Потому и роптали некоторые солдаты. Они считали, что Барсбек нарушил многовековые традиции, отправив своих людей по следу. Но полководец думал иначе. Он думал, что им пригодится сын или дочь местного тархана, если слухи окажутся правдой.

Когда Иштар, наконец, привезли к месту битвы, все уже выгорело дотла. Она застала лишь висящий в воздухе серый пепел. И черные угли под своими башмачками из мягкой кожи. Говорили, вся кровь отлила от ее острого, скуластого лица. Говорили, стала она белее молока.

Она и сама помнила, как споткнулась и пошатнулась, едва спустившись с лошади. До того сильно увиденное напомнило о чудовищном сне, который она гнала из головы изо всех сил! И пепелище, и запах гари, и черный вкус воздуха, и серое марево вокруг… Лишь одно отличалось. Барсбек был жив. Ранен, но жив.

Он не звал ее к себе под навес, и она сама не ходила. Лекари говорили, что молодой полководец быстро оправится от ран, и Иштар велела себе не волноваться о нем. Она должна наглухо запечатать свое глупое сердечко под семью тяжелыми замками, иначе быть беде. Иначе у нее никогда не получится осуществить задуманное.

Несмотря на битву, ее по-прежнему стерегли зорко и чутко. Барсбек своего приказа не отменил, и пока она могла лишь кусать в беспомощности костяшки кулаков и злиться на глупого мужчину. Она все еще намеревалась сбежать, ведь уже подходил срок для исполнения второй части приказа ее отца: отвезти Иштар к Саркелу после того, как будет захвачен деревянный дворец Нишу-хана.

Порой Иштар малодушно и наивно думала, что Барсбек лукавит, когда говорит о своих ранах. Он с трудом передвигался по становищу, разбитому войском неподалеку от сгоревшего дворца русов, и как-то уж слишком нарочито держался за левый бок, где под кафтаном скрывался толстый слой повязок. Как-то слишком напоказ прикладывал ладонь к виску, по которому чиркнула стрела, да который все еще кровил.

Она думала, что полководец всячески оттягивает срок, чтобы везти ее к Саркелу.

«Тогда бы и надсмотрщиков еще от меня убрал бы! — злилась на него Иштар. — Я бы сбежала, и не пришлось бы никого везти!»

Она покосилась себе за спину. Позади нее, как и прежде, возвышались фигуры трех ее сторожей. На ночь двое из них каждый в свой черед несли дозор у полога в ее палатку, и у нее никак не получалось ускользнуть от их зоркого, пристального взора. А время подобно песку все утекало сквозь пальцы. Скоро уже Барсбек окончательно оправится от ран — выдуманных ли, настоящих ли, и настанет тот час.

Ни одной весточки они не получили еще от Багатур-тархана, и это одновременно тревожило и грело душу Иштар. Отец уехал в столицу, а там всякое может произойти, когда жадные тарханы начнут грызться за власть, деньги и влияние словно дикие, хищные кошки.

И смерть отца будет означать конец всем его договоренностям. И некому будет уже отправить ее русам как жертвенного барана на заклание. Мешочек, наполненный золотом и драгоценностями, все еще был крепко примотан к плоскому, поджарому животу Иштар. Он согревал ее в холодные степные ночи лучше любых шкур.

Чем дольше они оставались на одном месте, тем лучше. Уже совсем скоро день по продолжительности сравняется с ночью, и с той поры пойдет отчет времени к зиме. А зимой хазары не воевали. Они возвращались в свои огромные каменные дворцы и пировали, празднуя победы. Зимой хазары делили награбленное в затяжных военных походах, в которые отправлялись по весне. Зимой по нескольку дней праздновали свадьбы и заключали союзы. Зимой они предпочитали грызться друг с другом в столице и травить своих соперников медленными ядами.

Если Иштар повезет, у нее будет время еще хотя бы до весны. Если только Багатур-тархан задержится в далеком-далеком Хамлидже, столице хазарского каганата. Она молилась об этом каждую ночь.

В один из вечеров во время скудной трапезы сухими лепешками и жесткой, сушеной кониной, которую нужно было вымачивать часами, чтобы прожевать, с дальнего конца хазарского лагеря послышались оживленные, громкие голоса. Иштар покосилась на Барсбека, сидевшего на расстоянии от нее в окружении своих воинов. Полководец вскинул голову, прислушиваясь. Он как раз встал, когда с донесением прибежал хазарин.

