Кащей с треском свернул свиток в рулон и вручил сыну. Иван-царевич с почтительным поклоном принял список.

– Разрешите удалиться, папенька? – снова щелкнул он каблуками. – Не терпится поиски начать.

– Шагай-шагай, – пробурчал Кащей. Марья опять успокаивающе похлопала его по плечу. – И хватит меня успокаивать! Все равно ведь по-твоему сделал, жена!

Царица выразительно повела сыну бровями и подмигнула ему. Иван-царевич чуть заметно улыбнулся матери. Кащей сделал вид, что ничего не заметил. А вечером того же дня Марья привела в действие давно вынашиваемый план…

После столь эмоциональной сцены в родительском кабинете Иван-царевич устремился в свои покои для успокоения – как старшему сыну царя, ему было выделено большое помещение, хотя обставил его юноша сообразно со своими минималистическими вкусами: печь, украшенная заморскими изразцами, деревянный стул без изысков да сундук, обитый железом. На печи Иван спал, за столом писал, в сундуке хранил вещи.

Вернувшись с аудиенции, царевич первым делом развернул полученный от родительницы свиток. Он действительно был исписан знакомым каллиграфическим почерком царицы Марьи и представлял собой длинный список с комментариями царя Кащея. Иван-царевич развернул рулон, поставил на края подсвечник и чернильницу, чтобы не сворачивались края, и приступил к чтению, комментируя вполголоса в пустоту покоев:

– «Богатая». Куда ж без этого! «Приданое землями, лучше западными, там оборона послабже». Явно, папенька добавил… «Скромная, хозяйственная, без родни». Маменькина рука!.. Ага… Угу… «Глупая» … Почему?.. Ну и «Красавица». Да уж, шикарный список!

После всех пунктов списка были написаны имена предполагаемых невест. И рядом с каждым именем стояли галочки – где-то больше, где-то меньше их было. И самое большое количество баллов набрала не к ночи будь помянута Шишанида. Иван-царевич поморщился. Пусть он и выторговал себе отсрочку, но это лишь временно. К лету папенька настоит на своем. И нужно предоставить ему достойную альтернативу Шишаниде Шишковне, иначе и впрямь придется жениться на той…

Иван-царевич задумчиво свернул свиток. Неужели не найдется на всем белом свете девицы, рядом с чьим именем встанет в ряд большее, чем у Шишаниды, количество галочек? Что ж, у него было три месяца, чтобы найти такую.

***

На следующее утро в другом семействе царило оживление. Вдовствующая боярыня Афанасьева была разбужена в неурочный час срочной депешей из царского терема, содержание которой мало того, что прогнало сон с ее чела, но и заставило с оптимистичными криками ворваться в светлицу своих дочерей. Громкими фразами она приступила к выражению своего неуемного восторга и упоения, мешая юным девицам досматривать сладкий утренний сон.

– Марфушенька! Матрёшенька! Радость-то какая! Девоньки! Просыпайтесь! Дел по горло!

Из-под одного цветастого одеяла высунулась босая нога и недовольно пошевелила пальчиками. Не менее пестрое одеяло было натянуто на голову второй барышни, издающую недовольные звуки.

– Вы послушайте, послушайте! – не унималась боярыня Афанасьева. – Проснитесь, говорю!

И она бесцеремонно сдернула с дочерей одеяла.

– Ну мама! – недовольно пошарила вокруг себя Марфушенька, не открывая глаз.

– Ну мама! – в унисон сестре промямлила Матрёшенька, тоже вслепую пытаясь укутать ноги подолом ночной рубахи.

Услышав реакции дочерей и сочтя их достаточно вразумительными, боярыня Афанасьева перешла к источнику своей бурной радости.

– Сегодня получено письмо! – известила она.

– Угу, – ответила Марфушенька, зевнув.

– Ага, – аналогично отреагировала Матрёшенька.

– Из царского терема, – дрожащим от счастья голосом добавила их маменька.

– Ого, – сестрицы ответили хором, но без энтузиазма и по-прежнему не открывая глаз.

– Просыпайтесь же! Девочки! Это же радость! – боярыня Афанасьева потормошила каждую дочку.

– Надо думать, – пробурчала Марфушенька.

– Из самого царя, – вяло добавила Матрёшенька.

