Мы шли с кладбища медленно. Спешить было не куда.

— Мне всегда была памятна мечта твоей матери, ее желание жить в Москве, — сказала Светлана Филипповна. — Она мне импонировала, наверное, поэтому я после приватизации продала нашу квартиру, ту, что в микрорайоне и купила, ну, конечно, не такую — один к одному, но приличную — однокомнатную.

— В Москве? — спросил я.

— Да, в Москве! — ответила Зорова. — Она нас с Максимом пока устраивает.

Моя бывшая супруга старалась держаться крепко. Мы вышли на твердый грунт. Ее шаги были размерены. Ноги она ставила уверенно. Ей уже не нужна была моя помощь. Однако я все-таки уловил что-то такое, что меня заставило усомниться в ее уверенности. Так часто бывает — пол добротен и крепок, но где-то, словно невзначай, нет-нет, и скрипнет предательски половица — покажет слабину. Все было хорошо, но прошлое, наше прошлое нельзя было вычеркнуть. Вот так просто взять и вычеркнуть. При разговоре, словно невзначай я увидел вдруг скатившуюся слезинку. Пусть эта слезинка предназначалась Николаю Валентовичу — отцу, но я был его сын, а значит и мне.

Итальянец встретил нас спокойно. Он ждал безропотно. Когда мы подошли, увидел нас и заулыбался. Но я строго взглянул на него в упор, и он угас.

— Что с Алексеем? — поинтересовалась Зорова. — То, что с ним случилось серьезно?

— Серьезнее не бывает, — ответил я. — Его организм много претерпел. Ты же знаешь, в катастрофу попал, не один месяц находился в госпитале. На него оказало влияние сотрясение мозга. Ему нельзя было пить. А он последнее время довольно сильно «нагружал» себя. Надежда его выгнала, в курсе?

— Да-да, я знаю, — ответила Светлана Филипповна, — я знаю, — еще раз повторила она.

На машине крутой иностранной мы не поехали.

— Здесь не далеко! — парировал я приглашение моей бывшей супруги, кивнувшей на автомобиль. — Пусть твой итальянец покараулит.

— Он не мой, — нервно ответила Зорова. Я ничего не сказал. Промолчал.

Перед тем, как отправиться в больницу я повел Светлану Филипповну в ближайший магазин.

— А, это зачем? — спросила она, представ перед витриной, затем вдруг опомнилась, — ах, да, — и уставилась на полки.

Она не знала, что было необходимо Алексею. Я покупать ему ничего не собирался, если бы был один, тогда другое дело, а тут пусть Зорова сама для братца постарается, раскошелиться. Она чувствовала неудобство, и чтобы от него избавиться — сорила деньгами.

— Андрей, как ты думаешь?

— Бери, бери! — тут же говорил я. — И она покупала. Если не для Алексея, то для Людмилы купленный товар мог сгодиться. Она дневала и ночевала с Алексеем в палате, была у него сиделкой, а порой и санитаркой. Завтраки, обеды и ужины в больнице были скудными, и без передач из дома нельзя было обойтись.

Больница состояла из нескольких корпусов и располагалась в бору среди редких огромных сосен. Место было хорошее, несколько в стороне от городка. Чем ближе мы подходили к корпусу, тем беспокойнее вела себя Зорова.

— Да, не переживай ты! — сказал я.

— Да, как же не переживать? Он мой брат, а я его можно сказать бросила. Мне бы не полагаться на одну Людмилу, а самой сидеть возле него!

— А кто тебе не дает? Я могу все это устроить!

— Ах, не говори глупости! Ты же знаешь, у меня работа! Я, как никак заместитель генерального директора фирмы — фигура значимая!

За разговором мы довольно быстро подошли к нужному корпусу больницы. Я открыл дверь и пропустил вперед Светлану Филипповну.

— А нас пустят? — спросила она.

— Пустят! Сейчас, все стало проще. Никому нет ни до кого дела, — ответил я. — Нам даже халаты не нужны. Чужих — здесь не бывает. Кому нужно, здесь болтаться по коридорам, дышать затхлым воздухом — гнильем. Хорошего — в больнице мало. Кругом нищета.

Зорова еле поспевала за мной. Я не бросал Алексея и часто наведывался, помогал Людмиле.

