– Давай прощаться. – Зажмурив глаза, она поцеловала меня.

– Промокнешь совсем, – беспокоился я.

– Пока, муженек, – нежно сказала она, взойдя по ступенькам. – Обещаю хорошо себя вести, обязательно скучать и поскорей вернуться.

В это мгновенье казалось, что весь город уезжает на этом поезде в край добра и света, и только я один остаюсь на холодном бетонном перроне под дождливым небом.

«Да! – вздохнул я, выходя из вокзала. – И в самом деле, чего расстраиваться? Какое-то время побыть самому, разобраться со своими тараканами в голове, наконец, просто отдохнуть».

Только от чего отдыхать и как, я еще не совсем себе представлял. На выходе в город я сел в первое попавшееся свободное такси, назвал адрес и утонул в раздумьях. Теперь для меня было бы лучше всего загрузиться работой, что я решительно и собирался сделать.

Из старой части города мы вернулись в соцгород, за центральным универмагом «Кристалл» повернули вверх на Дворцовую и остановились у ряда пластиковых контейнеров цветочников. Продавщицы взглядами голодных стервятников уставились в стекла моего такси, высматривая в них пассажира и собираясь по обыкновению своему накинуться на потенциального покупателя. Но, разглядев мое лицо, они разочарованно скривили кислые физиономии и, отвернувшись, продолжили свои бабские разговоры, согреваясь чаем из термосов. И все потому, что три года назад, сняв комнату под офис в сером и обшарпанном четырехэтажном здании прямо за ними, в народе называемом «домом привидений» или «курятником», я изрядно примелькался здесь. К тому же ходил работать почти каждый день и ничего не покупал, за исключением одного букета раз в год на день рождения Тани.

Усердие над работой выбило меня из ощущения времени. Незаметно прошел день, и я очнулся, когда часы обозначили четверть седьмого. В ноутбуке я сохранил и закрыл документы, над которыми работал, нажал кнопку выключения и вышел в общий коридор балконного типа, открытый на улицу, вдохнуть пропитанный влагой осенний воздух. Припустил дождь, с крыши толстыми струями, словно в пропасть, падала вода. К цветочникам подъехал вишневый «Опель астра караван» 91-го года выпуска, из него вышел плотный человек с зеленым пакетом в руке. Торопливо перепрыгивая лужи, мужчина зашел в дверной проем на первом этаже. Через минуту, запыхавшись, смахнув с короткой стрижки крупные капли, он крепко жал мне руку.

– Привет, Серега! Как жизнь молодая? Держи. – Димка протянул ключи от моего автомобиля. – Подвеску посмотрели, заменили одну шаровую опору и одну тягу стабилизатора с правой стороны, амортизаторы походят еще, а так все в порядке.

Я пригласил приятеля войти, и мы развалились с ним на трехместном диване, обтянутом бежевым кожзаменителем. Достав из принесенного пакета по бутылке светлого пива, мы провожали еще один безвозвратно уходящий из нашей жизни день.

С Димкой мы дружили со школьной скамьи, учились в одном классе и сидели за одной партой на галерке. Он легко щелкал математические задачки, делал физику за нас двоих, а я писал ему контрольные по иностранному языку. Учителя знали это, но, умиляясь нашей дружбой, ставили хорошие оценки. Всегда полноватый, ростом метр семьдесят, он был ниже меня всего на один сантиметр, но необъяснимо для меня, по-детски, почему-то стеснялся, считая это своим недостатком. Недавно Дима открыл автомастерскую и помогал ухаживать за моим железным другом.

– Хорошо здесь у тебя, спокойно.

Он встал, прошелся по линолеуму, присматриваясь к рисунку под паркет, присел на крышку темно-коричневого польского офисного стола, стоящего у окна, взял трубку телефона, сделал беспорядочный набор цифр и, выключив, положил ее обратно:

– А у нас сумасшедший дом с утра до вечера.

– Да, – согласился я, – в тишине хорошо получается сосредоточиться.

– А я курить бросил!

– Неужели? Это уже в третий раз, – скептически заметил я.

– Только не надо нудить. Все, решено. Я настроился серьезно.

– Не буду, не буду.

Довольный собой Дима снова плюхнулся на диван и сделал большой глоток из бутылки.

– Над чем сейчас работаешь?