И тут обе в испуге подскочили на своих перинах: выведенная из себя мать в гневе хлопнула крышкой сундука, что прозвучало не хуже пушечного выстрела. Одинаково хлопая глазами, сестрицы уставились на источник шума, а потом перевели полупроснувшиеся взоры на боярыню.

– Ну наконец, – удовлетворенно сказала она. – Слушайте!

Девицы переглянулись, но потом послушно склонили головы к правому плечу, демонстрируя внимание.

Боярыня Афанасьева развернула восторженно сминаемый свиток, разгладила его и торжественно прочитала:

– «Боярыня Афанасьева, Глафира Феодосьевна, вдова почитаемого нами боярина Афанасьева, Димитрия Кузьмича, столь преждевременно покинувшего Думу боярскую и унеся с собой всю мудрость и здравомыслие главы парламента, приглашается с дочерьми его на пир 8 лиственя 7024 года. Целью пира является смотр девиц государства для избрания достойной невесты сыну старшему царя нашего всемогущего Кащея Никандоровича Первого и Единственного Ивану Кащеевичу. Форма одежды – парадная. Презентация невесты – пять минут. Дары оригинальные – приветствуются. Писано в первый день весны сего года писарем Савелием».

Последнее предложение боярыня прочитала уже дрожащим голосом, смахивая слезу с левого глаза. Дочки ее переглянулись.

– Смотрины? – неуверенно отреагировала Марфушенька.

– Царевич? – добавила Матрёшенька.

– Да! Да! Да! – вскричала их мать. – Какая перспектива! Какой шанс! Девочки! Одна из вас может стать царицей!

– Надо платье! – вскричала Марфушенька.

– И презентацию! – добавила Матрёшенька. – Чур, я петь буду!

– А я танцевать!

– Чур, я в синем платье!

– А я в зеленом!

– Чур, я жемчужном кокошнике!

– А я в изумрудной тиаре!

Сестрицы ринулись к зеркалам, стоявшим по противоположным углам светлицы.

– Надо маски делать!

– И обертывания!

– И косметику новую купить!

– И духи!

Боярыня Афанасьева с понимающей улыбкой выслушала щебет дочерей. А потом веско добавила:

– Надо приданое проверить. Наверняка, царь будет рассчитывать на хорошее приданое. Но самое главное… дар!

Марфушенька и Матрёшенька одинаково круглыми глазами уставились на мать через отражение в зеркалах. Та подняла бровь.

– Вы, девочки, конечно, красивые. И это я не как мать вам говорю, а вполне объективно оцениваю. Но миловидной мордашки царю Кащею будет мало. Нужно привлечь приданым. И запомниться подарком.

Миловидные мордашки повернулись к матери. Боярыня Афанасьева понизила голос.

– Мы предложим царю земли отца вашего, те, что к западу от гор лежат. Там леса богатые. Уверена, Кащею это понравится.

– Но… – неуверенно сказала Марфушенька.

– Это ведь… – в сомнениях сказала Матрешенька.

Боярыня медленно кивнула.

– Я помню, – проговорила она. – Леса эти отец ваш, а муж мой покойный, своей дочке от первой жены определил. Но…

– Она же не знает? – прошептала Марфушенька.

Боярыня медленно прикрыла глаза и покачала головой.

– А ведь в приглашении и ее зовут, – задумчиво сказала Матрёшенька.

– Как это? – удивилась боярыня.

Развернув свиток, она перечитала текст и недовольно вытянула губы. Оглядела обеих дочерей.

– Да, тут приглашение для дочерей боярина…

– А давайте ушлем ее куда-нибудь? – предложила Марфушенька.

– Куда? – пожала плечами Матрёшенька.

– А вот пусть она и ищет дар необычный! – придумала Мафушенька. – Чтобы еще и подарком поразить царя нашего и царевича. Только вот что?..

Мать и дочери призадумались.

– Пусть что-нибудь нетипичное принесет! – осенила Матрёшеньку. – Ну вот как зимой подснежники.

– Сейчас весна, – фыркнула Марфушенька. – Этих подснежников как мух в навозе!

– Я сказала «как», – обиделась Матрёшенька. – Надо придумать, чтобы и достать было трудно, и, если принесет, чтобы точно царя поразило. А если не вернется…

Она умолкла, и на всех трех лицах появилось одинаковое понимающее выражение.