– Привет, – с места в карьер начала она, – как жизнь, как семья, как здоровье?
– Жизнь сплошное спортлото, – автоматически вылетело у меня.
– В смысле?
– Где ни поставишь крестик, все не то, – продолжил я, – ну заходи, раз пришла.
Аня зашла, озираясь по сторонам, я помог ей снять куртку, повесил на вешалку, нашел какие-то тапочки, от Усиковых по-моему остались.
– Ну пойдем, если не боишься, – и мы зашли в мою комнату.
– Мда… – протянула она, – давно квасишь-то?
– Второй день заканчивается, – ответил я, – послушай вот, что я тут сочинил в ходе этого увлекательного процесса.
И я вытянул из-под стула баян. Сначала проиграл «Гранитный камушек»:
– Ну как? – спросил я, закончив.
– Волшебно, – ответила она, – не останавливайся, давай жги дальше.
Ну ОК, дальше, значит дальше. Забабахал, не останавливаясь, Ляписа-Трубецкого:
– Еще лучше, – немного подумав, сказала Аня. – А кроме этого что-нибудь есть?
– А то как же, у меня еще много чего есть, – ответил я и продолжил песенкой Ингрид под названием «Будь ты проклят, гад», пришлось, правда, немного ее адаптировать к российским реалиям:
Ты обещал мне рай на земле и любовь в небесах,
Но я осталась просто ни с чем и в дырявых трусах,
Ты говорил, что я буду принцессой твоей,
Но мне досталась лишь стирка носков и варка щей.
Да будь ты про-про-про-клят, гнида,
Да будь ты про-про-про-клят, гад.
– Идеально, не забудь слова с нотами записать, – ответила Аня, изучая завалы бутылок под столом. – Давно она тебя кинула-то?
– Да вот позавчера, – автоматом вырвалось у меня. – А ты откуда знаешь?
– Нетрудно догадаться. В общем так, дорогой Сергуня, ты щас встанешь и пойдешь в ванную отмокать и трезветь, а я пока все тут уберу, согласен?
– А чего это ты тут раскомандовалась? Командирша нашлась, – сказал я, еле ворочая языком.
– А того я тут раскомандовалась, дорогуша, что тебя все ищут и на ушах стоят, дела не делаются, время идет, а он сидит тут, обливаясь горючими слезами и водку лопает. Экая ж невидаль – баба его бросила! Не ты первый, не ты последний, с кем это случилось, баб на земле много еще осталось. А ну быстро собрался, тряпка, а то сидит тут, нюни распустил, и шагом марш в ванную! Еще водка есть? – спросила она в итоге своего спича, взяв в руки недопитую бутылку арзамасской.
– Нет, эта последняя.
– Я ее щас в раковину вылью, а ты дуй в ванную.
Собрался и пошел, чо… через полчаса она пришла проверить, что там у меня и как. Я сказал, что вообще-то я как бы голый тут сижу, на что она ответила в том смысле, что она голых мужиков что ли не видела (интересно, где это, подумал я, в свои 17 лет она много голых мужиков-то видела, но вслух ничего не выдал), так что давай спину что ли тебе помылю, горе ты мое.
А потом она битый час поила меня какими-то своими национальными отварами, на вкус омерзительные они были, но действие на организм оказали ураганное, все перед глазами встало на свои места, перестав крутиться, как каруселька в осеннем парке, и похмелье мигом куда-то испарилось.
А еще потом она привела меня в комнату, уложила на диван и сказала, что сделает мне восточный массаж. И сделала, вполне профессионально причем.
– Слушай, а ты петь умеешь? – неожиданно спросил я ее.
– Да вроде как да, а ты с какой целью это спрашиваешь-то?
Я достал свой баян из-под стула и заиграл «Ромашки спрятались».
– Спой пожалуйста, а я послушаю.
Ну не оперный конечно голос, но очень приличный.
– А теперь «Одиночество сволочь»… откуда ты кстати знаешь эту песню-то?
– Сорока на хвосте принесла.
Одиночество у нее совсем на ура пошло, ну надо же…
– Что еще будет угодно моему господину? – спросила она, сложив ладошки на груди.
– Ну что ты несешь-то, какие у нас нахрен господа на шестидесятом году советской власти… если уж так приперло, можешь называть меня «мой товарищ».
