Хамильтон провел руками по волосам и уставился в пол.
— Я понимаю, — прошептал он. — Я действительно понимаю. Моя мать была наркоманкой, Вера. Начала принимать таблетки после моего рождения.
Я не ожидала, что Хамильтон признается в этом, и терпеливо ждала, пока он продолжит, хотя внутри я была благодарна, что он открылся мне, — по-настоящему открылся. Это сделало наши отношения более реальными. Он хрустнул костяшками пальцев. Я нутром понимала, что Хамильтон должен примириться со своей историей на своих условиях. Он поделится только тем, что ему удобно, и, если он захочет рассказать мне больше, он расскажет.
— Когда я был маленьким, я не понимал этого, но, когда я стал старше и появились новости о моей биологической матери, все вдруг приобрело смысл, — Хамильтон встал и начал убирать на кухне. — Я был просто ребенком. Я просто хотел, чтобы она любила меня, как любила Джозефа. Но она была сломлена предательством Джека. Наркотики становились все жестче. Ненависть становилась все тяжелее. Бремя ее депрессии стало слишком тяжелым, но я хотел нести все это. Понимаешь, я чувствовал себя ответственным за ее печаль.
Мне хотелось обнять Хамильтона. У меня разрывалось сердце, когда он говорил о своей матери.
— У меня никогда не было нормальных отношений. Я просто хотел, чтобы меня приняли. Но я понимал ее боль. Я хотел забрать у нее все это. А потом она покончила с жизнью.
Я ахнула.
— О, Хамильтон, это ужасно, — прошептала я, эмоции забивали мое горло.
Я оттолкнулась от стойки и подошла к нему, обхватив его за талию и прижавшись щекой к его спине. Он неловко похлопал меня по руке и остался напряженным, но через несколько минут он медленно расслабился в моих объятиях, расправив плечи и издав негромкий звук признательности.
Хамильтон отстранился, повернулся и поцеловал меня в лоб, прежде чем заговорить.
— Мы приучены думать, что наши родители — непобедимые герои. Мы хотим для них самого лучшего. И постепенно их человечность просачивается сквозь трещины, понимаешь? Иногда они просто не способны стать лучше, измениться. Но в какой момент мы перестаем позволять их проблемам разрушать нашу жизнь?
У меня не было ответа на вопрос Хамильтона. Я все еще позволяла своей матери принимать все решения в моей жизни. Даже сейчас, когда я была с Хамильтоном, мне требовалась каждая унция самообладания, чтобы не побежать к ней и не попросить разрешения и прощения. Я хотела все исправить. Я ненавидела разочаровывать ее. Этот импульс — наклониться назад и все исправить — укоренился в моей душе.
— Пойдем. Не хочу, чтобы ты опоздала, — сказал Хамильтон, меняя тему разговора.
— Хорошо, — ответила я.
Я начинала понимать сигналы Хамильтона. Когда он хотел закончить разговор, когда он становился слишком закрытый для комфорта, он просто заканчивал его.
Заканчивал. Это.
Глава 20
Джаред прохаживался по коридору перед аудиторией, когда я подошла. Я прижала учебник к груди, рассматривая его как броню, когда подошла к нему. Хамильтон предложил пойти со мной, но я должна была сделать это сама. Джаред причинил мне боль. Если бы не Хамильтон, назвавший его, я бы, наверное, и не узнала, что он работает на моего отчима. Я должна была начать встречать свои проблемы лицом к лицу. Больше не нужно прятаться от них.
Как только лазурные глаза Джареда остановились на мне, он практически бегом бросился в мою сторону, на его фарфоровом лице отразилась смесь облегчения и предвкушения.
— Вера! Слава Богу, ты здесь. Джозеф звонил мне без остановки…
Конечно, Джозеф звонил ему. Мой отчим был таким мудаком. Я продолжала идти, избегая взгляда Джареда и направляясь к двери, несмотря на то, что его громоздкое тело преграждало мне путь.
— Я не хочу говорить с тобой о моей семье и о том, как они наняли тебя, чтобы ты был моим другом, — огрызнулась я.
Джаред схватил меня за плечи, заставляя остановиться.
