И вот я сидела в фургоне, цепи обжигали мою кожу, и испытывала глубокую благодарность к человеку, который воспитывал меня с жестокостью и безразличием. Если я могла выжить в Неверрианской пустыне в одиночку, я могла бы пережить всё, что эти два Дэниели уготовили мне.

Если только они не применят свою пыль…

Машина резко остановилась. Задние двери со скрипом открылись, и я прищурилась, чтобы вглядеться в темноту, но плотный дождь скрывал всё вокруг.

— Я снова понесу тебя, хорошо? — сказал Коул прямо перед тем, как его руки подняли меня с пола фургона.

Он спрыгнул, затем перекинул меня через плечо.

Цепь скользнула по моему горлу, обжигая нижнюю часть челюсти. Я сильно прикусила язык, чтобы подавить подступающий крик.

Грязь хлюпала вокруг босых ног мальчика, а его шорты и футболка прилипли к коже. Мне стало интересно, плавал ли он тоже или его промочил дождь.

Влажная земля под его ногами превратилась в бетон, а затем мы оказались вне дождя и внутри тёмного склада. Рождественские елочные гирлянды были прикреплены скотчем к потолку и слабо светились. Более яркий, почти зелёный, свет горел в задней части склада. Я прищурилась, чтобы разглядеть, на что он светит. Грязный пластиковый брезент закрывал то, что занимало это пространство.

Раскаты грома прокатились по мрачному помещению, дождь барабанил по жестяной крыше, как молотки по перкуссии.

Коул завернул за угол, а затем скинул меня со своего мускулистого, но костлявого плеча. Цепи снова упали на полоски кожи, которые начали заживать, опалив их заново.

Воздух внутри был почти таким же холодным, как и снаружи, но, по крайней мере, он был сухим. В полумраке я заметила, как Коул собрал охапку цепей. Я в ужасе уставилась на него, предполагая, что он собирается заковать меня в железный кокон, и попятилась назад, пока копчиком не ударилась о стену.

— Всё в порядке. Я не собираюсь причинять тебе боль.

Не собираешься причинить мне боль? Неужели он не понимал, как мне уже больно?

Он схватил кусок цепи, свисающий с моих кандалов, и прикрепил его к новой части другим висячим замком. Только тогда я поняла, что новая длина звенящих звеньев была привинчена к стене.

Они посадили меня на цепь, как бешеную собаку.

Пар клубился в воздухе между нами, смешиваясь с дымом моей поджаренной плоти.

— В твоих венах действительно течёт огонь, — Коул уставился на воду, испаряющуюся с моей одежды. — Я слышал, ты умеешь летать. Почему ты этого не сделала… когда лодка затонула?

Потому что я была слишком парализована шоком. А потом его сестра — или это был он? — схватила меня. Я думала, это было сделано для того, чтобы спасти меня, но это не входило в их намерения. Люди, которые спасали других, не обращались с ними как с заключенными.

Рядом с нами раздались шаги. Я посмотрела мимо Коула прямо в лицо с невидящими глазами, которым каким-то образом удалось увидеть, кто я такая.

ГЛАВА 16. ДОПРОС

— Итак, значит, вы нашли нас, — сказала Шарлотта. — Как?

— Она не может говорить, ма, — сказал Коул.

Ма? Коул был её сыном? Я переводила взгляд с матери на сына, но не видела особого сходства. Там, где волосы Шарлотты были седеюще-чёрными, Коул был таким же блондином, как и его сестра.

— Я знаю, что она не может говорить, Коул.

Он покраснел и пробормотал:

— Извини.

Шарлотта продолжала нервно смотреть на меня.

— Где Кира? — спросил Коул.

— С Куинном и другом девушки. Пытаются получить кое-какие ответы.

— Он отвёл его к…

Шарлотта взглядом заставила его замолчать. Клянусь, если бы не то, как редко опускались её веки, я бы никогда не догадалась, что она слепая.

— Ты хочешь, чтобы я нарисовала карту, чтобы девушка могла пойти к нему?

Коул заправил прядь длинноватых волос за ухо и пробормотал ещё одно извинение.

Они и не подозревали, что мне не нужна карта. Всё, что мне было нужно, это сосредоточиться на его местонахождении в следующий раз, когда моя метка оживёт.

Шарлотта сделала шаг ко мне.

