развить скорость до трехсот километров на дороге, так щедро политой водой.
Да, этот июнь всех разочаровал. Из десяти дней чемпионата лишь два дня светило солнце. Два жалких дня, в которые можно было услышать рев моторов и в которые дорога была достаточно сухой, чтобы резина могла сцепиться с ней. Все остальные дни были туманными и дождливыми, дорога просто не успевала высохнуть.
Но в тот первый день, во вторник, солнце слепило так, что глазам было больно смотреть на небо. Весь остров очнулся от сна, ведь хорошая погода означала, что чемпионат наконец-то стартует. Мы так радовались этому прозрачному воздуху, который в случае чего позволил бы вертолетам добраться до пострадавших, чтобы оказать помощь. Все называли его «тот вторник», или просто «вторник», и каждый знал, что имел в виду другой. Но этот день я не забуду по другой причине – в этот день я узнал, что моя сестра пропала.
Как я уже сказал, все только приезжали, и никто не уезжал с острова. Никто, кроме нескольких семей, включая Мэтьюзов, которые на дух не переносят подобную суету. Так вот Мэтьюзы уплыли, а Фрейя осталась.
– Погоди, – перебила я, – не понимаю, какое отношение имеет Фрейя к Мэтьюзам?
– Какое отношение? – Джош сдвинул брови. – Она была замужем за их сыном.
– О чем ты говоришь? – выдохнула я.
– Боюсь, что так. Леонард Мэтьюз – любимый наследник яхтовой империи Мэтьюз и по совместительству муж моей сестры.
– Но ведь я виделась с Соней всего пару часов назад. Она даже не упомянула о том, что ее брат и Фрейя были женаты. – Я задумалась. – В таком случае, я не понимаю, почему они не перевернули остров вверх дном! Для этого у них есть все возможности.
Говоря о возможностях, я не преувеличила. Эта семья была действительно выдающейся, и дело не только в родословной: насколько я помнила, в роду у Мэтьюзов были и лорды, и губернаторы, и димстеры [18] – кто-то из них даже стоял у истоков создания акта о соломинке [19]. Но, на мой взгляд, сила этой семьи заключалась в том, как ее нынешний глава построил свою империю. Эта история была известна едва ли не каждому жителю острова и, сказать по правде, вызывала у местных скорее восхищение и гордость, нежели неприязнь. Любопытным фактом в ней является то, как Генри Мэтьюз распорядился своим родословным капиталом – деньгами, которые получает каждый рожденный в семье по праву ношения фамилии Мэтьюз.
Он начал свой бизнес с того, что выкупил заброшенную судоверфь в порту Рамси – крупный, но пришедший в негодность павильон, стоявший на пирсе в тинистой заводи, где в мутной воде плавали лягушки. В то время, в начале семидесятых, его компания Matthews Shipyard занималась ремонтом моторных лодок и оказанием всевозможных услуг, связанных с выходом в море, затем постепенно переключилась на продажу старых яхт. Но на этом Генри Мэтьюз не остановился. Кроме выдающейся родословной по наследству он, вероятно, получил и амбиции, потому что вскоре Генри перешел на собственное производство моторных лодок для спортивной рыбалки и стальных яхт для дальних расстояний, а уже в конце девяностых прославился тем, что спустил на воду яхту, которая смогла побить рекорд скорости. Это достижение сделало имя Генри Мэтьюзу, и с середины девяностых до, полагаю, сегодняшнего дня компания только продолжает расти.
