– А учитесь вы где?
– До этой весны в 160-й школе учились, а в новом сезоне вместе переходим в 38-ю, физико-математическую.
– Это похвально, – чиркнула она очередную строчку в своём блокноте, – а ещё чем в жизни увлекаетесь?
Я посмотрел на Лену, но она не мычала и не телилась, поэтому я продолжил рулить диалогом с Зиной.
– Ещё мы записаны в театральную студию при нашем Дворце культуры. Будем ставить там спектакль к началу учебного года.
– Получается, что вы кругом гармоничные и всесторонне развитые личности, – задумчиво пробормотала Зина, – прямо с обложки журнала «Советский Союз»…
– Получается, что так… – задумался я, – а если вам надо внести чуточку реализма в наши портреты, напишите, что мы увлекаемся современной эстрадной музыкой, правда, Лена?
Лена согласно кивнула головой, а я продолжил.
– Из отечественных авторов любимые у нас Цветы, Ариэль и композитор Тухманов, а из импортных – Пинк Флойд, Иглз и Квин. И ещё мы оба любим танцы, а зимой ходим на каток.
– Ясно, – записала себе в блокнот журналистка. – Ну и последний вопрос тогда уж задам – на что планируете потратить премию за находку клада.
Лена опять ничего сформулировать не сумела, а вместо этого толкнула коленкой меня – отдувайся, мол, если ты такой разговорчивый. Я и стал отдуваться.
– Мотоцикл хочу купить, это моя давняя мечта, – начал загибать пальцы я, – потом съездить куда-нибудь далеко, где никогда не был.
– Это куда, например? – осторожно поинтересовалась журналистка, а я не стал её разочаровывать и бухнул:
– На Байкал или на Камчатку. Очень экзотические места, давно посмотреть хотел.
– И на этом всё? – спросила она.
– Нет, – подумав немного, я решил разбавить свои хотелки чем-нибудь общественно-полезным, – часть нашей премии мы с Леной хотели бы отдать на реставрацию памятников нашего района. А то ей-богу, стыдно смотреть на того же пионера у стадиона «Волга», знаете наверно, где это?
– Довольно необычно, – наморщила лоб Зина, – но в статью хорошо ляжет.
– Опять же скульптурная группа «Горький и дети» перед входом в нашу новую школу…
– Да-да, есть такая, – припомнила журналистка.
– Разваливается же на глазах, стыдно даже перед великим пролетарским писателем.
На это Зина совсем ничего сказать не сумела, а только написала ещё пару строк в блокнотик.
– А мы, кажется, приехали, – сказал я, глядя на здание в сталинских тонах прямо по ходу нашей Волги, – надо выгружаться.
На здании висела табличка «Комитет государственной безопасности СССР», а чуть ниже «Управление по городу Эн и Энской области». Я смело зашёл в дверь, там имели место обычный турникет и суровый прапорщик за стеклом рядом с ним.
– Добрый день, – поздоровался я с ним.
– Тебе чего, мальчик? – сурово спросил он меня, – дверью ошибся?
– Никак нет, товарищ прапорщик, – чётко доложил я ему, – дверями я не ошибался, прямо к вам и шёл – хочу сдать найденный клад государству.
– Правда что ли? – перешёл на простой тон тот, – а не врёшь?
– Честное пионерское, – ответил я, – там сотня монет и штук двадцать украшений. Привёз всё в целости и сохранности, лежит в машине у входа.
– Подожди за дверью некоторое время, – сказал он мне, снимая трубку с зелёного телефона, – к тебе сейчас подойдут.
Я пожал плечами и вышел на улицу.
– Ну что там? – спросила Зина.
– Сказали, что сейчас подойдут специально обученные для таких случаев люди и всё устроят.
И точно, не прошло и минуты, как к нам из приёмной вышел целый капитан, молодой и суровый, но мне-то видно было, что ему самому очень интересно предстоящее дело.
– Капитан Крылов, – козырнул он нашей группе, а потом обратился прямо ко мне, – где клад?
– Вот там, – показал я на багажник, – грязный ящик был, мы его туда и засунули.
Миша предусмотрительно открыл багажник, капитан внимательно туда посмотрел, а потом скомандовал:
– Берёте всё это в руки и за нами… да, а почему вас так много? Вы все вчетвером клад нашли?
