Наши глаза встречаются, и наши пальцы переплетаются меж собой.
— Чего желаете? — спрашивает кассир за стеклом, заставляя нас дёрнуться.
Я смотрю на меня, и меня захватывает нерешительность. Я беспомощно смотрю на Эйдена.
Он улыбается, затем поворачивается к кассиру и говорит:
— Два шарика ванильного в стаканчике, пожалуйста, затем шоколадное с арахисовой пастой и солёной карамелью в вафельном рожке.
Наши пальцы сцепляются ещё крепче, и он тихо говорит мне на ухо:
— По старой памяти.
Глава 10. Фрейя
Плейлист: Billie Eilish — when the party’s over
Уже будучи дома, Эйден благодарит доставщика пиццы. Я ловлю себя на том, что смотрю на волны его тёмных волос, сильные плечи, сужающиеся к талии и округлой крепкой заднице. В моей груди как будто включился блендер, взбивающий острую смесь эмоций — желание, печаль, тоска, страх… Наблюдая за этим мужчиной, который помнит, какое мороженое я заказала и во что была одета на нашем первом свидании, но при этом так скрывает часть себя, что я понятия не имела, что наш фундамент страдал, пока он совсем не обрушился. Мне хочется выбежать из дома, и в то же время хочется забраться к нему на колени и зацеловать до бесчувствия.
Мне кажется, будто я рассыпаюсь на куски.
Держа еду в руке, Эйден ногой закрывает дверь и едва не спотыкается о мою обувь. Он умудряется перепрыгнуть и развернуться, удержавшись на ногах, затем выпрямляется и окидывает меня столь привычным «Поверить не могу, что живу с такой неряхой» взглядом, что это вызывает во мне горько-сладкий укол ностальгии.
— Иисусе, Фрейя. Выплаты по моему страхованию жизни не такие уж хорошие.
Это заставляет меня действительно рассмеяться.
— Всё это часть моего грандиозного плана стать богатой вдовушкой-кошатницей.
Его это тоже смешит.
Пока Эйден кладёт на стол пиццу, я наливаю себе бокал красного вина, не предлагая ему. Эйден редко присоединяется ко мне, и если ему хочется, он сам говорит. Он редко пьёт, обычно лишь по каким-то праздникам, что-то с небольшим градусом, и то он редко допивает до конца. Он говорит, это потому что алкоголь не сочетается с его лекарством от тревожности и вызывает невероятную сонливость, но даже до начала приёма прозака он никогда не пил. У меня всегда складывалось ощущение, что это из-за алкоголизма его отца — как минимум, его мать говорит, что он был алкоголиком. Эйден ничего не помнит об отце. Просто знает достаточно, чтобы не хотеть быть на него похожим.
Несколько раз мы делили бутылку вина на двоих. Вместе слегка напивались и возбуждались. И мне это нравилось — делить вино, заниматься неуклюжим сексом на диване. Но это было давно. Вот почему я едва не роняю бутылку, когда Эйден берёт себе бокал и ставит передо мной.
— Пол-бокала, пожалуйста, — говорит он, а сам сосредотачивается на сервировке еды.
Я аккуратно наливаю вино, пока Эйден берёт два куска пиццы с артишоками и оливками, кладёт на тарелку, добавляет немного салата из миски и подвигает ко мне.
Он поднимает свой бокал. Я беру свой. Мы тихонько чокаемся на кухне. Делая глоток, Эйден не отрывает от меня глаз. Кухня ощущается такой тёплой, и когда я ставлю бокал, моя рука дрожит.
— Замри, — говорит Эйден, и его ладонь мягко накрывает мой подбородок. Его большой палец проходится по уголку моего рта и ловит капельку вина. Он подносит палец ко рту и облизывает, тихонько причмокнув.
Чёрт. Тут уже жарко.
Моргнув, я беру пиццу и откусываю кусок.
— Спасибо за это. Пахнет великолепно.
— Да не за что, — тихо отвечает он. — Ещё раз поздравляю с повышением, Фрейя. Ты должна гордиться собой.
Я кошусь на него, проглатывая пиццу, которая застряла в горле.
— Спасибо. Горжусь.
Он кивает.
— Вот и хорошо.
Как раз когда я собираюсь снова откусить пиццы, он выпаливает:
— Я работаю над приложением.