– Перевожу каталог для дончан «Шахтные угольные комбайны».

– Не перестаю поражаться тебе, Серега! Устроился бы на завод или махнул бы за границу. С твоим знанием немецкого и английского хоть в Штаты, хоть в Германию, хоть на туманный Альбион ― везде дороги открыты. А ты сидишь тут в подвешенном состоянии: то есть заказы переводов, то нет заказов, то густо, то пусто.

– За границу в первую очередь нужны узкопрофильные специалисты, уже во вторую ― знающие язык, а я, кроме как переводить, ничего не умею. Да и ехать мне никуда не хочется, там чужие люди, чужие отношения. А сидеть на заводе от звонка до звонка, с восьми до семнадцати ― принципиально не хочу. Здесь я свободен в своих делах на сто процентов, а при начальниках «шаг вправо, шаг влево…» ― сам понимаешь.

– Это точно. – Дима поставил опустевшую бутылку на пол, устроился поудобнее и о чем-то задумался.

В это время многие офисы были уже закрыты, и здание наполнилось совершенной тишиной, слышалось тиканье настенных часов, висевших справа от нас над дверьми. Тишину прервал Дима:

– Может, в баньку махнем? Парилочка, венички… Красота!

– Можно будет. Надо подумать.

– Да что там думать? Времени у тебя вагон! Таня уехала, чем теперь тебе заниматься по вечерам, как не прожигать его в веселой компании?!

– Это точно, но ты сам знаешь: когда нет свободной минуты, нам что-нибудь хочется такого, а как появляется уйма свободного времени, все желания исчезают куда-то.

– Переживаешь? Понимаю. Ничего, друг, все будет хорошо, Таня у тебя боевая девчонка, а с мамой точно не пропадет.

– Мне не нравится, когда такие поступки делаются для простого самоутверждения. Мой отец по знакомству договорился, что бы ей в крупной фирме хорошее место подобрали, только подождать немного.

– Ну, и какое ее решение?

– Она согласна. Но, по ее словам, не хочет это время проводить, ничего не делая, а на самом деле у нее амбиции взыграли, что не сама нашла себе тепленькое место под солнцем. Хочет этой поездкой всем доказать, что сама способна зарабатывать деньги. По факту никому доказывать ничего не надо, сама себе доказывает.

– Пусть доказывает, самоутвердится, но будет так, как ты и отец спланировали. Правильно?

– Правильно-то правильно, но если у нее не выйдет с этой поездкой, будет еще хуже: она не остановится, еще чего-нибудь придумает…

Я дома. Со щелчком выключателя в прихожей занялась ярким светом лампочка, временно подвешенная на длинном проводе. Отложив после ремонта покупку дорогой люстры до так называемых лучших времен, мы с Таней достаточно долго пользуемся обыкновенной, в патроне, свыкшись с положением вещей и уже не обращая на такой пустяк внимания.

После улицы воздух в квартире казался спертым. Пройдя на кухню, я открыл форточку, из холодильника достал припасенную бутылку светлого пива. В зале небрежно разделся и улегся на диван у телевизора.

«Вот она, свобода желаний и поступков», – подумал я.

Вспомнились перрон, проводница, пухлые чемоданы, Танины голубые глаза и прощальный поцелуй, суета людей, сбившихся у вагона, мятая табличка за мутным стеклом «вагон № 5». И почему-то казалось, что все это было не со мной.

Мы познакомились с Таней больше двух лет назад, где-то в середине августа. Точную дату всегда помнит Таня, потому я не забиваю себе голову лишней информацией. В невыносимую жару, в конце рабочего дня она, щупленькая, маленькая, ниже меня на полголовы, в коротенькой темной юбке клеш и белоснежной рубашке, принесла мне какой-то заказ на перевод. Задержавшись в офисе на полчаса, в свои двадцать два похожая на школьницу, она мяла пальцами подкрученные плойкой, выкрашенные в рыжий цвет локоны и с интересом шпиона расспрашивала меня: почему я занимаюсь тем, чем занимаюсь. Через три месяца нашего знакомства она перебралась ко мне в квартирку, через год – свадьба, медовый месяц на Азовском море, на Бердянской косе. Невольно я посмотрел на свой безымянный палец правой руки: с кольцом кисть стала выглядеть по-другому, но мне даже нравилось ощущать себя несвободным и вроде серьезным человеком.