Был он хоть и младше по зимам, но ростом старшему брату почти не уступал, и силища была в нем недюжинная. Княгиня Мальфрида всегда гордо вскидывала голову: сын пошел в деда, ее отца! Однако ж Ярослав, которого дядька Крут денно и нощно гонял и с мечом, и с копьем, и с палицей, значительно превосходил Святополка по умениям. Драться на равных он с молодшим братом не стал. Вновь ударил по лицу, под глаз, и сбил с ног, отправив передохнуть, полежать на теплой пыли.

С низким, гортанным рыком Святополк резво поднялся на ноги и дернул голенище сапога. В закатном ярком солнце сверкнуло лезвие ножа. Ярослав выставил вперед голые руки и пожалел, что снял воинский пояс с мечом и оставил его подле ведра со студеной водой, когда обливался после поединка с пестуном. Мыслил вернуться, да вот не сложилось. Он отбивался от ударов и все норовил выбить нож из рук Святополка, пока не пропустил один его замах, и лезвие не прочертило глубокий порез на его предплечье.

Младший брат замешкался, опьяненный успехом, и Ярослав в третий раз сбил его с ног и носком сапога отшвырнул подальше нож. Он посмотрел на свою руку: кровь полностью залила рукав рубахи и запястье, и тонкой струйкой стекала по пальцам в пыль. Плоть была рассечена глубоко, почти до кости.

Когда Святополк вновь взвился на ноги, их драку уже заметили холопы и кмети, стоявшие дозором на частоколе. Весть о том, что до крови сцепились княжич и бастрюк, быстро облетела весь терем.

Первым к ним поспел сотник Крут Милонегович. Поглядел на краснющего, разъяренного Святополка, тяжело дышащего воспитанника с разбитыми кулаками да окровавленной рукой, да на воющую девку в разорванной рубахе, с растрепанными косами, всю в синяках, и не сразу нашелся, что сказать.

С громким, жалобным треском сотник оторвал второй рукав от рубахи Ярослава и принялся ловко и умело перевязывать тому предплечье. Пестун молчал, и воспитанник изредка бросал на него вопрошающие взгляды. Пожалуй, прогневить дядьку Крута он опасался сильнее, чем собственного отца.

Подошел пестун княжича, воевода Брячислав. Коротко о чем-то спросив своего воспитанника и посмотрев на Ярослава да растрепанную девку, он велел кликнуть княгиню Мальфриду. А потом все закрутилось, завертелось. Замелькали перед глазами лица, зазвучало множество голосов.

На шум из терема, поддавшись уговорам жены, вышел сам князь Мстислав. Всячески он противился идти разбирать драку двух сопляков. Ну, подумаешь, повздорили мальчишки, эка невидаль! Но княгиня Мальфрида, коршуном стерегшая Святополка, все же мужа убедила. Мыслила, что осерчает князь, и решение свое изменит. Возьмет в поход младшего сына, а робичича, глядишь, и взашей прогонит. Тогда она не ведала, что помимо девки, ее сын порезал еще и безоружного Ярослава... Коли б ведала, поступила бы иначе!

И вот уже во дворе князь пристально оглядывал сыновей да безымянную, потрепанную девку, хоронившуюся за спиной старшего. Смотрел он и на окровавленную повязку на руке Ярослава. На капли бурой крови повсюду на земле. А справа от старшего сына, напрочь князя, княгини да княжича с воеводой Брячиславом высоченной, нерушимой скалой возвышался сотник Крут.

Углядев князя Мстислава да уразумев, что тот по ее душеньку пришел, девка бросилась ему в ноги и завыла, цепляясь за дорогие сапоги.

— Не губи, господине, не губи, — голосила она на все лады.

И чем больше она липла к князю, тем лучше были видны и дырки на рубахе, и синяки по всему телу, и кровь, и поруганные косы.

— Поди прочь, потаскушка! — рявкнул Святополк и, вывернувшись от матери и пестуна, умудрился пнуть девку сапогом в бок.

— Охолонь, ососок! — рявкнул вдруг Мстислав, схватил младшего сына за ворот рубахи и подвинул поближе к себе, всматриваясь в лицо. Заметив разбитые кубы и ссадину под глазом, поглядел на старшего сына: тот стоял ровно, не скрывая ни разбитых костяшек на кулаках, ни насквозь пропитавшейся кровью повязки на предплечье.

— Что приключилось? — спросил князь голосом, услыхав который княгиня Мальфрида уразумела, что ошиблась, упросив мужа прийти.

