– Нет. Сейчас, когда я перебираю события минувшего дня, прихожу к выводу, что это было очень правильно. Ты умеешь находить верные решения: если кто-то из знати встанет на дыбы, мы избавимся от них без лишних объяснений.

Голос Аурелия был расслаблен и звучал невероятно спокойно, как невозмутимая глубь летнего сада. Орсинь стала замечать в нём эту склонность к медитативной задумчивости – не опрокинутой в саму себя, как у князя Мелирта, а ясное, внимательное созерцание настоящего. На самом деле всю обратную дорогу из Стевольпа они практически не общались по душам, слишком занятые обсуждением предстоящей внутренней политики, и сейчас был первый раз, когда Орсинь и Аурелий по-настоящему остались наедине. Возможно, именно поэтому внутри них ничего не просыпалось – они слишком привыкли жить порознь, утонув в вихре иных забот. Слишком привыкли наблюдать друг друга на отдалении, как призрачных духов, без плоти и страсти. Может быть. Орсинь не знала. Но она совершенно точно хотела остаться сегодня одна. «Пожалуй, не стоит себя заставлять, – сказала она себе. – Я слишком долго ждала этого момента и теперь напряжение изжило само себя. Мне надо расслабиться. Только как намекнуть об этом Аурелию?»

– Сейчас, когда я отчётливее вижу, сколько в мире эгоизма и глупости, мне всё больше хочется посвятить жизнь чему-то обыкновенному, какому-нибудь совершенно обыденному ремеслу, занимаясь которым, я был бы уверен, что приношу пользу. А не решать судьбы мира, – продолжил меж тем император. – Ты не представляешь, насколько наивным мне кажется моё поведение в прошлом. Эти надежды, что если я буду со всеми добр и внимателен, то остальные будут поступать по тем же правилам…

– Даже так? А мне ты казался очень милым, – фыркнула Орсинь. Она наконец обернулась, встречаясь с ним взглядом, но не нашла там для себя ничего опасного. Аурелий с лёгкой полуулыбкой разглядывал переливы её платья, как разглядывают картину. – Ты устал? – заботливо спросила эльфийка.

– Да, немного. Как и за все эти шесть месяцев, – пошутил император.

Он потянулся, прикрыв глаза.

– Какая ирония, – вздохнула Орсинь, вновь оборачиваясь к спящему городу. – Я старалась завоевать любовь народа просвещением и искусством, но в итоге их преклонение мне принесла жестокость.

– Они преклонились пред тобой, потому что ты их защищала, – мягко поправил её Аурелий.

– Да уж конечно, – иронично усмехнулась Орсинь. – Что их по-настоящему впечатлило: то, что я рисковала головой, или скольких я убила? Горожане радуются моему могуществу, потому что одновременно считают его и своим. Толпу завораживает проявление великой силы.

– Нет, не могу с тобой полностью согласиться. Впрочем, если тебя так тяготят отнятые тобою жизни, почему ты не отправилась сегодня вместе со мной в храм? Я вот будто бы очистился.

– Я не верю в богов, – нетерпеливо отмахнулась эльфийка. – Честно, на этой войне я ощутила, насколько на самом деле мы одиноки.

– Боги живут в наших сердцах. И чтобы их пробудить, нужна музыка красоты. Лично я устал отравлять себя видом уродств. Ладно, пойду, уж больно устал, а завтра не менее трудный день. – Аурелий поднялся с кресла и направился прочь из её комнаты. – Спокойной ночи, – добавил он, на миг замерев в дверях.

– Да-да, спокойной, – эхом повторила Орсинь.

Философские рассуждения о религии, духовной красоте и тому подобном не представляли для неё интереса. Красота была хороша, чтобы очаровывать, веселить и удивлять, но не более. Жизнью управляли сила – в широком понимании этого слова, – смелость и удача. В этой трезвой аксиоме концепции очищения и молитвы не то что не обретали звучания, а были безжизненны, как несформировавшийся и исторгнутый утробой плод. Орсинь не видела причины всерьёз рассматривать их в применении к реальной жизни. И поэтому была рада, что Аурелий не пустился в разглагольствования и ушёл восвояси. Помедлив ещё немного у окна, эльфийка вздохнула: они как будто снова пересеклись во время похода и разошлись. Впрочем, может, это и к лучшему. Война ещё не закончена.

