Опять я задремал в постели моей любовницы. Так тепло, рядом дышит жаркое, знакомое тело. И комары за окном призадумались, о бренном, о вечном, о том, что, рано или поздно, придет зима.

……………………………………………………………………………...

Сегодня наш отряд устраивает костер. Событие не сказать, чтобы мировой важности. Сколько мы костров пожгли за три недели с пацанами и Галькой. Но всем отрядом, в этом есть какой-то кайф. Верочка нервничает, боится, как бы чего не было. Бояться надо только плохой погоды, всё остальное в наших руках. Картошку мы от нашей кухни получим, испечь сумеем. А уж съесть! Съесть мы её сумеем лучше всех. Только что пожалеем, что мало было.

Последние дни смены меня не тянет куда-то рвануть и там что-то сделать. Мне хочется бродить по дорожкам лагеря, глядеть на клумбы с цветами, улыбаться знакомым девчонкам. Незнакомым тоже. И, к моему удивлению, мне не хочется взрослеть. Может потому, что я уже знаю, что это такое, быть взрослым. Может потому, что я не уверен в себе в этом незнакомом, странном мире. Здесь есть оборотни, здесь наверняка есть тайны.

Еще одна, а лучше две смены в пионерлагере немного подготовили бы меня к вольной жизни.

– Борька! Пошли на последнюю репетицию!

Ну пошли, так пошли.

Нашей компании костюмы к концерту не понадобились. Пионерские галстуки и трусики с маечками. Мы пойдем смотреть поросят в полной пионерской форме. А вот троице из соседнего отряда наши умелицы смастерили три довольно похожие поросячьи мордочки. Хвостики пришьют на трусики и выйдут поросята не хуже прочих. “Хвостики крючками, рыльца пятачками.”

Мы топали по сцене туда и обратно. Мы занудливо пели: Мы их не обидим, поглядим и выйдем. Немногие зрители в зале смеялись и аплодировали. Мы уже победили. А завтра еще больше победим.

– Пацаны! Сбегаем в лес. Последние денечки.

– Почему последние. И у тебя и у Вована путевки на следующую смену. Мы встретимся, пионер Дима. Упросим Вер Михалну, и нам дадут жить в той же палате. Чем плохо?

Пацаны вздыхали, что неплохо и рвались в лес, на вечернюю прогулку.

За деревьями куковала кукушка, стрекотали сороки, белка перепрыгивала с ветки за ветку. Через несколько дней приедут в лагерь другие дети, и те же белки, кукушки и сороки станут рассказывать то же самое о том же самом лесе. Рано или поздно лес повытопчут, а лагерь останется всё тот же… Хотя, чего я вру. Закроют и пионерлагеря, и вся пионерия прикажет долго жить. А вот эта белка останется жива живехонька.

– Не правда ли белочка?

Белка отскакивает от меня и взбирается на самую верхушку дерева. Подозревает меня в нехороших намерениях.

Мы бродим с пацанами по лесу без всякого смысла. Вован нашел гриб подберезовик и даже не очень обрадовался.

– Чего с него одного. Вот если б корзину.

– А ведь в следующей смене грибы пойдут, пацаны. Можно насобирать корзинку и зажарить на костре.

Сообщение Димона несколько подняло нам настроение. Есть для чего жить, есть ради чего терпеть издевательства лагерного начальства.

– Подумаешь. В школе учителя тоже сволочи.

Ребята начинают вспоминать своих сволочей и надо отдать им должное, проявляют большие познания в ненормативной русской лексике. И б…ь классуха и кобель физрук. И зверюга завуч.

Кому-то достаются более-менее пристойные клички, не всё так плохо даже и в советской школе.

– А у тебя Борьк как?

– Всяко.

Я понятия не имею ни о своей школе, ни о учениках данного заведения. Пойти второй раз в школу, причем не в аглицкий колледж, а в советскую постсталинскую школу, у меня даже мороз прошел по коже. Надо избежать такого изысканного мучения. Деньги решают всё, решим и тут. За взятку озабоченный материальным благополучием эскулап сделает мне справку об умеренном идиотизме. Не опасном для окружающих, но не дающем возможности мне обучаться где-либо. Дающем возможность болтаться по улице и вести антиобщественный образ жизни. Всегда я его вел и буду вести. В гробу я видал ваше общество, советское в особенности.

