– Вроде у нас нет ничего такого, господин, – пробормотала официантка.

– Ей-богу, барышня, лучше будет, если все это у вас найдется, – предостерег Руиз. – Поспешите-ка и разыщите. И еще мы хотим суп, вы поняли меня? Говяжий бульон, в котором достаточно риса и перловки. И еще мы хотим большое блюдо крекеров и много-много масла, чтобы намазывать их, и пока наш заказ готовится, принесите нам четыре зелюма щелака. Четыре больших зелюма.

Потом к нам подошел буфетчик и сказал, что мы не должны так шуметь, потому что другие посетители жалуются, и довольно строго посмотрел на нас с Руизом и еще более строго – на наших девиц. Однако Руиз сразу понял, зачем пришел буфетчик, и дал ему десять драхм, после чего нас оставили в покое.

Официантка с беспокойным лицом принесла щелак, и наши спутницы сразу заявили, что терпеть не могут эту бормотуху и ни за что не станут ее пить. Но Руиз налил каждой из девиц по стакану и уговорил их попробовать. Госпожа Шмаль сделала один глоток, потом госпожа Швакхаммер тоже сделала один глоток. После этого первого глотка у них стало жечь в горле, и они стали кашлять и икать, однако последующие глотки умерили жжение, кашель прекратился, икота – отчасти тоже; в конце концов девицы опустошили свои зелюмы раньше, чем мы с Руизом. Внезапно появился оборванный чумазый мальчишка, крича:

– Газета, господин! Купите газету!

Я бросил ему мелочь и взял один экземпляр. Это был последний выпуск «Тандштикерцайтунг». Руиз сразу спросил, нет ли там кроссворда; я вырвал и дал ему часть последней страницы, где содержались также ответы на предыдущий кроссворд, и Руиз принялся внимательно их изучать, надеясь вспомнить, какие слова ему удалось угадать, а какие – нет.

Первая страница газеты пестрела сенсационными заголовками о последних злодеяниях тигра. Сообщалось, что огромный взбесившийся зверь лютует в пригородах, прыгает через дома, крушит мосты и умерщвляет людей. Пригородная полиция попыталась применить против него автоматы, но это оружие оказалось не более эффективным в борьбе против тигра, чем духовые ружья против слона. Чудовище убивало полицейских так же, как оно убивало граждан, не разбирая правого и неправого, и с дикой яростью. Как далее сообщалось в газете, масса любопытных устремилась к месту происшествия на своих автомобилях, в результате на дорогах произошло множество столкновений. Шеф хейларвейской дорожной полиции опубликовал обращение ко всем жителям с просьбой, ради Бога, ездить поосторожнее, поскольку количество аварий со смертельным исходом в этом году уже в три раза превысило прошлогодний показатель, несмотря на тот факт, что в городе начинается неделя безопасного движения.

Я показал материалы о тигре Вику Руизу. Он кивнул:

– Да, сударь, я вам говорил. К счастью, мы вовремя успели начать. И все же тигр будет здесь уже нынешней ночью. Но я уверен – не раньше, чем эта ночь даст нам все, что мы хотим от нее получить. – И он ущипнул госпожу Швакхаммер, которая притворно возмутилась и захихикала.

Девицам тоже захотелось прочитать про тигра, и я показал им газету. Однако эта информация вызвала у них лишь недоумение, и, когда я попытался объяснить им, какое значение имеет пришествие тигра, Руиз коснулся моей ноги и покачал головой, очевидно, желая сказать, что некоторые вещи объяснять не стоит.

В газете было много новостей и о Ветеранах. Они устроили путч, захватили городской арсенал и вооружились. По сообщениям очень хорошо информированных источников, Ветераны собрались направиться в Городское Казначейство и разграбить его. Другие, не менее информированные источники, намекали на существование секретного соглашения между Престарелыми и Безработными: таким образом, в случае захвата Казначейства Ветеранами, им пришлось бы сражаться против двух других организаций.

Я прочел все это Руизу.

– Скверно, сударь, очень скверно, – вздохнул он, а потом спросил: – Сударь… км… э-э… какое слово из тринадцати букв означает отчаяние?

– Безнадежность, – ответил я и стал читать дальше. Мне попалась небольшая статья, где приводились слова какого-то бизнесмена о том, что налогоплательщикам следовало бы также создать свою организацию и, если понадобится, с оружием в руках положить конец безобразиям, творящимся в Хейлар-Вее. Я прочел Руизу и это.

