– Отчего ты покраснел, дружочек?

– Я? Я ни от чего!

Иоганн поднял взгляд. Тетушка смотрела ласково и улыбалась.

– Я…вот… мне показалось, дорогая тетушка, что…

– Ничего, дорогой Иоганн! Румянец всегда украшает молодость. Разве тебе отец не говорил, для чего он пригласил меня?

– Нет! ничего! Я не знаю!

– Иоганн!

Это был уже отец. Голос его был торжественен.

– Сегодня мы решили собрать семейный совет. И мы должны принять решение по очень важному вопросу, который определит твою дальнейшую судьбу. Это судьбоносный момент для всех нас.

– Да чего же ты высокопарный! – перебила его тетушка. – Ты так только запугаешь ребенка. Мне кажется, что он и так изрядно напуган. Гляди, как покраснел. Вот-вот вспыхнет, как свечка.

– Никакой он, Марта, не ребенок. Я в пятнадцать лет был уже вполне самостоятельным человеком.

– Ну, мне уж только не рассказывай, что ты делал в пятнадцать лет, братец! Может быть, мне поведать об этом Иоганну. Я думаю, что получится очень назидательный рассказ.

– Но, Марта…

– Вот и помолчи!

Тут вступила в разговор мать, которая сидела до этого тихо, как мышка, за столом.

– Недаром говорится, что родные ругаются – только тешутся. Но вы так увлеклись, что позабыли об Иоганне. Я ведь сегодня решается его судьба. Мой любимый сын, тебе пора получить какую-нибудь специальность. Ты уже достаточно взрослый для этого.

– Да-да! – проговорил отец. – Хватит уже все дни пропадать на пустыре, устраивая соревнования по плевкам. Весьма похвальное занятие для молодого человека!

Выходит, всё-таки сказала. Ах, эта Гретхен. Но страха уже не было. Иоганн уверенно глядел на родственников.

– В твои года мальчики… нет, юноши… ибо ты уже юноша… учатся какой-либо специальности. У каждого достойного человека должна быть специальность. Значит так, Иоганн, мы решили отдать тебя в ученики, чтобы ты стал уважаемым и достойным человек и мог содержать себя и свою будущую семью.

5

До Штаттбурга добрались только к вечеру. Впервые Иоганн так далеко уезжал от родного городка. Ландшафты, мимо которых они проезжали, были великолепны: горы, покрытые темными лесами, быстрые речки с перекинутыми через них мостами, старинные замки с угрюмыми донжонами и многое еще чего. Однако Иоганн ничего этого не увидел, так же как и смугленькой круглощекой мэдхен, бросавшей на него быстрые взгляды. Она радовалась тому, что в экипаже, кроме стариков и старух, оказался и симпатичный молодой человек, с которым она, несомненно, всю дорогу будет обмениваться быстрыми и горячими взглядами. И он, конечно, безумно влюбится в нее. А время от времени он незаметно для всех будет касаться своим коленом ее ног. И она представила какой электрический разряд будет потрясать все его существо при каждом таком прикосновении. На остановках, отдалившись от чужих ушей, они успевали бы обменяться быстрыми фразами. И в каждом слове было бы столько намеков и страсти!

Кто знает, может быть, и не только фразами! Но ее надеждам не дано было осуществиться! Представьте, какая это трагедия для молодой романтичной девушки! Симпатичный юноша самым хамским образом проспал всю дорогу, как какой-нибудь неотесанный мужлан.

Ах! Если бы пухленькая мэдхен знала причину этого, то вряд ли бы гневалась на него. Скорей бы она пришла в ужас от того, что этот молодой человек стал бы оказывать ей знаки внимания.

Дело же в том, что когда семейный совет закончился…Да! Но чем же он закончился? Любезная тетушка предложила отдать Иоганна в учение к сапожнику или мяснику. Тетушка отличалась приземленным сознанием. Но это ее предложение было удостоено брезгливыми гримасами четы Клюгеров. Да разве могло быть иначе? Как же так? Их сын, их кровиночка какой-то колбасник, набивает свиным фаршем кишки? Фи! К тому же и перед внутренним взором Иоганна мгновенно пронеслась ужасная картина: он сидит в узкой, как пенал комнатушке и пришивает подошвы к туфлям очередного заказчика. На самом кончике носа у него очки, потому что все сапожники непременно носят очки, ведь им постоянно приходится напрягать зрение в полумраке. Бррр!

