Когда-то в далёком и безмятежном ленинградском детстве, родители послали Денисова за хлебом, шёл ему тогда десятый год. В магазине была толчея и длиннющая очередь в одну кассу, которая обслуживала все отделы. Покупатели почему-то были сильно раздражены и необычайно шумливы, его бесцеремонно затёрли в очереди, на растерявшегося мальчика никто не обращал внимания. Кассирша, молодая красивая женщина, неожиданно привстав со своего «капитанского мостика», оглядела торговый зал и их глаза встретились. Она улыбнулась, а он, покраснев, ответил ей растерянной улыбкой.

– Деточка, что же ты там стоишь на задворках, как казанская сирота? – сказала она нарочито громко. – Ну-ка, проходи-ка к окошку. У нас тут сегодня народ собрался страшно культурный, но, кажется, слегка близорукий. Проходи, проходи вперёд, малыш, затёрли, понимаешь, килечку балтийскую.

Шумливая очередь притихла. Головы повернулись к стушевавшемуся Денисову, люди невольно разулыбались, а какой-то мужчина в спецовке, от которого пахло бензином, подтолкнул его, грубовато брякнув:

–Давай, пацан, топай к кассе. Подфартило тебе сегодня на хороших людей.

Много лет ходил Денисов в этот магазин мальчиком, подростком, студентом, женатым мужчиной с седеющими висками. На его глазах, кассирша из молодой женщины превратилась в зрелую даму, после в сухонькую, аккуратненькую, следящую за своим обликом старушку, похожую на добрую фею. И всегда они улыбались друг другу, будто какая-то тайна была между ними, и сердце Денисова щемило, когда он видел, как угасает это прекрасное лицо, как неумолимое и жестокое время забирает его молодость и красоту.

Однажды летом, вернувшись домой с юга после трёхнедельного отпуска, он зашёл в магазин и не увидел её на своём рабочем месте, вместо неё за кассой сидела молодая и бойкая девушка. Не появилась она и в последующие дни. Он поинтересовался у уборщицы, которая работала в этом магазине ещё с тех пор, когда он был старшеклассником, о причинах отсутствия кассира, и та, вытерев платком выступившие слёзы, сказала, что Вера Петровна две недели назад умерла.

Он продолжал ходить в этот магазин, в котором всё для него теперь стало будничным, обыкновенным, но каждый раз подходя к кассе, он видел эту женщину, остро ощущая, что она, ушедшая навсегда из этого мира, была частицей и его жизни – жизни, оставшейся в прошлом, исчезнувшей безвозвратно. И горестный голос в его голове каждый раз тихо говорил горькие, но неизбежные слова: «Царствие вам Небесное, дорогой человек…».

– – —

Девушка положила на прилавок «Сникерс» и сигареты.

– Спасибо. Спокойной вам смены, – улыбнулся Денисов.

– Вот это точно нам бы не помешало. Отморозки активизировались перед праздниками. Заезжайте ещё. А если без шуток, то погода сегодня, в самом деле, нелётная. Люди весь день падали, машины бились, так что осторожней и удачи вам на дорогах, – сказала девушка.

Денисов пошёл к выходу. Тяжёлую дверь за собой он прикрыл осторожно, чтобы не разбудить охранника. Книга лежала у него на коленях, голову он безвольно уронил на грудь.

«Совсем ещё дети, – думал он, идя к машине, – не спят ночами, улучшая благосостояние хозяина этого магазина, скорей всего, представителя какой-нибудь южной суверенной республики и наверняка владельца не одной такой торговой точки. Страна заступила на вахту в двадцатичетырёхчасовое рабство, – торговля не терпит простоев! Вместо того, что бы ночью спать, массы людей вкалывают на лавочника, чужого дядю, а дядя этот вывозит капиталы к себе на родину, выплачивая продавцам им же назначенную зарплату, которую он может уменьшить, задержать или даже выгнать работника, не заплатив ему положенное. Чиновничьей сволочи, «крапивному семени», как назвал их Мельников-Печерский, пасущейся у таких хлебных мест, он, конечно же, «отстёгивает» положенную мзду. Вся эта предательская властная братия – та же торгашня, только торгует она законами и своим нетрудовым доходам находит достойное применение. У большинства из них, конечно же, имеется свой бизнес, а рычагов для выкачивания денег у них много, и при этом их «неподкупность» всё время дорожает. А наёмные работники таких вот магазинчиков отнесут свои жалкие, так называемые зарплаты, в другие магазины, истратят их на самые необходимые вещи. На их деньги не то, что бизнес открыть – выжить бы. А как нам красочно расписывали гайдаровские кидалы будущую эру равных возможностей! Какими обольщали золотыми посулами! Слова серебряны, посулы золотые, а впереди – Божья воля! Лучше не сказать».

