— Андрей, приходи вечером! Увидишь, какая у меня прелестная девочка. Будут Крутовы Михаил и Татьяна Полнушка. Может, приедет твоя Светлана, не знаю, но я передавала ей свое приглашение.

Я пришел на вечер. Валентина окрестила свою малютку. Я ей стал крестным отцом, а Татьяна Полнушка — крестной матерью.

Крещение проходило на дому. Приглашенная для этой церемонии женщина окунула младенца в ванночку с подогретой водой и прочитала молитву.

Прошло время, и Преснова повторила крещение дочери в церкви — она после ремонта была открыта для прихожан — однако я и Татьяна Полнушка, так и остались для девочки после Валентины самыми близкими людьми.

В церкви, я во время обряда чувствовал себя неуверенно, хотя мне и нравилась обстановка — запахи горящих свечей, голоса молящихся, сам я не испытывал желания креститься. Одна знакомая мне тогда сказала — не время, вот наступит — будешь креститься — еще как.

Я во многом походил на своего отца — атеиста. Мне, также, как и ему было понятно прошлое время. Я в нем чувствовал себя более уверенно. Все новое меня тяготило. Чего я не принимал из прошлого, считал нецелесообразным — это разрушение храмов.

Моя жена не раз меня упрекала в консерватизме. Да я был консерватором. Я как герой одной известной поэмы ничего не мог выбросить — прирастал и сердцем, и умом. Я и Светлану не мог выбросить из своей жизни, хотя она жила где-то в Москве — отдельно и не со мной. Вот мой друг Преснов, тот не простил своей жене своевольное поведение. Однажды, мы шли с ним по улице — навстречу нам Валентина катила колясочку с ребенком. Виктор остановился, заглянул в нее и сказал бывшей жене прямо и жестко:

— Это, не моя дочь. Ребенок прелестный слов нет, но я в его рождении участия не принимал.

— А ты нам и не нужен! — ответила на его слова женщина. — Отец у нее есть — это Андрей, правда, крестный! Я думаю, его будет достаточно, — и Валентина посмотрела на меня.

Девочка, Валентину «оживила». Она изменилась. Стала снова энергичной и требовательной к жизни. Я, однажды, взглянув на нее, сказал:

— Валь, да ты и не стареешь, как та ягодка, тянет тебя скушать!

— Нет уж! Я занята! Вот моя любовь, в коляске лежит, сопит, глаза таращит, между прочим, на тебя смотрит! На тебя!

Однажды я пошел навестить тетю Надю. Не зря пошел. Она мне подала идею привлечь девчонок к занятиям спортом. Они приехали из различных мест учиться к нам в городок, чувствовали себя брошенными, и нуждались в заботе как никто. Их свободное время было отдано им — молодежная организация распалась. Я это понимал и должен был помочь девушкам правильно занять это самое время, чтобы удержать их в будущем от соблазнов — предложений сутенеров, предлагающих красивую жизнь, распространителей наркотиков, строящих воздушные замки во сне, а не наяву. Этого им не нужно было, я знал.

Тетя Надя мне помогла. Она многих знала и скоро благодаря ей, я создал свою группу. Время от времени совместно с ребятами Олега Анатольевича я устраивал состязания. Они помогали сближению девчонок и ребят. Результаты были прекрасны. Однажды я не удержался и вышел с предложением к Олегу Анатольевичу:

— Как вы считаете: ни пора ли нам что-то предпринимать, нужно же и в свет выезжать, ни сидеть же все время дома.

— Я тоже об этом задумываюсь, — ответил мне физорг. — Раньше работала «система». Мы лишь подавали заявки на участие, и всего лишь. Она — рухнула. Новой еще нет. Однако делать что-то нужно.

Андрей, съезди в Москву в спорткомитет или еще куда-то, не знаю. Ну, на худой конец зайди в свой институт, в котором ты учился. Найди возможность — нам просто необходимо вывозить наших ребят на соревнования. Не следует вариться в собственном соку.

Я внял Олегу Анатольевичу и отправился в Москву. Мне не сразу удалось решить данную проблему. Не один раз я ездил, оббивал двери больших кабинетов. Отправляясь в столицу, я заезжал к Инге.

Надо же такому случиться в метро я вдруг натолкнулся в толпе на зеленые глаза. Они меня поразили. Я смотрел и смотрел, не отрываясь, пока на одной из станций толпа народа, набившись в вагон, не скрыла их от меня. На следующий день я подгадал время и поехал той же дорогой и снова я тонул в зеленых глазах и снова на станции, той самой, в вагон хлынул народ, я не оплошал, и успел приблизиться к женщине — обладательнице этих очаровательных глаз. Правда, не настолько близко, чтобы можно было заговорить. Каково же было мое удивление — это была Светлана. Я не удержался и закричал на весь вагон:

— Зорова! Зорова! — но, она, оттого, наверное, что шум стоял в электричке невероятный, ничего не заметила.