– Да! Вижу, что мое предложение не вызвало вашего энтузиазма,– проговорила тетушка, впрочем безо всякой обиды. Обидчивость вообще не была ей свойственна. – Я придерживаюсь мнения, что мужчина должен владеть реальным востребованным ремеслом, которое позволяло бы ему достойно содержать семью. Никакой труд не позорен.

– Но всё же не колбасником!

– Да вы знаете, какие они имеют доходы?

И тетушка, отстукивая костяшками счет, разложила перед ними доходы знакомого ей колбасника. Но Клюгеры, конечно же, знали об этом. И у господина Флейшера, и у господина Пфайфера в их городке были двухэтажные дома и собственные экипажи. Первый же из них был золотарем, а второй держал мясную лавку.

– Ну, а наш бургомистр? С чего он начинал? С сапожной мастерской!

– Любезная Грета…

Отец всегда тщательно подбирал слова, разговаривая с сестрицей. Но пока он был занят этим делом, в разговор вмешалась матушка.

– Любезная Грета, мне всегда представлялось, что наш Иоганн пойдет по военной стезе. Это очень достойная для мужчины профессия.

Услышав это, господин Клюгер нахмурился. То, что фрау Клюгер всегда нравились военные, для него давным-давно уже не было секретом. Да и каким женщинам не нравятся бравые вояки! Будучи в девицах, она имела роман с неким уланом, с которым даже – к счастью, безуспешно – пыталась тайно обвенчаться. Романтика, что ни говори!

– Душечка моя!– усмехнулась тетушка. – Вы видите только парадную сторону. Не скрою, я тоже не равнодушна к мундирам и военной выправке. Но казарма, но постоянные зуботычины? А радужная перспектива, что в очередную военную компанию тебе оторвет руку или ногу, а то и вообще лишишься жизни? Хотя фасад, не скрою, привлекательный.

– Однако… однако именно военные становятся генералами.

– И Александрами Македонскими,– усмехнулся господин Клюгер. Впрочем, тут же придал лицу серьезное выражение. – Наш балбес пока доберется до звания капитана, постареет и полысеет. И обзаведется пивным животиком… И к этому времени из него уже будет сыпаться песок… Ни собственного угла, постоянные отлучки от семьи… А если бы ты видела их попойки и услышала, что они там говорят! У тебя бы сразу отпала охота восхищаться военными.

Это уже был явным намек на давнюю историю с уланчиком, которая продолжала до сих пор романтическим сиянием освещать однообразное бюргерское существование фрау Клюгер. И в конце концов, это для нее было святое! Она демонстративно отвернулась и обиженно поджала губки, решив, что больше не произнесет ни слова, даже если ее сына попытаются сделать трубочистом. Нашлись два умника!

Но что же Иоганн? Он чуть было не воскликнул «да». Махать саблей, стрелять из пушки, носить яркий мундир и ловить на себе восхищенные взгляды прекрасного пола. Это было бы явным счастьем! Но кто же будет считаться с его мнением?

– А что же ты, дорогой братец, можешь предложить? – спросила тетушка.

Господин Клюгер, конечно, уже принял окончательное решение и оставалось лишь объявить его. В конце концов, он здесь главный.

– Вот что я скажу! В Штаттбурге проживает господин Пихтельбанд, магистр философии. Я лично имел счастья встречаться с ним и беседовать. Умнейший человек. Мне даже представляется, что это самый умный человек в Европе. Нет такого вечного вопроса, тайны бытия, что бы он ни исследовал их и ни дошел до самого корня. Это поразительнейший ум! Жители Штаттбурга гордятся, что в их городе живет этот великий мудрец, которого они считают равным Аристотелю.

Тетушка похлопола в ладошки.

– Братец! У тебя, наверно, горячка. Нет, вы послушайте только что он говорит. У меня подобное не укладывается в голове. Любезный братец предлагает отдать Иоганна в обучение философу. Штудировать толстые фолианты. Я что-то не слышала про такое ремесло.

– А что же тогда это? – раздраженно спросил господин Клюгер. – Дорогая сестрица, размышление, рефлексия есть высшая форма человеческого существования.