Мы идем не спеша, нас ждет ужин. Лето еще впереди.

Перед сном я решил поподробнее ознакомиться со своим кладом. Место, где я могу посмотреть камешки при электрическом свете и без лишних свидетелей есть. Кладовка в клубе. Выключатель внутри каморки. Можно запереться изнутри и никто тебя не побеспокоит.Сиди хоть всю ночь, перебирай свои сокровища.

Сказано, сделано. Клад благополучно скучал под корнями сосны. Мгновенно перенесенный в кладовку клуба, он не высказал недовольства столь прозаическим местом для его величества бриллиантов и сапфиров. По большому счету ему было всё равно.

Разложив сокровища на листе старого Советского спорта, я приступил к изучению.

Колье я сразу отложил в сторону, тут всё ясно. Вещь коллекционная и крайне дорогая. Сотни тысяч долларов и то в современных начала шестидесятых долларах. В долларах тридцатых годов следующего века, пожалуй что и махнет за миллион.

Серьги с сапфиром. Сапфиры бирманские василькового радостно весеннего цвета. Браслет, извечная змейка из камней кроваво-красного цвета. Тут может ошибиться и профессионал. Не всякий красный камень, рубин. Рядом полежала и шпинель, камень тоже крайне дорогой. Но и альмандины, самые красивые из гранатов, тоже могут выступить в роли заменителей редкого рубина. Но, допустим, рубин. Что дальше?

Дальше радостные, цвета морской волны, аквамарины. Отличного качества в превосходной оправе аквамарины… Потускневшая бирюза, очень неплохие, очевидно австралийские опалы.

Поделки совсем без камней. И мастерски сделанные поделки. У хозяина или у хозяйки был отличный вкус и большое количество денег в кармане.

А это что? Что это такое? Я вытащил со дна коробки перстенек. Скромное серебро, без чеканки, без рисунка. Печатка, изображено довольно искусно некое существо, очевидно мифологическое. Перстень был видимо чем-то дорог хозяину коробки и сохранен среди дорогих и очень дорогих вещей. Таким перстенькам цена пучок пятачок в базарный день. Я вспомнил перстень Старика Хоттабыча, “носи Вася на здоровье”. Перстенек был скорее мужской, чем женский. Подумав, я нацепил игрушку себе на безымянный палец. Дарить Вере такую ерунду не стану, поношу сам.

Пора и на вечернее рандеву. Я уже привык к псевдосемейному образу жизни. Для парней четырнадцати и старше лет иметь интимную связь с молодой, по возможности опытной женщиной полезно для здоровья. И сослужит хорошую службу в предстоящей семейной жизни. Из девственников зачастую получаются плохие мужья и неважные отцы. Да что я словно оправдываюсь. Нравится мне эта толстая дура Верка.

– Боря. Ты на пересменку домой к маме поедешь?

– От мамки на этот счет ни ответа, ни привета. Хотелось бы на денек с тобой в Питер выбраться. По городу погулять, в Мариинский заглянуть. Ты балет любишь?

– Не очень Боренька.

– Кто сейчас танцует в Мариинке? Макарова? Комлева?

– Ну ты Борька даешь. Где и нахватался. Правда, хочешь в театр?

Я кивнул. Вдруг страшно захотелось в ложу театра, и чтобы театральные бинокли, хрустальная люстра над головой и занавес подымается.

– В ТЮЗе говорят сейчас отличные постановки. Два клена по Шварцу. Баба Яга очень страшная.

Вот и поговори с ней.

На зарядку. По порядку. В очередной и далеко не последний раз. Мы занимались лениво и без особого напряга. Физрук к нам особо не приставал. У одних это последняя зарядка в году, другим не так повезло. Во всяком случае, завтра приезжают родители и забирают своих чад из лесного приволья в бензиновую вонь большого города. Там у нас свои игры и своя зарядка.

– Боренька! На минутку со мной в лес сбегай. Ну очень прошу!

Галька принаряжена и немного нервничает. Скоро пойдем на концерт, отдадим свой творческий труд на суд строгого ценителя. У нас в лагере все хрюкать умеют, зрителя не обманешь. Бегу вслед за Галькой к заветной дыре в заборе.

Глава 28

– Боренька, не надо!!! Не надо!!!