– Хорошо, – покладисто согласилась она, – что еще будет угодно моему товарищу?
– Хм… – задумался я, что ж мне еще надо-то в самом деле? – Слушай, а тебе восемнадцать лет уже есть?
– В прошлом месяце исполнилось, а что?
Ну надо ж, у нас и дни рожденья рядом. Подошел к шкафу, вытащил комплект белья белого цвета.
– Примерь пожалуйста, – протянул я этот пакет Ане.
Она внимательно изучила его содержимое и спросила:
– Зачем?
– Ну считай это дружеской просьбой твоего госп… товарища то есть.
Она повернулась и пошла в ванную, через пять минут вернулась в белье…
– Пройди пожалуйста направо, потом налево… нет, не так, как манекенщицы ходят, видела наверно?… да, так лучше.
Тут наверно надо бы описать Анечку, а то я про всех что-то говорил, а про нее кажется еще нет… так вот – фильм «Морозко» видели? Настеньку в роли падчерицы помните? Ну значит и Аню Пак тогда можете представить… с небольшими ориентальными отклонениями конечно, разрез глаз немного не тот, скулы чуть побольше и не такая безответная, ответку может включить, да так, что мало не покажется. Фигура точеная, осанка правильная, ноги ровные и длинные, грудь второй номер, … ну может полтора… полукровки они почти все такие, хорошо получаются, что тебе еще надо-то, хороняка? – спросил я у себя.
– Все, можешь переодеваться обратно.
– Ой, а можно я это на себе оставлю?
– Что, понравилось? Оставляй конечно, какие вопросы.
Аня опять вышла, вернулась через некоторое время одетая.
– Еще что-нибудь? – спросила она с некоторым вызовом.
– Да, один мелкий вопросик остался – пойдешь за меня замуж?
Она села на стул и молчала не меньше минуты…
– Это ты назло ей что ли?
Тут я немного призадумался…
– Если и да, то совсем немного, – и я показал большим и указательным пальцем, сколько именно этого немного.
– Когда?
– Завтра в 15.00 в Автозаводском дворце бракосочетаний.
– Что-то очень быстро… ты ж меня не знаешь почти? Ошибиться не боишься?
– Я свое уже отбоялся.
– Ну тогда хоть комплимент какой сказал бы что ли, а то уж очень все дежурно у нас выходит.
– Да легко, – ответил я, лихорадочно собирая остатки мыслей в голове. – Ты в этом белье была как ветка сакуры в начале мая в предгорьях Амисан, освещенная лучами восходящего солнца, ага.
– Сакура это у японцев, у нас тсели… но в принципе неплохо, мне понравилось. Давай еще что-нибудь.
– Тебе говорили, что ты похожа на Настеньку из фильма Морозко?
– Нет, ты первый.
– Так вот, я таким болваном, как Иванушка из того же фильма, не буду.
– Как это?
– Пропустим все стадии превращения в медведей и унижения мачехами – перейдем сразу к свадьбе, а?
– Поцелуй меня, Сережа, – робко попросила она.
Да мне жалко что ли, посадил ее на колени, закрыл губы долгим поцелуем.
– Хорошо, – сказала она после продолжительной паузы, – но ты все-таки объясни, почему я-то? По тебе, если ты не знаешь, половина девчонок нашего факультета сохнет?
– Да ну? – удивился я, – что-то я этого не замечал.
– Так это потому что их всех твоя Анюта построила… кстати дура-девка, такого парня упустила…
– Давай не будем про это… значит почему ты? Объясняю на пальцах – ты красивая, молодая, спортивная, не дура, петь опять же умеешь плюс к этому хорошо выводишь из запоев и звать тебя Анечкой.
– А имя-то тут при чем?
– Потом как-нибудь объясню… да, и самое главное – волосы у тебя собраны в хвост на затылке.
Аня похлопала глазами, но уточнять ничего не решилась.
– Хорошо, я согласна, пошли в этот твой Дворец бракосочетаний… только знаешь что… – притормозила она.
– Что?
– Не люблю я эти свадебные застолья, пьяные рожи в салатике оливье, обряды эти дурацкие, выкупы разные и похищения, может обойдемся без них, а?