Он опять зачерпнул в обувь снега, перешагивая через завал. Просевшее сиденье жалобно под ним скрипнуло, спинка сиденья неестественно сильно отклонилась назад. Попытка отрегулировать положение спинки, придать ей стойкое вертикальное положение ничего не дала: она, поскрипывая, упрямо уходила своей левой частью назад.

«Так долго не проездишь, кресло может и на пассажира завалиться. Это пора исправить. Скорей всего нужны будут сварочные работы», – с досадой прошептал он и включил передачу.

Звякнув разболтанной крестовиной, машина тронулась по разбитой улице, переползая и покачиваясь, как утка, через трамвайные пути. Лихой водитель на прогнившем «Москвиче» с ревущим глушителем обогнал его. Не уступив дорогу автобусу, заверещав тормозами, он повернул налево к Троицкому мосту. «Камикадзе», – покачал головой Денисов.

На обочине перед Троицким мостом неожиданно возникли две девушки в ярких оранжевых куртках, они отчаянно махали руками. Денисов сбросил скорость до минимума, чтобы не обрызгать их грязным снегом, плавно остановился рядом с ними, перегнувшись, открыл правую дверь. Одна из девушек просунула голову в салон.

– Домой. Вы поедешь? – спросила она

Рассмотрев девушку, он рассмеялся.

– Если вам на родину, то у меня, девушка, нет загранпаспорта, да и бензина не хватит. А вам куда, собственно?

Девушка повернулась к подруге, что-то спросила у неё на звонком быстром языке, та что-то быстро залопотала в ответ. Слова прозвенели, как монеты, ссыпаемые в пустую кружку. Выслушав звонкую тираду подруги, девушка сказала:

– Там человек на лошадь. Там дом… близка, близка.

– К Медному Всаднику?

– Нет, нет! Большой человек на лошадь, не Медный садник.

– Девушка, знаете, сколько в моём городе «больших людей» на больших лошадях? – Денисов опять невольно рассмеялся. – Вот вам на выбор ближайшие места с серьёзными мужчинами на лошадях: Мраморный дворец, Исаакиевская площадь, Инженерный замок. Выбирайте.

Хлопнув растерянно ресницами, девушка вдруг радостно выпалила:

– «Аврора»! Там «Аврора» есть!

– «Аврора»? Так, так, так, горячее, – удивлённо поднял брови Денисов. – Но рядом с крейсером вроде нет пока никаких конных скульптур.

– «Аврора»! – повторила девушка быстро. – Там близка дом.

– «Аврора» – так «Аврора», – покачал головой Денисов. – Садитесь, это совсем рядом. Проедем к легендарному крейсеру, выстрел которого услышали не только угнетённые народы царской России, но и народы всего земного шара, может даже вселенной. Уже отрадно, что ориентир у вас «человек на лошади», а не львы у входа. Тут бы нам пришлось поплутать, этот зверь особливо уважаем в нашем городе.

Девушки уселись в машину. Та, что говорила по-русски села впереди. Денисов глянул в зеркало заднего вида: пустынный Каменоостровский проспект дружелюбно перемаргивался жёлтыми светофорами, и он, нарушив правила, повернул налево на Петровскую набережную. Красочная реклама у трапа трёхмачтовой каравеллы-ресторана, пришвартованной к набережной, предлагала встретить с комфортом новогоднюю ночь, у причала ждали клиентов таксисты.

– Что ж вы в такую погоду ночью, гуляете по незнакомому городу? Вы на время-то давно смотрели? – спросил Денисов, постучав пальцем по автомобильным часам.

– Ресторан. Свадьба, – сделав ударение на последней «а», поняла его и ответила девушка.

– Свадьба? Свадьба – это хорошо…

– Карошо, свадьба, – согласилась девушка, кивая головой.