Я снова с ней разминулся. А как хорошо было раньше. Дом культуры машиностроительного завода не вагон электрички. Я там мог смотреть на Светлану сколь угодно долго. Здесь было трудно обратить ее внимание к себе. Она даже на фамилию свою — кричи, ни кричи — ноль внимания. Ну, увидел я ее ну, и что? Зорова меня не видит. Наверное, не по-пути нам.

Я выполнил пожелание Олега Анатольевича. Горизонты раздвинулись. Мы стали вывозить своих воспитанников на состязания в города ближнего Подмосковья — далеко путь нам был заказан. Однажды побывали даже в столице.

В Москве, в метро я вел себя неспокойно — все глаза проглядел, пытаясь увидеть зеленые глаза Светланы Филипповны. Но время было неподходящее. Олег Анатольевич заметил мое состояние и спросил:

— Андрей Николаевич, ты кого-то ищешь?

— Да разве здесь кого найдешь! — ответил я и отвернулся.

— Ты прав! — услышал я его голос. Народу, полно. День рабочий в разгаре, а все здесь, а не на заводах… Разве мы будем жить хорошо, когда никто не работает — все занимаются одной торговлей и ничем более. Было бы хорошо, если бы торговали своими товарами, а то чужими…

Уровень состязаний, на которые мы ездили, был невысок. Но это для нас было не важно. Главное положить начало. Дальше, все будет. Успехи не заставят себя ждать. Далеко нам выезжать не приходилось. Для этого необходимы были большие деньги. Колледж их не имел.

Зеленые глаза моей бывшей супруги зажгли меня. Я чувствовал на себе ее взгляд и уже не мыслил себя без нее. Я искал встреч со Светланой, не только когда выезжал на соревнования в Москву, но и когда торопился, каждый выходной день к сводной сестре Инге.

Однажды мать, закрывая за мной двери, не удержалась и спросила:

— Андрей, ты что, снова торопишься к Инге?

— Да-да к Инге! — ответил я. — Хочу ее навестить. Она в большом огромном городе совершенно одна. Ей тяжело и еще скучно.

— Навести, навести, — сказала мать, а затем добавила. — Ты изменился, очень сильно изменился и знаешь, я думаю, что Светлана бы сейчас мимо тебя не прошла! Обязательно заметила бы. Вот так!

Я заулыбался и выскочил на улицу. Мать почувствовала, что меня интересовала не только сводная сестра. Где-то глубоко в сердце сидела мысль, а вдруг я увижу зеленые презеленые глаза Светланы.

24

Мое время было насыщено. Порой мне казалось, что я в понедельник отправлялся на работу, а в пятницу приходил домой. Как я не был занят, но находил возможность, чтобы, забравшись в свой «Жигуленок» отправится в поселок к Марии Федоровне, к Алексею и Людмиле. Они меня ждали. Я им был необходим. После исчезновения Филиппа Григорьевича на мои плечи легли заботы, о которых я раньше не знал. Мне пришлось, познакомился поближе с отцом Татьяны Полнушки из-за того, что у него была лошадь. Он, заимев лошадь, стал в поселке известным человеком: без него по весне нельзя было посадить огород. Для посадки огорода собирались две-три семьи. Сажали огород гуртом, так выражалась Мария Федоровна.

Однажды и мне удалось самому пройтись с плугом. Отец Татьяны Полнушки доверил. Он до того напахался, что еле переставлял ноги. Было это связано с тем, что в каждом доме после посадки огорода пахаря угощали. Ну, вот он и «доугощался» — лежал на пригорке и командовал:

— Андрей, ты ручки плуга приподнимай, бери поглубже, а вы бабы, — кричал невысокого росточка мужик, Марии Федоровне, Людмиле и своей дочери, на Алексея он не обращал внимания, хотя Зоров крутился рядом и пытался помогать: — сейте через борозду. Я пытался его поправить, кричал: «Сажайте через борозду». — Но отец Татьяны был упрям и принимался мне объяснять, что картошку сажают под лопату, а под плуг сеют. Ты взгляни, как это делает Алексей — он идет и не сгибаясь бросает ее из корзины вниз, в борозду. Это что он делает? — Сажает? Нет! Сеет!