Мы орали всю обратную дорогу. Остатки сытости после ухи улетучились к возвращение домой полностью.

А ведь я придумал, чем подмажусь к моей строгой любовнице. Полевые цветочки мы уже пробовали. Но есть еще и садовые. Оранжерейные есть, из самых дорогих.

Но до цветочков еще далеко. Даже ягодки нам за июньским столом в столовой не светят. Времена бананов и киви в несказанной дали будущего. В июне даже яблочка нам в столовой не дадут. Морковка и та, прошлогодняя. Кстати, салат из морковки ничего, совсем даже ничего. Немножко сахарку, сметанки немножко и наш зверский настоянный на карельском воздухе пионерский аппетит.

Взвейтесь кострами синие ночи, мы пионеры голодные очень.

Консервы, финские консервы, смерть моя. Я едва не ломаю консервный нож, выгребаю мясо из жестяной банки. Чуть не порезавшись, ем вместе с жиром, удивительно вкусным жиром добродушной финской коровы.

– А мне Боренька дашь?

Когда она успела прискакать? Только что, кажется, шли со столовой.

– Ты Галя как ракета. Когда и успела. Дам я тебе, конечно дам. Лисичку нельзя обижать, лисичка друг человека. Признайся, в скольких сказках ты творила разбой? Скольких куриц ты обездолила. А вот я тебе куриные консервы открываю, из натуральной финской курицы сделано.

– Если б ты Боря не был волшебник и герой, я б тебе голову б откусила. Прямо так, ам и нет её.

– Мелковата ты Галочка для таких дел. На, ешь.

Мы снова заработали зубами. На лесной полянке благость и покой. От гранитной скалы веет холодком. Внизу поодаль тепло июньского дня, стрекочет в кустах какая-то птица, по ветвям сосны носится неугомонная белка.

– Слушай Галя, может объяснишь мне, что не так с этой, блондиночкой. С Аней. Чего вы такое обе чувствовали, чего я не мог чувствовать?

– С Анькой не знаю что. А мы просто чувствуем, когда кто из наших что-то страшное норовит сделать. Не знаю, как и почему. Мамка мне на этот счет пробовала объяснять. Я ничегошеньки не поняла.

– Из ваших, это значит из оборотней?

– В Советском Союзе никаких оборотней нет! Запомните это, ученик Смирнов. Советский Союз строит коммунизм, а при коммунизме оборотни не существуют. Их придумали наши враги, американские империалисты. Засылают нам шпионов и рассказывают сказки об оборотнях.

Лиса оборотень говорила с таким энтузиазмом, с такой горячей верой в свое враньё, что я ей поверил. И вправду, ничего не было и то, что было, мне привиделось.

– Галочка, вас что, за это наказывают? Ну скажи мне, я никому не скажу.

Девочка молчала, на глазах у неё появились слезы. Что за чертов мир, он гораздо хуже, чем я думал.

– Боренька, неприятности большие могут быть. И у меня, и у мамы. Я ведь только тебе, как не чужому мне человеку сказала. При Сталине нас за такое сажали, а то и расстреливали.

– А сейчас?

– С работы уволят. Из школы выгонят. И в этот, в психушник упекут.

– В сумасшедший дом?!

Галка замотала головой и разревелась. Разговор приходилось заканчивать. Белка с дерева ускакала к другим деревьям, кукушка перестала отсчитывать чужие годы.

– А ведь, наверное, и среди вашего начальства есть такие. С такими же способностями.

Галька кивнула головой.

– Директор был такой, он росомаха. Жуткий зверь.

– Он что по ночам в лес уходил?

– Нет. Он и не знал, что он росомаха. Понимаешь, не все ведь свои способности знают. Меня мама научила. Чтобы я сдуру не натворила делов, решила лучше самой научить.

Больше я у Гали не смог выведать. Скормил ей еще полбанки с чьим-то мясом. Сам съел за компанию парочку кусков.

– Иди Галочка домой. У меня еще есть дела.

Костюму моему я нашел надежное место хранения в кладовке нашего дома культуры. В тот шкаф редко кто заглядывал, и среди пауков и пыли моя амуниция была в целости и сохранности. Город Выборг, к тебе я обращаю снова свои стопы. Найти здесь хорошие цветы я думаю легче, чем хорошего портного. Но для такого визита нужен приличный костюм. Элегантный юный денди ищет достойные цветы для юной леди…

– Борька, что это?!

– Цветы, Верочка.