— Так, вот мы и пришли. Это, — я ткнул пальцем в дверь с номером «6» — есть его палата! — Светлана Филипповна неожиданно вся напряглась — я это почувствовал.

— А ну посторонитесь, — раздался вдруг, чей-то грубый голос. Я тут же среагировал, а Зорова нет, и мне пришлось ее столкнуть с пути — рядом толкая тележку, провезли больного.

Я для приличия постучал в двери палаты и тут же открыл ее, подтолкнул свою бывшую супругу вперед, а затем вошел сам. Палата была небольшая. В ней должны были лежать шесть человек. По документам она была заполнена полностью — на самом же деле лишь частично — были больные не лежачие — они приходили на процедуры, а после отправлялись домой. Я как-то раз не удержался и спросил у одного — он собирался уходить:

— Вы, куда? Разве не проще находиться здесь — кормиться и получать лечение.

— Нет, не проще! Здесь, хорошо умирать, а не лечиться! А если не верите, то — добро пожаловать к нам, — сказал он.

Алексей был положен в больницу умирать. Я не верил в сны. Считал, что Мария Федоровна не права. Однако, таская Зорову передачи, общаясь с Людмилой и часто приезжавшей Марией Федоровной, стал склоняться к мысли: Алексей, не жилец. Его состояние было плохим, можно сказать очень плохим.

Светлана Филипповна брата не признала. Он лежал лицом к Людмиле, сидевшей рядом на соседней кровати и спиной к двери. Она его не угадала и после того, когда увидела. Взгляд у Алексея блуждал. Он не мог его сконцентрировать на каком-то отдельном предмете или на ком-нибудь из присутствующих в палате. Нас не было. Не только нас, но и Людмилы.

— Это не Алексей! — сказала Светлана Филипповна. — Нет, это не он! — И заплакала. Я с трудом успокоил ее, а затем отдал пакет подошедшей к нам Людмиле. Она его убрала в тумбочку.

— Ему сейчас пока ничего не надо! — сказала женщина.

— Надежда, приходила? — спросил я. — Ну, после того, первого случая?

— Нет! — ответила Людмила. — Он ей такой не нужен. Да он ей и здоровый не всегда был нужен! Правда, вот квартирой бабы Паши она неожиданно вдруг заинтересовалась. После ее смерти она по завещанию отошла Алексею. Так вот Надежда, во что бы то ни стало, желает получить свою долю. Она же не разведена с Алексеем — значит, имеет право.

— Ладно, не переживай, я найду к ней подход, поговорю, — успокоил я Людмилу. — Она от квартиры откажется. Будь спокойна.

— Поговори! Будь добр, поговори! — взглянув на меня, попросила женщина. — У меня на руках Алексей, в любой момент я его могу потерять, в любой момент… — и Людмила заплакала, сквозь слезы я услышал: — Сына я уже, уже потеряла.

Прошло время, прежде чем женщина мне рассказала, что же произошло. Случай, когда ее сын набросился с топором на Филиппа Григорьевича, и Алексей его остановил, оказался не единственным. Однажды парень со своими бритоголовыми захватил на улице и запер в гараже женщину с девочкой шести лет из-за того, что они были не русскими. Неделю отморозки насиловали женщин, а затем убили их и бросили в реку.

Действительность была тяжелой. Газеты пестрели подобными событиями. Жить многим людям было опасно и просто невыгодно. Хотя бы оттого, что не могли они себя прокормит. Легче умереть. Я недоумевал. Что сталось с огромной страной, со всеми нами, — отчего мы вдруг неожиданно озверели. Пытался устоять, выдержать, хотя и трудно было — злость порой переполняла сердце. С этой злостью я отправился к Надежде и помог Людмиле, отбил все ее притязания на дом бабы Паши.

— Зоров, твой муж? — спросил я, и, получив утвердительный ответ, продолжил: — Ты, претендуешь на квартиру бабы Паши, которую он получил по завещанию, так? Отвечай мне четко и ясно, не юли!

— Так, — согласилась женщина, заслонив своей неизвестно от чего располневшей фигурой дверной проем, не давая мне пройти вовнутрь.

— Ну, раз так и Алексей тебе муж я завтра привезу его к тебе. Ты видела его, видела?

Этого было достаточно. Надежда здорово напугалась. Мои слова, что я привезу Зорова к ней, завтра, отрезвили женщину. Она не желала ухаживать за Алексеем, а видеть его рядом тем более.