В отчаянии она посмотрела на сына: коли б тот стерпел, коли б тот сдержался, может, ничего еще не было. Не поднял бы руку на брата, оставил бы эту растетеху да не трогал бы при отце! Но проявленной дерзости, да еще и прилюдно, князь ему не простит и просто так не спустит.

Святополк, малость поостыв, закрыл рот. И без того отца прогневал, когда пнул эту голосящую потаскуху.

— Ярослав! — рявкнул Мстислав, не дождавшись ни от кого ответа.

Старший сын посмотрел на отца и скрипнул зубами.

— Он ее в клети насильчинал, — сказал Ярослав, выдержав прямой взгляд князя. — Я услыхал и выволок его наружу. И ударил.

Не сдержавшись, он поморщился. Насильничать девку — гнилая затея. А уж коли ты княжич, то и подавно. Да каждая вторая сама с радостью пойдет к тебе и будет греть постель, коли попросишь добром и лаской. Но Святополку нравилось причинять боль. И крики ему жалобные нравились, и чтобы добыча трепыхалась в его руках, замирала от страха и верещала от ужаса. И чтобы он над нею властвовал, решал, миловать али казнить. Начиналось-то с животинок... и вот куда зашло.

— Она сама ко мне пошла, — вскинулся княжич. — Нашто мне ее неволить, я свистну — любая кинется, — он весело усмехнулся и подбоченился, расправив плечи. — Наговаривает на меня ЯркО, батюшка.

Черная тень пробежала по лицу князя Мстислава. Переводил он тяжелый взгляд со старшего сына на младшего и не ведал, как быть. По старой привычке следовало во всем обвинить Ярослава. Стервец что в сопливом детстве, что в отрочестве ослушивался постоянно, отцовскую волю нарушал, дерзил, обрехивался. За что порот был не единожды, но ума все равно не нажил. Да и княгиня ему многое о бастрюке нашептывала...

Но нынче все было по-другому.

— А с рукой что? — буркнул Мстислав, указав на повязку.

Ярослав вновь промолчал и посмотрел на брата. Он словно ждал, что тот первым во всем сознается отцу.

— Отвечай своему князю, щенок!

Незнамо что удержало князя от затрещины. Видят боги, он был к ней близок.

— Брат ножом ударил.

Прищурившись, Мстислав окинул Ярослава цепким взглядом. Особенно задержался на его неподпоясанной рубахе.

— А ты оружие вздевал? — спросил в нехорошей, давящей тишине.

— Нет, — Ярослав мотнул головой, чувствуя на себе вдобавок к отцовскому пристальный взгляд пестуна. — Пояс на заднем дворе оставил, когда с мечом упражнялся.

— Бестолочь, — тихо, но отчетливо выдохнул сотник Крут.

Мстислав не сказал ничего. Даже на Святополка не поглядел, хотя тому хватило совести али притворства покраснеть. Князь же повернул голову в сторону девки.

Та по-прежнему сидела в пыли, сжавшись в комок, но уже почти не выла. Размазывала по заляпанному кровью лицу грязные слезы да скулила тихонько. Прищурившись, князь посмотрел на ее синяки — на шее, плечах, локтях. Все они виднелись под разорванной рубахой.

— Так. А ну сказывай, как было, да не смей лгать! Прибью, — велел ей Мстислав, потерявший уже всякое терпение, разбираясь с сыновьями.

Девка сызнова бросилась ему в ноги.

— Господине, не губи, не губи, — принялась приговаривать, вновь разрыдавшись. С трудом уняв всхлипывания и икоту, она указала грязными, ободранными пальцами на бледного от гнева Святополка. — Княжич меня силой в клети зажал, щипал, бил. Истрепал всю... Снасильничать грозился! А... другой княжич... вступился!

— Батюшка, пошто грязноротую слушаешь! — Святополк развел руками. — Не трогал я ее против воли!

Мстислав смерил сына суровым взглядом, заставив замолчать. Посмотрел на плачущую девку у себя в ногах и повернулся к Ярославу.

— Правду она сказывает?

— Правду, князь, — тот кивнул.

— Сучий ты потрох! — князь взревел, схватил упиравшегося Святополка за шкирку и потащил в сторону конюшни.

Княгиня Мальфрида совсем по-бабьи вскинула раскрытые ладони к щекам, резко втянув ртом воздух. Она сделала два шага в сторону, куда отец увел сына, и остановилась. Она знала, что сделает токмо хуже, коли бросится следом. Воевода Брячислав что-то шепнул ей на ухо и, бережно придержав под локоть, увел со двора, подальше от чужих, бесстыжих взглядов.