— Вернулся Тармач! — выпалил тот быстро. — Они ведут руса!

Войско заметно оживилось, по всему становищу послышались громкие, возбужденные голоса. В минувшие после битвы дни ничего не происходило. Последним зрелищем оказался пожар, охвативший шатры русов, но он давно потух, а все деревянные постройки выгорели дотла. В том же огне хазары сожгли павших воинов, а ранеными занимались несколько лекарей. Те, кому посчастливилось не получить в битве серьезных повреждений, маялись от скуки. Нечего было грабить, некого было искать по уцелевшим домам — ни осталось ни людей, ни тех домов.

Потому то и вести даже об одном пойманном русе внесли такое сильное оживление в ряды хазарского войска. Люди веселели на глазах.

Иштар же ко всему оставалась безучастной. Какое ей, женщине, дело до руса, которому не посчастливилось оказаться в плену у хазар? Она знала, что с ним будет. Сперва его ждут жестокие, беспощадные пытки, а затем — медленная, мучительная смерть. Она слышала и видела дюжины дюжин таких смертей. Слышала о том, что делают русы с хазарами. Видела обезображенные тела русов после того, как хазарские палачи заканчивали свою работу.

Мужчины на войне не могли придумать ничего нового, что удивило бы Иштар, и потому она едва смотрела в сторону, откуда сквозь весь хазарский лагерь должны были привести пленника.

Связанного руса тащили на веревке. Тот спотыкался и падал на колени, или же встречался с землей сразу лицом, а его дергали и мешали опереться на ноги, чтобы встать. Так его и волокли. Мужчину толкнули к Барсбеку, предварительно ударив по щиколоткам, отчего тот растянулся по весь рост на пыли прямо перед сапогами полководца.

Раздались первые смешки, и Иштар отвернулась. На пытки она смотреть не любила, даже на пытки врагов хазарского каганата.

Пленник оказался молодым парнишкой, у которого лишь недавно начали расти усы. Судя по его одежде, хотя уже изрядно порванной и испачканной в пыли, а также по ошметкам кожаного пояса, тот состоял в войске тархана русов.

В его светло-голубых глазах горела лютая ненависть. Хазары уничтожили его дом. Его добрые друзья пали в той битве от хазарских стрел или копий. Кто-то сгорел заживо. Его родные мертвы. Его невеста мертва. Мертв князь, которому он служил, как умел. Недостаточно хорошо, коли не сумели они отбить нападение на их небольшой, затерявшейся в Степи терем.

— Перед тобой великий полководец Барсбек, он говорит с тобой от имени величайшего полководца Багатур-тархана.

Руса усадили на колени и, сжав на затылке волосы, заставили поднять голову, чтобы Барсбек мог его рассмотреть. Иштар заметила грязные разводы у него на щеках и потеки, словно тот плакал. Может, так оно и было.

— Желтый вымесок, — оскалился пленник, заговорив на ломанном хазарском, и Иштар поняла, что ночь будет длинной.

Таких непочтительных гордецов никогда не убивали быстро.

Его ударили кулаком по лицу, и он сплюнул в пыль кровь и два сломанных зуба. Злоба лишь сильнее разгорелась у него во взгляде.

— Посмотрим, как ты заговоришь к утру, — посулил ему нанесший удар хазарин.

Барсбек сощурился, обуздывая свой гнев. Он редко мог смотреть на русов со спокойствием; ненависть рождалась в нем всякий раз, когда он видел кого-то из проклятого племени. Слегка склонив голову на бок, он рассматривал пленника, что стоял перед ним на коленях в пыли. Светлые, слипшиеся от пота и пыли вихры уродливыми паклями висели вдоль его лица. Разорванная, пыльная рубаха в пятнах засохшей крови свисала на нем клоками, и под ней виднелись грязные повязки, скрывавшие раны. Правый глаз заплыл огромным, багровым синяком — получил ли в битве или приложили хазары, когда поймали? Из разбитого носа и губ шла кровь.

Рус выглядел крепким, хоть и был молод. Что же, тем лучше.