— Вера, перестань драматизировать. Хорошо, что я был здесь. Ради всего святого, Сеинт появился в кампусе на прошлой неделе и угрожал тебе. Я просто следил за тем, чтобы ты была в безопасности. Я не понимаю, почему это так важно.
Я посмотрела на вверх и на мгновение стиснула зубы, прежде чем ответить. Джареду, по крайней мере, хватило приличия выглядеть совершенно обманутым. Его волосы были всклокочены, а обычно хорошо сшитый костюм помят.
— Точно. Это было в тот же день, когда ты ушел, потому что я не хотела с тобой встречаться. Я тебе вообще нравилась? Ты просто пытался надавить на меня, чтобы сделать мою мать счастливой. И, между прочим, это очень важно, потому что все, что я тебе говорила — конфиденциально — ты докладывал моей матери! Я доверяла тебе, Джаред.
Несколько студентов прошли мимо, с любопытством разглядывая нас. Я знала, что мы устроили большую сцену, но мне было все равно.
— Слушай, честно говоря, я не большой поклонник твоей матери. Она большая дрянь, и эта история со свиданиями была ее идеей. Я понимаю, почему она хотела избежать скандала со всей этой историей с дядей, но она очень сильно настаивала на отношениях между нами. Не то чтобы это было трудно. Ты горячая штучка, Вера.
По крайней мере, теперь Джаред был честен со мной. Хотя это и задевало мою гордость.
— Я тебе вообще нравилась? Не только в романтическом плане, но и как друг?
Джаред раздраженно фыркнул.
— Ты классная цыпочка, Вера. Ты немного скучная, и я хотел бы, чтобы ты больше гуляла, но мне понравилось наше время вместе. И ты вполне сексуальная. Но разве это важно, что я думаю? С Хамильтоном ты просто нырнула в глубину. Твоя мать хотела, чтобы я вытащил тебя из его дома, но я не пытаюсь поймать тебя за руку.
Моя бровь опустилась в замешательстве. Теперь, когда вся ложь Джареда была открыта, я словно разговаривала с совершенно другим человеком. Он оказался таким же придурком из студенческого братства, каким я его считала вначале.
— Мне очень жаль, что моя сексуальная жизнь разрушает твои будущие карьерные устремления.
Джаред закатил глаза.
— Чувиха. На меня никто не давит. Но тебе серьезно нужно собраться с мыслями. Я не знаю, что именно в Хамильтоне приводит Джозефа в ярость, но с тех пор, как я рассказал им о вас двоих, он срет кирпичами. Ты знаешь, почему они ненавидят друг друга? Черт, Джозеф действительно ненавидит своего младшего брата. Должна же быть причина, верно? Я не думаю, что Хамильтон был с тобой до конца честен.
— Как щедро с твоей стороны. Боже, как я тебя ненавижу, — прорычала я. — Хамильтон был честен со мной с первого дня. Если ты хочешь знать, почему Джозеф ненавидит Хамильтона, то спроси его сам, раз уж вы так чертовски близки. Зачем Джаред? Не то чтобы ты страдал из-за денег или работы. Зачем?
— Видишь ли, в чем дело, — сказал Джаред, понизив голос и сделав шаг ближе. — Мне не хватает денег. Отец близок к тому, чтобы подать заявление о банкротстве. У меня есть стипендия на занятия, но Джозеф заплатил за мою квартиру. Мне действительно нужна эта работа. Ты, как никто другой, должна это понимать.
— Что это значит? — спросила я пронзительным голосом.
— Я просто хочу сказать, что ты и твоя мама знаете, каково это — быть готовым на все, чтобы пробиться вперед. Я больше не могу полагаться на свой трастовый фонд или связи отца. Эта работа с Джозефом была просто находкой, и я не собираюсь извиняться за то, что ухватился за эту возможность, тем более что тусоваться с тобой было не так уж сложно.
Я была ошеломлена.
— Я собираюсь проигнорировать твое заявление со словами «пробиться вперед». Моя мать вышла замуж за Джозефа под ложным предлогом, а не я. Я не просила об этом. Я не просила ни о чем таком. Ирония в том, что у моей матери сложилось впечатление, что ты богат. Она все время подталкивает меня к тому, чтобы я встречалась с тобой, потому что ей кажется, что это будет хорошо для меня. Гребаная шутка.