* * *

На следующее утро знать продолжала хранить зловещее молчание. Лишь небольшая горстка её представителей, которая с самого начала относилась к Орсинь благосклонно, почтила эльфийку своим присутствием, но множество почтенных и авторитетных домов не спешили приносить присягу, почти открыто выказывая неповиновение императорской воле. Неслыханное дело! Впоследствии, конечно, учебники истории выстроят из этих событий логичную систему, но очевидцам тогда казалось, что их влечёт за собой грозный и непредсказуемый шторм. Ещё через день, как раз в полдень, когда Орсинь, насладившись комфортом шёлковых простыней и обилием изысканной еды, решила проведать Въенгра, у ступеней дворца остановилась коляска, из которой вышел банкир Меркред Силевирт собственной персоной. Пришлось спешно менять туалет и принимать визитёра.

– Вы знаете, что это было первое платье, которое я надела, приехав в Белую империю? – спросила эльфийка вместо приветствия, оправляя складки светло-голубого бархата, когда они встретились в гостиной.

– И сейчас вы снова вступаете в новую эпоху? – улыбнулся Меркред. – Вам очень идёт…

– Безусловно. Теперь, когда у меня есть поддержка, мои ненавистники не будут мне помехой.

– Вы выросли, и это приятно видеть. До войны мы так и не успели поговорить с вами по душам, позвольте сейчас засвидетельствовать своё почтение. Дженвелья много о вас рассказывала и передаёт сердечный привет.

– Она не с вами? – несколько опечалилась эльфийка.

– Предпочла остаться дома, ведь сегодня у меня к вам серьёзный деловой разговор, – хитро посмотрел на неё делец. – Точнее не только к вам, но и к государю, а в особенности к графу Круазе, с которым мы успели тесно сойтись за прошедшее лето. Я уже отправил ему записку о том, что направляюсь сюда.

– Ах вот как? – удивилась Орсинь.

Вчера они с Аурелием посвятили весь день тому, что объясняли друзьям свои планы, и, разумеется, всё это вылилось в столь бурные обсуждения, что на остальную информацию попросту не осталось ни времени, ни сил.

– Да, на редкость толковый малый, мы с ним вели занятные беседы. И жене моей он отлично скрашивал вечера. О, ну что вы, Дженвелья не из таких, кто грезит о любви! Я знаю, кому-то граф Круазе может доставить беспокойство, но только не нашему уютному гнёздышку, – засмеялся Меркред, заметив, как Орсинь переменилась в лице.

– Весьма польщён это слышать!

Пьерше вошёл в гостиную бодрым шагом, как вихрь, пожимая князю Силевирту руку и бросая на Орсинь исполненный гордости взгляд. Та благосклонно улыбнулась, отмечая его старания исправить ошибку прошлого. Понадобилось ещё немного времени, которое они безмятежно провели за чаем и расспросами о военном походе, чтобы дождаться появления Аурелия, а также приезда Сепиру и Кэрела – и вот Негласный совет во главе с императором приготовился выслушать предложение гостя. И хоть Меркред Силевирт пребывал в том же умиротворённом настроении, взгляд его стал цепким, как у цапли перед броском в воду.

– Итак, граф Круазе мне намекнул, что будущей императрице нужны влиятельные союзники, которые помогли бы ей удержаться на престоле, – удовлетворённо кивнул банкир. – Прекрасно! Чудесная мысль. И что же мы имеем? У вас верная армия, это хорошо. Это позволяет начать действовать. Однако расстановка приоритетов изменилась, не так ли? Теперь вам нужно больше денег.

– Почему вы в этом так уверены? – возразил Аурелий. – Ведь это вы пожаловали к нам с предложением.

– Потому что война высасывает много ресурсов. Я постоянно имею дело с деньгами, Ваше Величество, и знаю, что и сколько стоит. Я делец. Я не хочу играть в слова. Моя ассоциация, представителем которой я сейчас являюсь, готова оказать вам всевозможную финансовую поддержку при условии того, что мы тоже можем рассчитывать на определённые услуги с вашей стороны. В том числе мы требуем права присутствовать при дворе наравне с аристократами. А также учреждения выборного органа с законодательными функциями, в котором наша доля будет составлять до пятидесяти процентов.