– Ей-богу, этот человек прав, – заявил он. – Лучше не скажешь. Как его имя?

– Некий мистер Эдисон, – прочел я.

– Хммм, – сказал Руиз. – Никогда не слышал о нем. И все же он прав. Мда… а какое слово из восьми букв означает слабоумие?

– Глупость.

– Нет, не подходит.

Он глубоко задумался и принялся грызть карандаш, взятый напрокат у матроны в доме, где жили девицы. Я опять стал читать про тигра, но странные хныкающие звуки заставили меня оторваться от газеты: обе девицы рыдали.

Как выяснилось после наших беспокойных расспросов, девицы были оскорблены в лучших чувствах, потому что Руиз уткнулся в свой чертов кроссворд, а я уткнулся в своего чертова тигра. Мы оставили спутниц без всякого внимания, а люди уже смотрят и смеются; какого же дьявола мы пригласили дам, если газета нам важнее их общества.

Тогда Руиз смял свой кроссворд, а я швырнул газету на пол; мы заказали еще щелака; тут как раз заиграл оркестр, и мы все встали и пошли танцевать. Пока мы танцевали, скользя по гладкому полу ресторана под звуки какого-то приятного старинного венского вальса среди множества других пар, худощавая беспокойная официантка принесла нам суп. Поэтому мы прервали танец, сели за стол и занялись едой.

Едва мы закончили с супом, как официантка принесла нам остальные заказанные блюда; Руиз был так удивлен и обрадован быстрым обслуживанием, что дал ей одну драхму, вызвав слабое подобие улыбки на ее бледных щеках. Госпожа Шмаль и госпожа Швакхаммер не стали есть молодой зеленый лук, опасаясь, что у них будет пахнуть изо рта, поэтому Руиз съел лук госпожи Швакхаммер, а я – лук госпожи Шмаль. Кроме того, госпожа Шмаль съела лишь одну свою отбивную: вторая досталась Руизу, он съел также две вареные красные картофелины госпожи Швакхаммер и все оставленное ею масло.

Мы сидели, держа в руках стаканы щелака, и ждали пирога, когда в ресторан вошла она. И снова один лишь взгляд – и во всем этом бедламе я уже не видел ничего, кроме нее. На ней было длинное белое платье из какой-то полупрозрачной ткани, и, когда она встала против света, я разглядел очертания самых чудесных на свете форм. Ее длинные волосы рассыпались по плечам, а на изящных руках и стройных ногах она не носила ни дешевых украшений, ни драгоценностей. И на лице выражалось все то же замешательство.

Я посмотрел на нее и совершенно бессознательно, но довольно громко, произнес:

– В том грубом и горьком фарсе, что зовется моей жизнью, я ищу лишь один час тишины и простоты.

– Крыша поехала, – прокомментировала госпожа Шмаль.

– Да нет, он просто пьян, сестричка! – возразила госпожа Швакхаммер.

А Руиз поспешно подлил мне щелака.

Но я улыбнулся и, извинившись, заверил их, что все в порядке; просто мое подсознание иногда причиняет мне кое-какие неприятности. Эту старую ироническую болезнь я подхватил в Абалоне, но она не более серьезна, чем обычная простуда: беспричинное беспокойство, легкая нервозность – вот и все.

Потом официантка с беспокойным лицом принесла наш пирог, и мы снова принялись за еду.

Не успели мы съесть и половины пирога, как она прошла совсем близко мимо нашей кабины, и мы перестали есть и уставились на нее.

Госпожа Шмаль отложила свой нож.

– Ты глянь-ка, – обратилась она к своей подруге. – Неужто она?

– Кто же еще, милочка, – ответила госпожа Швакхаммер.

– О ком вы, сударыни? – поинтересовался Вик Руиз.

– О ком! – воскликнула госпожа Швакхаммер. – Что с вами, господин Руиз? Это же Франческа Шеферд! Теперь вы поняли, о ком?

– Хммм… э-э… да. Конечно, мадам.

– И не постыдилась явиться в общественное место! – возмутилась госпожа Шмаль.

– Откуда у нее стыд, милочка, – усмехнулась госпожа Швакхаммер.