Огурчик и Редиска выбирают этот самый момент, чтобы начать путаться под ногами и громко мяукать, потому что я воспитала монстров, которые ожидают сыра с пиццы из моей любимой традиционной пиццерии, пекущей в дровяных печах.
— Прошу прощения?
— Я… — он нетвёрдой рукой проводит по своим волосам, игнорируя Редиску, которая встала лапами на его колено и мяукает. Он прочищает горло. — Это приложение. Оно… надеюсь, оно позволит уравнять возможности в получении высшего образования для студентов, изучающих экономику и бизнес.
Я поднимаю Редиску прямо посреди её мяуканья и сажаю себе на колени. Мне нужно, чтобы что-то удерживало меня на месте. Потому что такое чувство, будто мир накренился.
— Что? Как?
— Мы записали лекции по изначальным темам усложнённых уровней, начали бета-тестирование, создаём интерфейс приложения. Если всё пойдёт хорошо, если мы получим крупного инвестора, то свяжемся с другими преподавателями, чтобы те записали свои лекции. Самые яркие умы бизнес-сферы, эксперты по самым различным концепциям бизнес-экономики и менеджмента доступны любому студенту, который может позволить себе десять долларов в месяц. А не только для тех, кто платит за обучение в Лиге Плюща. Самая сложная часть была до этого момента, Фрейя. Мы начали презентовать идею потенциальным бизнес-ангелам1. Как только у нас появится инвестор, я… свободен. Ну, я буду свободнее. Намного свободнее. Смогу расслабиться.
Я моргаю, пребывая в абсолютном шоке, и Эйден продолжает.
— Я работаю над тем, чтобы убедить потенциальных инвесторов на частичное финансирование, чтобы люди, не имеющие финансовых возможностей, могли попросить отсрочку в случае недостатка средств. Это может изменить… всё. Для нас, для студентов вроде меня в прошлом, терпящих такие сложности ради получения возможностей, которые они заслуживают. Так что… вот о чём были те тайные звонки. Прости, что я заставил тебя беспокоиться и создал странное впечатление этой скрытностью.
Приложение. Он разработал приложение, чтобы помогать детям надрать задницу колледжу вне зависимости от их прошлого или ресурсов, если они хотят податься в бизнес. Мне почти хочется рассмеяться от облегчения. Но обида спешно нагоняет удивление и поглощает его полностью.
— Почему ты не хотел говорить со мной об этом, Эйден?
Этот вопрос повторяется раз за разом. Не так ли?
— Потому что, как я и сказал у психолога, я пытался сделать так, чтобы у тебя было на одну проблему меньше. Это была идея, мечта, и я понятия не имел, выльется это во что-то или нет, — он напряжённо удерживает мой взгляд. — Что, если бы я обременил тебя этим, показал, насколько я этим увлёкся, а потом потерпел провал?
— Тогда ты бы шёл к мечте, пытался, провалился и научился чему-то, а я бы тебя поддержала.
— Наблюдая за моим провалом, — бормочет он. — Таща на себе это бремя.
Я закатываю глаза.
— Да брось, Эйден. Ты и прежде терпел провалы. Это меня не испугало и не прогнало прочь, так?
Он отрывает крохотный кусочек сыра от пиццы и наклоняется, чтобы скормить его Огурчику, при этом вскинув бровь.
— В чём это я провалился?
Уф. Мужское высокомерие.
— Ну… ты не умеешь вешать картины. Прям вообще. А я хотела здоровенную стену с фотографиями. Ты не умеешь играть в шарады, даже если бы от этого зависела твоя жизнь. Ты, типа, худший на свете игрок в шарады. Ты слишком буквален, и никто никогда не понимает, что ты там изображаешь руками. Ты не можешь вырастить розы — пытаешься каждый год, а они всё мрут и мрут…
— Окей, — он залпом выпивает воду, будто мечтает, чтобы это было вино, которое он ответственно пьёт по глоточку. — Спасибо, что перечислила мои различные личностные недостатки. Я имел в виду нечто крупное. В плане работы. В плане обеспечения.
— А. Так дело в твоём члене… то есть, в твоей работе.
Его лицо белеет. На кухне воцаряется тишина.
— Что? — спрашиваю я, поднимая кусок пиццы и откусывая. Редиска тоскливо смотрит на неё.
— Говоря, что моя работа сводится к моему члену, ты намекаешь, что всё дело в моём эго, Фрейя. Будто я пытаюсь что-то доказать.