— Ещё кто-нибудь из вас придёт?

Я покачала головой.

— Отрицательно, — перевёл Коул.

— Чего ты хочешь от нас? — Шарлотта продолжила.

Я стояла неподвижно, лицом к матери и сыну, с меня одновременно капала вода на пыльный пол, и поднимался пар. Как я должна была отвечать на них, не используя свои руки?

— Ма, она не может говорить, — застенчиво сказал Коул.

— Принеси ей ручку и бумагу.

Я не смела надеяться, что ручка и бумага приведут к снятию с меня железных наручников.

Быстрые шаги Коула отдавались эхом в комплексе с низкими потолками. Стена рядом с Шарлоттой была красной, а стена позади меня — жёлтой. Мы были в здании с грузовыми ящиками. Не то чтобы это помогло бы мне сбежать, но меня утешало знание того, где я нахожусь.

Коул вернулся с блокнотом из разлинованной жёлтой бумаги и шариковой ручкой. Он протянул их мне. Я склонила подбородок к своим кандалам.

— Ма, ей понадобятся руки, чтобы писать. Должен ли я снять цепи?

— Пока нет. Я не верю, что она не использует на нас свою пыль, — она обошла меня кругом, держась чуть в стороне. — Твой друг не реагирует на железо, но одна из его рук светится от пыли, и он может управлять разумом с помощью зрения и голоса? Он что, новая порода фейри?

— Ма…

— Я знаю, что она не может говорить, Коул. Я просто размышляю вслух.

Она побарабанила пальцами по своей юбке цвета хаки длиной до икр. Ткань местами была в затяжках и обесцвечена до охристого цвета на подоле. Не то чтобы я думаю, что ей было до этого дело. Во-первых, она не могла видеть, а во-вторых, это сообщество жило в простоте.

Громкие, торопливые шаги застучали по цементному полу.

Шарлотта перестала расхаживать и повернулась на шум. Он доносился с противоположного конца комплекса ящиков.

Я резко вдохнула. Придёт ли Каджика?

Не повезло. Это был Куинн.

— Этот сукин сын пытался задушить меня своими цепями.

Куинн тяжело дышал, его лицо было красным, как вишневый сок.

— А ещё он чертовски силён.

Он остановился в нескольких метрах передо мной и оскалился так, что его верхняя губа приподнялась.

— Кто он, чёрт возьми, такой?

— Я пока не знаю, — спокойно ответила Шарлотта. — Возможно, смесь человека и фейри. Ты завязал ему глаза?

— Я сделал куда лучше, чем это… Я заклеил скотчем его грёбаные глаза, — прорычал Куинн. — И его рот.

У Куинна было желание умереть. Как только Каджика вырвется на свободу — потому что у меня не было сомнений, что он это сделает, — он убьёт Куинна.

— Мне не понравилось, что меня превратили в марионетку.

Слюна вылетела у него изо рта и замерцала в воздухе.

— Ты оставил Киру с ним наедине?

— Нет. Пит и Тамара тоже там, — сказал Куинн.

— Вы оцепили периметр?

— Да.

Охранять его, чтобы мы не могли вырваться, или чтобы, если кто-нибудь придёт искать нас, они не смогли бы войти? Как я надеялась, что кто-нибудь придёт за нами. Предпочтительно Кэт. Она была такой же, как они. Они бы прислушались к ней. Они освободили бы нас и увидели, что мы им не враги. Я послала безмолвную — наверняка бесполезную — молитву в небо.

— Ма, вернись. Её ладонь светится.

Коул потянулся к руке своей матери и повёл её назад. Он поднял маску для подводного плавания, которая болталась у него на шее, водрузив её обратно на лицо.

— Я думала, ты сказала, что железо уничтожит её пыль, — сказала Кира, внезапно оказавшись здесь.

— Очевидно, мы думали неправильно, — сказал Куинн.

Я сжала пальцы в крепкий кулак. Железо вызывало онемение во всей области, окружающей цепь, так что я не могла чувствовать связь, но вид этого чуть не заставил меня заплакать. Я попыталась сосредоточиться на местонахождении Каджики, но всё, что я получила от нашей связи, было то, что он был близко.

— Если ты нападёшь на нас, мы убьём твоего друга, — спокойно сказала Шарлотта. — И заставим тебя смотреть.