– Правда-правда, – сказал я, честно хлопая глазами, – все, что с Анечкой связано, мне страшно интересно.
– Ну ладно, слушай тогда…
В следующие полчаса он довольно подробно пересказал свою биографию и обстоятельства появления на свет Анечки. Ничего нового он мне собственно не сообщил, ну не считая мелких подробностей конечно – да, 37-й год (ему на тот момент 2 года было), да, депортация корейцев с Дальнего Востока в Среднюю Азию, объясненная властями тем, что тогдашняя Корея входила в состав Японской империи, а значит там могли быть японские шпионы, (конкретно семью Паков в Усть-Каменогорскую область Казахстана отвезли), да, послевоенная оттепель и разрешение уезжать из опостылевшей пустыни куда хочешь, хоть к черту на рога. На рога конечно никто не поехал, как и на Дальний, впрочем, Восток, большинство ломанулось в Центральную Россию, вот и он тоже, выбрал Горький чисто методом тыка, подал документы в горьковский мед, с детства типа имел склонность к врачеванию. Потом маму Анечки встретил, потом и так все понятно.
Про маму я предпочел не уточнять, сами расскажут, если захотят… доели тортик и начали откланиваться. На завтрашнее мероприятие он обещал прибыть, хотя 100% гарантии не дал, если на работе все утрясет, ну и ладно…
А мы значит тем временем в соседний дом перебрались и уже названиваем в квартиру знатного партийца Станислав Игоревича. Открыли без уточняющих вопросов.
– Ой, – сказала мама, стоя в пушистом халате и тапочках, – а мы тебя и не ждали. А это с тобой кто?
– А это, мама, Анюта, мы с ней завтра женимся – забыла что ли?
– Какая-то это не такая Анюта… – протянула мама, а потом, спохватившись, добавила, – ну что же вы на пороге-то стоите, заходите. Слава, у нас гости, – это она уже громко объявила сами понимаете для кого.
Слава тут же появился из недр второй комнаты, был он тоже в халате и в тапочках.
– Ой, а мы вас и не ждали, – повторил он слово в слово мамин текст, – надо бы переодеться что ли.
И он сделал попытку скрыться обратно в недра второй комнаты, но я быстро его остановил:
– Да ладно, Игоревич, свои же все люди, давайте лучше быстрее все вопросы решим, а то у нас еще дел на сегодня много. Вот тортик разрежь лучше, – и я протянул ему коробку с «Ленинградским» тортом.
– Ну быстрее, значит быстрее, – согласился он, – пойдемте за стол сядем.
– Завтра у нас с Анютой свадьба, – начал я.
– Постой-постой, – перебила меня мама, – это какая-то не та Анюта…
– Ну ты же футбол иногда смотришь? – спросил у нее я.
– Смотрю, а при чем тут футбол?
– Там иногда объявления по стадиону такие делают «В команде Динамо произошла замена – вместо Семена Иванова, игравшего под номером 9, на поле вышел Иван Семенов под номером 14». Вот и в нашей команде такая замена случилась…
– А та Анюта куда делась? – не унималась с расспросами мама.
– Перешла в другой дивизион… если образно, то в московский Спартак ее переманили, а мы тут пока остаемся… в горьковском Торпедо… я понятно объяснил?
– Даааа… – синхронно протянули мама и Игоревич.
– И еще у нас небольшие изменения в завтрашней программе – все торжества отменяются, то есть распишемся и на этом все. Ресторан, Чайку и платье я уже отменил, у нас с Анютой есть такое мнение, что скромнее надо быть. А на эти деньги мы попозже в свадебное путешествие какое-нибудь съездим. Да, отец Ани тебя, кстати, оперировал, – добавил я для Игоревича, – и неплохо оперировал.
Посмотрел на их лица – не сказать, чтоб мама выглядела сильно расстроенной, а у Игоревича так и вообще в глазах озорные чертики прыгали. Тут мы быстренько и распрощались, договорившись встретиться завтра у загса за полчаса до начала церемонии.
– И все-таки я что-то не верю в этакое свое счастье, – сказала Аня, когда мы спускались по лестнице. – Два часа назад еще и подумать не могла, что завтра замуж выйду, да еще за кого…
– Вспомнил, что спросить хотел, – ответил ей я, – а как ты меня нашла-то? И вообще почему ко мне поехала?
– Так к тебе уже куча народу с факультета ездила, ты же никому не открывал.
– А ты, значит, последняя в этой куче была?
