― Правда или истина? ― быстро спросил Карлсон.

― И то, и другое. Должен ли я сделать это в интересах истины или в интересах правды?

― С точки зрения истины ты, конечно, должен меня выдать.

― А с точки зрения правды?

― А с точки зрения правды ― тоже. Но я бы попросил тебя этого не делать. Ведь вся эта философия ― фуфло, а, между прочим, и у тебя, и у меня есть бабушка. Смог бы ты огорчить мою бабушку до смерти? Смог бы, если б отдал меня федералам. А я бы твою не смог.

― У тебя точно есть бабушка?

― Это совершенно не важно, ведь всё равно ты не можешь это проверить. Есть ли у меня бабушка, нет ли ― ты должен либо принять её существование на веру, либо отвергнуть.

― Охренеть! Теперь я понимаю, что значит «быть заброшенным».

Бродячие философы меж тем продолжали тузить друг друга, хотя уже изрядно вымотались.

― Ты знаешь, милый Карлсон, давай мы просто поплывём дальше. Забросимся обратно на плот, а всем, кто будет про тебя спрашивать, я скажу, что ты ― мой отец, а так выглядишь оттого, что у тебя горб и проказа. Будем плыть вечно, как Сизиф.

― Сизиф катил камень, ― возразил Карлсон, поднимаясь.

― Да всё равно, хоть бы и «Камю» пил. Будем плыть и питаться левиафанами. Пока плот плывёт, всё будет хорошо. Мисиписи ― великая река, и с неё выдачи нет.

29 сентября 2022

Джингль и ойстер

― Я бы не советовал вам заводить собаку, сэр, ― сказал Джингль Белл Карлсон, протирая фланелью ботинки Малыша.

― Не спорь со мной, Джингль. Я всю жизнь хотел собаку. Для этого мне пришлось даже жениться на вдове старшего брата. ― Малыш лежал в кровати и, обсыпая себя крошками, жевал булочку. ― Это был ужасный брак, и собака, кстати, умерла раньше моей супруги.

― Я раньше служил у леди Вандермеер, и как-то раз собака лорда Утенборо съела соломенный веер леди Вандермеер во время того, как леди гуляла с одним своим знакомым…

― Джингль, ты вечно рассказываешь какие-то ужасные истории. Знаешь, отчего я тебя терплю?

― Нет, сэр, ― ответил Карлсон ровным тоном.

― Так вот, ты появился, будто Мэри Поппинс, когда тебя не ждали. (Я вообще ничего не помню, так сильно в то утро болела голова.) Если ты исчезнешь, может перемениться ветер. А я совершенно не хочу, чтобы что-то менялось. Даже веер… Чёрт, ветер, конечно.

В этот момент в дверь начали ломиться, и Джингль осуждающе посмотрел в сторону двери. Звякнула люстра, а с каминной полки упала фарфоровая собачка с чёрным носиком.

Джингль Белл Карлсон медленно, как и подобает солидному слуге в солидном доме, пошёл отпирать.

― Пришёл мистер Вальрус и какой-то плотник. Они, кажется, хотят вас видеть, сэр.

― Хм… Вальрус… Я его знаю, он специалист по тритонам. Но зачем мне плотник? Открой дверь.

― Да, сэр. Но поймите меня правильно: насколько я могу понять, мистер Вальрус не один.

― Открой дверь.

― Да, сэр.

В комнату ввалился мистер Вальрус вместе с плотником. Впереди них вбежала собака неизвестной породы, которая тут же присела и, выпучив глаза, нагадила на ковёр.

― Это Монморанси, ― заявил Вальрус, рухнув в кресло. ― По-моему, он терьер.

― Собака ― это прекрасно! ― воскликнул Малыш.

― Осмелюсь вмешаться, ― произнёс Джингль, ― но у терьеров не бывает такого длинного тела. Я бы назвал это существо таксой… С вашего позволения. ― И, подумав, прибавил:

― Сэр.

Вальрус, впрочем, не слушал его. Он уже начал рассказывать новости о делах, о башмаках, сургуче, капусте, королях и о том, почему вода в море шипит и пенится точно так же, как шампанское.

Малыш решился прервать его.

― Если ваш рассказ такой длинный, ― сказал Малыш как можно вежливее, ― пожалуйста, скажите мне сначала, зачем ваша собака пытается грызть мой комод?..

