– Дядь Вов, все нормально, правда. Я справляюсь. – соврал я, лишь бы этот неловкий разговор скорее закончился. – Где мама?
– В доме, с Аней и Миленой. Сашка с бабушкой в саду, поливают растения.
– Ладно, спасибо, дядь Вов. Пойду в дом. – я пожал ему руку и поковылял к дому, ноги все ещё не разгибались.
Дом дедушки Игоря разительно отличался от домов маминых родственников. Он больше напоминал коттедж: красный кирпич, три этажа, огромная терраса на втором этаже, где в теплые летние дни мы всей семьей садились ужинать. Пластиковые окна, москитные сетки, а не десять клейких лент, облепленных плененными мухами и комарами. Дедушка даже интернет сюда провел, но в деревне было столько работы, что дольше часа за компьютером не посидишь – выгонят лопатой.
На первом этаже была огромная прихожая, стены которой заставлены шкафами – все ненужное и нужное барахло хранилось в них, а дальше мастерская да ванная комната. На втором – широкий зал с тремя диванами и подвешенной плазмой, а также кухня и выход на террасу. На третьем – комнаты.
Я застал маму в обнимку с подругами и махровыми подушками в гостиной. Они смотрели какой-то древний сериал, который, по-моему, крутили примерно в миллионный раз – что-то о трех сестрах-ведьмах с ужасными киноэффектами. Тетя Милена была беременна первым ребенком и напоминала большой спелый арбуз. Подруги были так увлечены сериалом, что не заметили моего прихода, и я задержался на лестнице, чтобы оценить состояние мамы: глаза красные, лицо бледное, но взгляд спокойный, носом не хлюпает, иногда даже улыбается комментариям подруг.
Свои пепельные волосы она обстригла под каре, очень сильно похудела, и теперь васильковый сарафан, который был в пору прошлым летом, сильно топорщился в области талии. Я знал, она держится ради нас с Сашей, но ночами слышал тихие рыдания, доносившиеся из её комнаты.
Я кашлянул, испортив идиллию.
– О, Данька! Запрыгивай! – хлопнула тетя Аня по месту рядом с собой.
– Погоди, сгоняй за мороженым, Дань, и прихвати свежую малинку. – попросила, – хотя, скорее приказала, – тетя Милена.
Мама встрепенулась, увидев меня.
– Дань, как дела? Где ты был? Мы уже торт праздничный надкусили, если что, стоит в холодильнике. – Мама в этом году всем пригрозила, чтобы не устраивали ей сюрпризов на день рождения. Она не могла найти место празднику, когда в душе свербело горе.
– Сейчас, принесу мороженое… – вернувшись с кухни и вручив Милене её порцию удобрений, я сел рядом с мамой. – Дядя Вова передал, что бабушке нужна помощь.
– Да, зайка, сходишь? – мама пригладила мне волосы и крепко обняла. – Я тебя очень люблю, ты же знаешь?
– Господи, Гайка, все мы это знаем. Отстань от парня, ему ещё в поле горбатиться. – завела Милена.
– Захвати с собой Соню с Пашей, пусть подсобят. Потом зайдете к моей маме за морковкой и свободны. – предложила тетя Аня.
– А они где?
– Были в бассейне, сходи на двор.
Я повиновался. Когда трое подружек в сборе – я в меньшинстве, поэтому обычно веду себя прилежно и послушно. Их нападки пострашнее папиного громогласного ора.
– Дань, – мама потянула меня за руку. – поговорим вечером, хорошо?
Мама явно что-то заподозрила. Всю жизнь так – любой косяк унюхает, даже если никаких доказательств не увидит.
– Конечно. До вечера!
– Вернитесь до полуночи, пожалуйста! – крикнули вслед мама с Аней.
На заднем дворе, у беседки, стоял высокий бассейн. Из него вылетали всплески воды и слышались крики. Я стянул футболку, залез по боковой лестнице и нырнул бомбочкой.
– Красильников, блин! – пробубнила Соня, вытирая обрызганное лицо. – Где ты был?
– Как раз хотел у вас спросить, вы были когда-нибудь на отшибе в той стороне? – я указал пальцем за лес.
Пашок отрицательно покачал головой, Соня подхватила. Двойняшки, копии дяди Миши, кинули мне одноместный матрац, на который я облокотился. Пашка побрился под троечку, и теперь черные волосы торчали ежиком на голове. Соня, которой от матери только светлые глаза достались, собрала густые темные волосы в пучок.
– Там вроде заброшенные дома, разве нет? – Спросил Паша.
– Я видел там… видел девчонку. – признался я.