– Не, не последняя – там еще много народу в очереди осталось. А ты правда меня замом хочешь сделать или так сказал, для красного словца?
– Анюта, – наконец-то я смог назвать ее так, – видишь ли в чем дело, у меня есть один железный принцип, которому я никогда не изменяю… по крайней мере до сих пор не изменял.
– И что это за принцип?
– Принцип простой – «пацан сказал, пацан сделал»…
– Хороший принцип… – протянула Анюта, – а у меня тоже он есть, но немного другой.
– И какой же? – чтобы отвязаться, спросил я.
– Живи сам и давай жить другим. Не надо никого загонять в угол, нервы крепче будут.
– Тоже неплохо… ну так мы значит договорились, – продолжил я, – завтра в 7.00 ты меня ждешь вот на этом самом месте, потом мы утрясаем политеховские дела, в 14.00 стартуем к загсу, а там уж как бог даст…
Она согласно кивнула головой, чмокнула меня на прощание и я поплелся выручать свою желтую машинку. Дело оказалось не простым, а чрезвычайно простым – никого там рядом с ней не было, давно ушел уже гаишник домой, да и его можно понять, бабла в карман и палок в послужной список здесь не нарубишь, а в других местах наверно можно. Доехал без проблем до гаража, по сторонам впрочем озирался поминутно, а дальше звякнул Андрюхе насчет завтрашнего свидетельствования, он заверил, что все помнит, сварил себе свежесмолотого кофе, да и спать завалился – кофе на меня действует довольно парадоксальным образом, как снотворное. А нет… радио еще перед сном послушал, первую программу по нашему допотопному репродуктору (телевизор же у нас солдатики разбили в ту памятную ночь, а радио осталось, кому оно нах сдалось), выполненному из ценных пород дерева, услышал вот что:
7 декабря 1977 года состоялся Пленум ЦК КПСС. На Пленуме с докладом «О созыве внеочередного 26 съезда КПСС и задачах, связанных с его подготовкой и проведением» выступил Генеральный секретарь М.С.Гробачев. В прениях по этому вопросу выступили тт.Щербицкий, Гришин, Кунаев, Воротников, Зайков, Шеварднадзе, а также тт.Федосеев и Бальмонт.
Пленум принял по докладу Гробачева Постановление, которое публикуется в печати, а также рассмотрел организационные вопросы: Пленум перевел Чебрикова из кандидатов в члены Политбюро, избрал секретарей ЦК КПСС Лигачева и Рыжкова членами Политбюро, а также члена ЦК КПСС Никонова секретарем ЦК КПСС.
А сейчас передаем краткое содержание доклада Михаила Сергеевича Гробачева на Пленуме.
И передали это самое содержание, чо… помимо стандартного для советских речей бла-бла про верность идеалам да преемственность курса был весьма интересный пассаж про торможение развития страны, отставание от ведущих стран (которые названы не были, но и так понятно, что имелось ввиду) и попытка анализа причин этого торможения. Выходом из этой щекотливой ситуации ЦК КПСС вообще и товарищу Гробачеву лично виделась интенсификации научно-технического развития и даже революция (!) в технологиях (интересно, февральская или сразу октябрьская?). Были весьма вялые высказывания про переход на рыночные рельсы – хозрасчет мол и самофинансирование надо внедрять и сразу, желательно, вагонными партиями, чтобы, значит, без вопросов по рыночным рельсам ехали. Далее про дисциплину… что некоторые старые партийцы засиделись на своих насиженных местах, и их хорошо бы того, разбавить молодыми и борзыми партийцами… про гласность – «с людьми надо говорить языком правды», а до этого каким языком с ними говорили, интересно?… ну и на закуску борьба, значит, с алкоголизмом и алкоголем, кою надо начать, а потом сразу углубить. Не самая плохая программа, да, но подкорректировать кое-что нужно бы, подумал я и окончательно заснул.
А утром я забрал, значит, Анечку от ее подъезда и мы доехали до все того же старого и доброго пятого корпуса политеха абсолютно без единого приключения. Аня пошла по своим делам (она технологом была, как оказалось, с нашего же факультета), а я прямо с утра завалился к декану Петровичу. Он уже был в курсе ветров, повеявших с высоких кремлевских стен, поэтому почти ничего ему пояснять не пришлось, пояснял наоборот он мне (ни словом не обмолвился о моем двухдневном запое, за что я ему был очень благодарен в глубине души).