– Таких цветов не бывает. Обманываешь меня, подлец. При мне с малолеткой этой в лес пошел. Наверное тр…...ся с ней там, где со мною в первый раз…. У! Гадина!!

И цветы мои едва не погибли. И любовь наша дала бы трещину. Но к нам в дверь опять постучали. И опять всё та же несносная Тамарка…

Всю тираду ругани, которую вывалила на голову подруги разгневанная Вера, я выслушал опять из-под кровати. Я и не знал, что женщины в Советском Союзе умели так хорошо ругаться. Достойно уважения. Феминисткам следует молчать в тряпочку и завидовать.

– Когда пожар отгорел, и опаленная огнем Тамара удалилась в свою комнату, Вера повернулась ко мне.

– Сейчас ты уйдешь к себе и цветы свои унесешь. Кстати, что это за цветы такие.

– Орхидеи, Верочка, орхидеи. Безумно дорогие цветы для самой дорогой в моей жизни женщины.

– Пионер Смирнов не безумствуй….

Вера Михайловна упустила минуту. Схваченная и поваленная в постель, она пыталась кусаться и брыкаться. Но надолго её не хватило.

– Боренька. Это правда, орхидеи?

Спросила она через полчаса.

– Но ведь это безумно дорого. Только не говори мне, что мама тебе привезла. Такие цветы я в Ботаническом саду видела. У частников, наверное, они бешеных денег стоят.

– Ты стоишь этих денег. Я буду дарить тебе самый дорогие цветы. Водить в рестораны, если только туда пускают с четырнадцати лет. У тебя будет красивая одежда и масса полезных вещиц. Золотые серьги и браслеты, кольцо с бриллиантами… Что еще я забыл?

– Ты забыл подлечиться в психушнике, Смирнов. Боже, с кем я связалась.

– С надежным и богатым парнем. Твоей защитой и обороной.

– Общипанной вороной. Спи уж Смирнов.

Глава 24

Всё-таки моя молодая любовница удивительно наивная девушка. Всерьез не заинтересоваться моим странным подарком, ограничиться вспышкой гнева и бурным примирением. Мне с ней повезло. И, тем не менее, надо быть осторожнее.

Поглощая гречневую кашу, я думал о прошедшей ночи. Что ж делать, в лагере взрослому человеку иногда бывает чертовски скучно. Скрашивать унылые пионерские будни надо вылазками за пределы лагеря. Постепенно мои возможности расширяются, кто знает, что я завтра смогу или послезавтра. А хорошо бы…

И мне представились улицы Лондона, набережная Темзы. Париж, нет, не нынешний Париж со стадами чернокожих оккупантов и запахом горящих машин. Тот, мирный и уютный Париж, о котором мне рассказывал отец, который я видел только в раннем детстве… А еще хорошо осенью в Испанию…

– Что ворон ловишь Смирнов? Добавки каши захотел? Подойди к раздатчице, тебе может быть и дадут. Ты ж у нас танцор, всех на вечере перетанцевал.

Двое парней переростков, наверняка из распавшейся банды Витьки, стояли у моего стола и скалились. А не попробовать ли забытое мною, моё любимое каратэ?

– Пойдем, выйдем.

– Куда выйдем, Боренька? Осмелел после Витьки. Давно не битый, осмелел.

– Вот и я об этом. Вы давно не битые, пацаны. Надо упущение исправить. Пойдем туда, где неслышно будет. А то кричать будете громко, маму звать. Куда-нибудь в кустики пошли.

– Ну ты даешь Борька.

Парни шли со мной, с каждым шагом теряя уверенность в себе.

– Слышь, кто-то говорил, что ты на секцию борьбы ходил.

– Ходил. Показывал ребятам приемы каратэ.

– Каратэ?! Так ты что, каратэ занимался? Чего ж с Витькой тогда лопухнулся.

– Любого, пацаны, можно подловить внезапно. Зазеваешься, и никакой каратэ тебе не поможет. Теперь я ученый.

– Слышь, а ты научить этому самому каратэ можешь?

– Нет, ребята. Каратэ учат годами, десятилетиями. Всю жизнь учатся. Вы опоздали, косточки у вас уже не такие. Ломать рукой деревья вы не сумеете.

Попавшаяся мне по пути березка жалобно покачнулась на ветру. Прости деревце, подумал я.

Не силой разучившихся искусству каратэ рук, совсем другой заемной силой я срубил верхушку деревца. Ничего, был бы корень жив, оправишься деревце.