— Так вот, я хотел бы сделать вам одно предложение, — наконец закончил её собеседник.

— Вот оно, началось, — понимает Наталья Александровна. Наскок и натиск, итальянская манера — и она вспоминает странные, кажется, итальянские слова из своего сна, повторяет их про себя, будто катая горошины на языке.

Что-то вдруг произошло вокруг неё, все предметы разом показались ей размытыми и призрачными до такой степени, что сквозь них можно просунуть руку. Кстати, рука, чья-то рука тут же появляется, и Наталья Александровна ощущает на ладони кусочек картона. Оглянувшись, она не увидела никого — ни своего собеседника, ни официанта — и, оставив несколько банкнот на столе, поднялась. Выйдя из дверей, она приблизила бумажный прямоугольник к глазам — но нет! Это была не визитная карточка, а листовка-флаер, обещание жалкой и бессмысленной для неё скидки.

И вот она шла по улице, тщетно пытаясь вспомнить, как зовут незнакомца. Какой-то человек, которого людской поток проносил мимо неё, вдруг поздоровался — но поздно, поздно — она уже была далеко. Только подойдя к дому, она поняла, что это один зоолог из зоопарка. Она приходила к нему за консультацией, когда решила завести себе пушистого лемура-лори.

Но времени на медитацию уже не было, и она уехала заведовать людским жильём, продавать счастье и покупать квадратные метры.

Вечером Макаров снова позвонил и каялся, что подверг её опасности — что слаб, что дурак, что не подумал. Слова были звонки и чужды, как кошачий корм, сыплющийся в миску. Но Макаров утверждал, что книгу нельзя выбросить, а избавиться от неё можно только одним способом — отдать последнему хозяину. Это означало — родственникам старого Маркёра.

Не отнимая трубку от уха, Наталья Александровна взяла пакет с книгой, отпихнула от двери кошку по прозвищу Мышка и вышла к лифту. Макаров был нуден, дотошен, но своими безумными историями всё же растревожил Наталье Александровне душу. Наверное, нужно пройтись и заодно избавиться от глупой книги — и, пользуясь жужжащим в ухе Макаровым как лоцманом, она начала путешествие.

Идти Наталье Александровне совсем недалеко — от её стильного квартала нужно было сделать всего несколько шагов, и вот уже перед ней кривозубая улица, ведущая к вокзалу. Разглядывая эти доходные дома столетней давности, Наталья Александровна вдруг поняла, что это место она каждый день видит из окна. И каждый день её взгляд равнодушно скользил по крыше дома старого Маркёра.

Тут телефон предупредительно пискнул и разрядился.

Дверь хлопнула, и она шагнула в сырую тьму подъезда и принялась подниматься по давно не мытой лестнице. Наконец, миновав коммунальную щель для газет, залитую многими слоями масляной краски, список жильцов, который никто не прочтёт до середины, и вырванный с мясом электрический звонок, она вошла в странную квартиру. Там пахло прокисшей едой и каким-то ещё другим, но таким же кислотно-нестерпимым запахом чужого небогатого быта, который она ненавидела с самого детства. Прямо в упор на неё глядела неопрятная женщина в старом халате.

Вопрос был задан, но старуха ничего не знала о старом Маркёре. Вдруг в коридоре стукнула дверь, и по коридору, ничуть не обращая внимания на нежданную гостью, прошла голая женщина в одних резиновых тапочках. По её спине спускалась татуировка — такая обширная, что женщина казалась одетой. Два татуированных человека при ходьбе взмахивали киями, и каждый лупил по своему полушарию. На мгновенье Наталье Александровне показалось, что это Макаров и Петерсен, но нет, конечно, с такого расстояния лиц на татуировке невозможно было разглядеть.

В этот момент она поняла, что не нужна здесь и никому не интересна — хотя, подумала Наталья Александровна, улыбнувшись про себя, «Книга Могил Введенского кладбища» очень подходит к этому месту. Коммунальное кладбище бывших людей, несостоявшихся судеб, что она каждый день видит из окна, и забудет, как только за ней закроется дверь.

Могилы честолюбия, надежд — и всё в одной квартире.