Мистер Вальрус нежно улыбнулся и начал снова:

― Кстати, о морях и шампанском: мы решили отправиться за устрицами. Плотник уже арендовал лодку, на которой мы спустимся по Темзе, пересечём Канал, свернём направо ― и устрицы у нас в кармане.

― Вальрус, вы что, когда-нибудь ловили устриц? ― осведомился Малыш, продолжая лежать в кровати и полируя ногти.

― А зачем? ― Мистер Вальрус ничуть не смутился. ― Наш друг плотник утверждает, что его брат видел человека, который рассказывал, что видел, как это делается. В этом нет ничего сложного. Всё это ― ненужные подробности, для нашего предприятия нужен лишь простой набор ― хлеб, зелень на гарнир, уксус и лимон.

― И непременно сыр, ― впервые открыл рот плотник.

― Осмелюсь вмешаться, сэр, ― вмешался Карлсон, смахивая крошки от булочки с халата Малыша. ― Я бы на вашем месте не стал есть устриц. Я как-то видел устриц и знаю, на что они похожи. Даже если облепить их сахаром, сэр.

В этот момент терьер-такса вцепился зубами в халат Малыша. Когда тот попытался вырвать полу халата, Монморанси прицелился и вцепился Малышу в ногу. Брызнула кровь.

― Одну минуту, сэр. ― Карлсон тут же возник рядом, ― я сейчас перевяжу вас, как сказал один врач семенному канатику.

Гости вздохнули: мистер Вальрус ― печально, Плотник ― неопределённо, а Монморанси просто сыто заурчал под столом.

― Мне так вас жаль, ― заплакал мистер Вальрус и вытащил платок. Две слезы гулко упали в бокал.

Плотник сказал:

― Может, пойдём уже, а?

Джингль Белл Карлсон подал мистеру Вальрусу пальто, а Плотнику ― стремянку. Дверь за гостями захлопнулась.

― Мне как-то больше понравился плотник, ― расстроено заметил Малыш.

― Это потому, что он больше молчал, сэр. Между тем он украл у вас сигарный ящик.

Малыш растерялся. Помолчав, он проговорил:

― Ну тогда, значит, оба они хороши! Да и собака…

― Боюсь, что я не был с вами до конца откровенен, сэр. Они пришли вместе с собакой с моего ведома. Мистер Вальрус предупреждал меня о собаке, и мне захотелось, чтобы вы примерились к тому, как ведёт себя собака в доме. Я не мог предполагать, что собака примерится к вам.

― Спасибо, Джингль. Я раздумал заводить собаку. Пожалуй, лучше ещё раз жениться. Я не вижу никакого другого выхода, чтобы избавиться от скуки.

― Всегда есть как минимум два выхода, как сказала устрица, почувствовав, что пасть моржа захлопнулась, и вокруг стало совсем темно. ― Карлсон подумал и добавил:

― Сэр.

2022

Малыш и смертельные реликвии

Малыш сидел на подоконнике туалета в казарме Военного командного училища имени Государственной Думы. Он печально глядел на город: сквозь зубчатую стену был виден край площади, гуляющие туристы и алый шарик, вырвавшийся у кого-то из рук. Малыш сидел на подоконнике и плакал, глядя на улетевший шарик. Письма не было: его приёмные родители экономили на марочках. На почтовых марочках, разумеется, а так-то нет.

Некоторые курсанты приехали в училище со своими почтовыми голубями, и Малыш тогда дивился на огромные клетки, которые они тащили к поезду. Теперь ему было не до смеха ― когда писем не было, можно было хотя бы привязать к лапкам голубей шутихи. Этому их научил один парень, раньше служивший в налоговой полиции. В туалете регулярно появлялось привидение курсанта, который не сдал диамат, и горько жаловалось на свою жизнь. Никто не обращал на него внимания: все давно забыли, что такое диамат, а обычным матом тут и так всё было исписано. Малыш выгнал привидение и решил, что плакать тут сегодня будет только он.

В этот момент к нему на подоконник, не спросив разрешения, приземлился в меру упитанный человечек.

― Ну, ― спросил он, ― будем шалить? Ноги на стол! Я ― Карлсон! Я мастер проказ ― знаешь, сколько раз я рисовал красной гуашью пятно на том месте, где Иван Грозный убил своего сына? Восемьдесят пять! А теперь его залакировали и показывают туристам. А знаешь, что я сделал с его библиотекой? А кто сделал концертную цветомузыку из кремлёвских звёзд? А все, между прочим, до сих пор пользуются! Шалить! Шалить!