Зина тут же объяснила ему, кто она с Мишей такие, тот похлопал глазами, но сказал, чтобы шли за ним все вместе, я осторожно взял в руки ящик, чтобы не испачкаться. Через турникет нас пропустили беспрепятственно, а дальше мы поднялись на второй этаж и зашли в кабинет номер 221. Без таблички на двери.
– Ставь ящик сюда, – капитан расстелил газетку на столе в углу (это была, как ни странно, Пионерская правда), – а вы садитесь вон туда.
И мы уселись на ряд стульев вдоль стенки без окон.
– А теперь рассказывайте все подробности, – капитан вытащил пачку Родопи, вопросительно посмотрел на Зину, та кивнула, а я вышел на первый план и в очередной раз пересказал ему сагу про теннисную тренировку, прогулку к Реке и развалины Американского посёлка.
Капитан выслушал всё это с серьёзным лицом, потом забычковал родопину в пепельнице и произнёс следующее:
– Специалист из областного Гохрана уже едет, скоро здесь будет, а мы пока перепишем все ценности.
– Так чего переписывать-то, – встрял я, – всё давно переписано – вот здесь.
И я протянул ему уже немного замусоленный тетрадный листочек с описью.
– Хм, – задумался капитан, – ну давай пройдёмся по твоему списочку… с карандашиком.
И мы все вместе сгрудились возле стола с ящиком, я начал вынимать из него монеты, а остальные хором считать. На это увлекательное занятие у нас ушло наверно с полчаса, после чего в дверь постучали.
– Входите, – крикнул капитан, – не заперто.
Вошёл абсолютно лысый товарищ, но с бородой и с усами, одет он был в строгий костюм и даже с галстуком, невзирая на июль месяц.
– Моя фамилия Абрамович, – с порога сказал он, – я старший оценщик областного отделения Гохрана.
– Очень хорошо, – отозвался капитан, – тут вот товарищ ээээ… Малов с товарищем Проскуриной обнаружили закопанный в земле клад…
– В стене он был, тщ капитан, а не в земле, – поправил его я.
– Замурованный в стене клад, – продолжил тот, – и сдали его, так сказать, государству в лице меня. Надо запротоколировать и описать всё, как положено.
Абрамович согласно кивнул, никак не выразив своих эмоций (ну подумаешь, клад нашёлся, да мы в них, как в сору, роемся, в этих кладах) и прошёл к столу.
– Попрошу посторонних очистить помещение, – строго сказал он, глядя на россыпи монет и бижутерии.
– Это кто тут посторонние? – поинтересовалась Зина.
– Клад кто нашёл? – продолжил командовать оценщик, – вот они пусть и остаются, а остальным тут делать нечего.
––
Вышли мы с Леной из этого дома часа через два, основательно замученные. Зина с Мишей нас естественно не дождались, так что домой нам пришлось добираться на рейсовом автобусе типа Икарус. Напоследок я успел шепнуть Зине, чтобы они ничего не печатали без нашего добро, она, кажется, это поняла и приняла.
– Ну вот мы и разбогатели, – грустно сказала Лена, подпрыгивая на ухабах на заднем сиденье автобуса.
– Во-первых, – ответил ей я, – пока ещё нет, в Москве всё это проверят десять раз, возможно, что и фальшивым что-то окажется, во-вторых, деньги нам в лучшем случае через месяц перечислят и на сберкнижку родителей, свою мы только через год сможем завести. Ну и в-третьих – а чего таким грустным тоном-то? Что-то не нравится?
– Да всё не нравится, – отвечала она, – на нас теперь, как на богачей смотреть станут, надо это?
– Так я же специально ввернул пункт, что мы кучу бабок на реставрацию отдадим, – напомнил я, – так что будут смотреть, как на богачей, но справедливых и нежадных… родителям поосторожнее про это дело рассказывай.
– Может я им ничего пока говорить не буду… а скажу завтра-послезавтра, когда статья в газете появится, – с надеждой посмотрела на меня она.
– Правильное решение, я тоже пока промолчу. А уж завтра будем отдуваться по полной программе. Кстати завтра же у тебя смотрины в театральной студии, не забыла?
– Да помню я, помню… вместе с Сёмой Босовым будем просматриваться.