Навстречу ей попался мужчина в майке и был тоже спрошен про старика Маркёра. Снова неудача — на минуту ей показалось, что мимо по коридору прошёл зоолог из зоопарка, и она пошла за ним. Сама того не заметив, Наталья Александровна прошла квартиру насквозь, никакого зоолога, впрочем, не встретив. Теперь она очутилась на кухне с двумя рядами газовых плит и увидела старого казаха в островерхой шапке. Казах, молча кланяясь, отрыл дверь чёрного хода и сделал приглашающее движение. Она решила дать ему червонец, но вместо мятого червонца на грязную ладонь по ошибке опустилась карточка кафе «Элефант». Нечистый казах в благодарность за ненужную ему скидку забормотал у неё над ухом:

— Тыржйман газеті аыпараттар былімініы басты Йалчын Малгил мен халыыаралы былім басшысы Баыадыр Селим Дилек мырзалар азаы-тырік журналистері…

Она не поняла ничего, кроме того, что казах всовывает ей в руки полиэтиленовый мешок. Наталья Александровна, уже ничему не удивляющаяся, решила, что в своей непосредственности восточный человек вручил ей мешок с мусором. Она опомнилась только на оборотной стороне дома, во дворе, прямо перед мусорными баками.

«Что это там? Вдруг наркота, и меня прямо сейчас повяжут», — подумала она, но бросить мешок сейчас, на виду у неизвестных соглядатаев, было совсем глупо. Она отошла в тень и раскрыла полиэтиленовый зев — в первое мгновение ей показалось, что мешок полон яиц. Но нет — это были бильярдные шары!

Второй раз Наталья Александровна решила исследовать мешок уже дома. Но в этот раз ей показалось, что в мешке что-то шевелится, и от испуга она разжала пальцы. Из упавшего на ковёр мешка выкатились шары. Наталья Александровна прыгнула в коридор и захлопнула за собой дверь.

«Чёрт с ними! — говорит она себе. — Меня не касается, что там лежит. В самом деле! Чёрт с ними!» Но рассудительный голос внутри её головы насмешливо спрашивает: «Что, так и будут лежать там, у кресла? И под кроватью? Хочешь отдать им свою комнату? А потом — всю квартиру?».

Наталье Александровне захотелось крикнуть «Не хочу!». Но язык как-то криво подвернулся и вышло: «Ю-ю-юю», будто тихо сдулся воздушный шарик.

Но в этот поздний час, как обычно неожиданно, позвонил Макаров. Наталье Александровне казалось, что телефонную трубку заполняет одно её прерывистое дыхание, и Макаров решит, что она не одна. Но в этот раз он не сказал ничего, а лишь тонко закричал в трубку:

— Наташа, береги-и-и…

«Так плачет перед смертью заяц», — думает Наталья Александровна. «Берегись шаров, Наталья Александровна», — явно хотел предупредить её Макаров, но поздно — шары уже в её доме. Но событий на сегодня всё равно слишком много. Машинально запершись в спальне и едва добравшись до кровати, валится Наталья Александровна в чёрный колодец сна.

Она проснулась от звонка. Что-то остановило Наталью Ивановну, когда она уже собралась послать бестолкового кантора к чертям. Звонили из прокуратуры — в Парке культуры и Отдыха, в заплёванном и грязном павильоне обнаружили тело Макарова. Водитель, отправленный начальством, уже приближался к её дому, чтобы везти Наталью Александровну на опознание. В этом городе многие знали, что Наталья Александровна знакома с Макаровым, да и после книг, шаров и казаха в островерхой шапке задавать лишние вопросы как-то не хотелось.

Водитель старался её подготовить — но тщетно. Да и обстоятельства смерти кантора Макарова были ужасающи. Он был проткнут бильярдным кием — и об этом уже поведали в телевизоре и рассказали две бульварные газеты. Газетные болтуны подозревали месть фашистских бригад или нападение бритоголового маньяка-антисемита.

Наталья Александровна быстро собралась и вот уже сидела в казённой жаркой машине рядом с потным водителем — пока машина приближалась к парку, Наталья Александровна всё отчётливее ощущала, как глухая тоска наполняет её. Она жалела об упущенном времени и упущенном случае — ведь теперь никого не осталось рядом с ней. Кроме, разумеется, кошки по прозвищу Мышка.