– Может, показалось? Мы же в деревне. По рассказам дяди Андрея тут тьма всякой нечисти. Например, две Кристины…
– Нет, Сонь, я её не просто видел, но и трогал. – попытался объясниться я.
– Э-э… – протянул Паша, округлив глаза, – ну, брат, я бы попросил тебя при моей сестре…
– Господи, Добрыдени! Да не в этом смысле! Она помогла мне, когда я… – я кашлянул, на ходу выдумывая, – упал с велосипеда.
– Хорошо, мы поняли. И что?
– Может, как-нибудь сгоняем туда все вместе?
– Ты лучше у бабушки спроси, она точно всех знает. И из соседних поселков тоже. – предложила Соня. А что, умно!
Уговорив двойняшек пойти со мной на огород, я переобулся в кроксы. Дядя Миша подарил Паше на четырнадцать лет мопед, чтобы тот рассекал по деревне, и Пашка предложил поехать на нем. Соня, которая брату свою жизнь не доверила, взяла велосипед. Когда мы приехали на правую сторону, солнце приближалось к горизонту. Хоть здесь повезло – жары не будет.
Бабушка Олеся выдала нам по лопате и ведру, наказав собрать три полных ведра, а совсем мелкие картофелины оставить в земле. К нам присоединились Наташа и Кирилл – дети четы Кузнецовых, единственные, кто были старше меня: Наташке было девятнадцать, а Кирюхе – почти восемнадцать.
Наташка очень напоминала дядю Степу, особенно фигурой. Массивная, широкая, она зачем-то обрезала русые волосы, и квадратная форма её лица ещё сильнее стала бросаться в глаза. Но нам-то что до её внешности? Мы её обожали и воспринимали как мудрую старшую сестру. А вот Кирюха пошел в Машу – смазливый, худой, уже забился татуировками, светлые волосы отрастил до плеч.
Вместе мы управились за двадцать минут, чем вызвали у бабушки Олеси негодование – она тут же придумала нам ещё несколько занятий, чтобы не расслаблялись. Мы с Кирюхой нарубили и перетащили дрова к печке, Машка с Соней помогли бабушке с лепкой пельменей, а Пашку бабушка почему-то не сильно возлюбила – ему пришлось вымыть корыта у свиней и навалить им еды.
– Ой, детки, спасибо! Что б я без вас делала! А что б вы делали без меня? Небось блуждали бы по лесам, пока какая-нибудь бешеная лисица за задницу не ухватила. – предположила бабушка. – Вижу, вижу, хотите уже свинтить. Идите! Дань, а ты с Сашкой ко мне когда на ночь придешь?
– Давай завтра, ба?
– Буду ждать. Зря что ли пельменей налепила! Даня, – бабушка подозвала меня пальцем, – а мать в курсе, что ты на мопеде рассекаешь?
– Ба-а-а-а! – застонал я.
– Ага! Кто тебя из канавы переломанного потом вытаскивать будет?! – прошипела бабушка. – Ведьмы у нас перевелись, пока скорая сюда приедет, ты уже на тот свет отправишься!
– Ба, да брось, Паша едет, как черепаха. Здесь столько кочек, что не разгонишься. Не переживай. До завтра!
Если бабушка Олеся и горевала об уходе моего отца, то виду не показывала. Она помогала во всем и забрала нас на несколько дней, чтобы дать бабушке Регине и маме пережить горе, но сама об автокатастрофе и словом не обмолвилась. Шпыняла нас по дому, пока мы с Сашкой его до блеска не натерли, да кормила до отвала. А ночью как заведет свое любимое стихотворение – «Утопленник», так хоть в шкафу на ночь запирайся.
– Оно перешло мне по наследству, дети, от вашей прапрабабушки. Слушайте внимательно… – говорила бабушка Олеся.
Бабушка Олеся категорически отстояла сохранить дом на правой стороне в старом виде, позволила только снести уличный туалет и провести канализацию в дом, отстроив кусочек сенцев под ванную. Но мне нравился старинный флер этого дома, и я никогда не брезговал здесь спать – наоборот. Сашке было все равно на удобства, она обожала бабушку.
Пашка сел за руль, я пристроился сзади, ухватившись за багажник, и мы покатили к бабе Лене – бабушке двойняшек.
Дедушка мечтал сделать в деревне нормальные, асфальтированные дороги, но обстоятельства сложились иначе – начался обстрел области, и многие дела дедушка Игорь отложил, сконцентрировав внимание на заводе. После завода он открыл птицефабрику, надеялся, что отец уйдет с опасной работы и откроет молочный комбинат. Теперь дед пытался подначить меня взять на себя бразды правления, а я мечтал пойти по стопам отца. Теперь уж точно.
