– К чему вы клоните? – холодно спросил я.

– У лорда Кларендона и в мыслях нет вставать на пути у правосудия, но господин Олдерли мертв. Оказался он в павильоне случайно либо намеренно, его уже не вернуть. – Милкот указал на покойника в длинной рубашке. – Пусть его обнаружат в другом месте. Всего лишь невинная уловка, которая никому не повредит, в том числе и Олдерли. Более того, мы защитим его репутацию. Иначе сплетники будут говорить, что проникнуть в резиденцию Кларендона его заставила жажда наживы.

Милкот поднял фонарь выше, пытаясь разглядеть выражение моего лица, и выдержал паузу, однако я хранил молчание.

– А еще мы оградим от наветов его светлость. Времена нынче сложные, – торопливо продолжил Милкот. – У бедного лорда Кларендона и без того достаточно неприятностей. Я бы хотел избавить его хоть от одного лишнего повода для тревоги. Лорд Кларендон порядочный и благородный человек, сэр, что бы ни говорили его враги.

– Ничуть не сомневаюсь, – произнес я.

– Всего-то и нужно вынести труп Олдерли из поместья и оставить его в каком-нибудь из фермерских садов возле Оксфорд-роуд. – Я отошел от колодца, и Милкот последовал за мной. – Можно бросить тело в пруд, это объяснит, почему оно мокрое. Тогда все подумают, будто его ограбили и убили разбойники. Никто не сможет доказать обратное.

Я не произносил ни слова. В полном молчании мы снова накрыли колодец крышкой и поднялись по лестнице. Я остановился у двери, дожидаясь, когда Милкот найдет ключ.

Тот покачал головой, будто укоряя самого себя.

– Простите, сэр. Вы, должно быть, думаете, что я не в своем уме. Прошу вас, забудьте все, что я говорил. Не знаю, что на меня нашло.

После того как мы осмотрели тело и обошли другие помещения в павильоне, я отобедал в обществе Милкота в столовой мажордома. Он больше не пытался убедить меня перенести труп в другое место. У меня создалось впечатление, что Милкоту и в самом деле стыдно оттого, что он завел этот разговор. Не то чтобы я его осуждал, – напротив, я даже в некотором смысле проникся к этому человеку уважением, ведь им руководила преданность лорду Кларендону.

Я толком не замечал, что ем, и за столом мы почти не разговаривали. Меня занимали размышления обо всем, что я узнал за эти два часа. Во время осмотра павильона выяснилось, что окна внизу заперты, а до верхних никто добраться не мог. На крыше никаких следов не обнаружили. На самом верху располагалась смотровая площадка, но дверь, ведущая туда с лестницы, по которой мы спустились в подвал, была заперта изнутри и на задвижки, и на засов.

Другими словами, в павильон можно было проникнуть только из сада. Сначала Милкот, а затем мажордом подтвердили, что от этой двери есть только четыре ключа: первый у лорда Кларендона, второй у мажордома, третий у Милкота, а четвертый у Хэксби.

Прежде чем мы ушли из павильона, я осмотрел и замок, и ключ Милкота. В замках я не слишком разбираюсь, и все же я определил, что этот достаточно современный: выступы на бородке приспособлены для того, чтобы поворачивать четыре рычажка внутри замка, и все они разного размера. Должно быть, чтобы изготовить копию такого ключа, понадобился бы опытный мастер. Никаких следов взлома механизма я не заметил.

И это не единственная загадка. Днем в саду было полно народу, к тому же он отлично просматривается из окон дома. Ни один посторонний не сумел бы пройти через сад незамеченным. А на ночь ворота, ведущие в сад, запирают, выпускают собак и выставляют ночных сторожей, патрулирующих территорию через равные промежутки времени.

Но справедливости ради надо заметить, что я, к своему удовольствию, разгадал другую загадку, попроще – или, во всяком случае, нашел правдоподобное объяснение: раз Хэксби работал в павильоне, Кэт вполне могла его сопровождать, если не каждый раз, то хотя бы иногда. Возможно, Олдерли заметил ее во время одного из своих визитов к Милкоту.

Время истекало. Обнаружение тела надолго в секрете не сохранить, ведь герцог Бекингем и его союзники только тем и заняты, что строят козни лорду Кларендону. Герцог Йоркский намерен сделать все возможное, чтобы гибель Олдерли не бросила тень на его тестя, а значит, и на него самого. В этом король, похоже, с ним заодно, хотя разобраться в мотивах его величества всегда непросто: может, он всего лишь потворствует брату, а может, у монарха свои причины не допускать, чтобы враги лорда Кларендона использовали полученные сведения как оружие против бывшего лорд-канцлера, который был верным наперсником и советником короля в долгие годы изгнания.

Для лорда Кларендона благоприятными будут только два возможных исхода: первый – станет известна причина гибели Олдерли, убийцу – если смерть насильственная – призовут к ответу, и суд постановит, что лорд Кларендон не имеет к случившемуся ни малейшего отношения. А второй вариант намного проще: претворить в жизнь идею Милкота и перенести тело в другое место. Если король отдаст соответствующие распоряжения, они будут исполнены. Но в противном случае об этом не может быть и речи.

Однако сильнее всего меня тревожило другое: если Олдерли действительно погиб насильственной смертью, а это представляется вполне вероятным, то на роль убийцы больше всех подходит Кэтрин Ловетт. Я неоднократно убеждался, что бурные чувства заставляют эту девушку действовать не колеблясь, а причин ненавидеть Эдварда Олдерли у нее более чем достаточно.

Я не предам Кэт – во всяком случае, по доброй воле, ведь мы столько пережили вместе. Но если кто-то другой обнаружит, что и она, и Эдвард Олдерли посещали Кларендон-хаус, плохи ее дела – как, впрочем, и мои, ведь я уже скрыл то, что мне известно об этой девушке.

Если за убийство Эдварда Олдерли повесят дочь цареубийцы, этот исход дела устроит всех, кроме Хэксби и меня. Помимо того, я лично предупредил Кэт, что Олдерли каким-то образом выследил ее. Что, если на этом основании меня объявят соучастником убийства?

Когда обед подходил к концу, я обсудил с Джорджем Милкотом некоторые из этих соображений. Он всячески старался мне помочь, однако, когда мы затрагивали вопросы, касающиеся чести лорда Кларендона, Милкот высказывался крайне осторожно. Мне нравилась его преданность хозяину, и тем прискорбнее, что обстоятельства вынуждали меня лгать ему – или, во всяком случае, о многом умалчивать.

– Когда вы в последний раз видели Олдерли? – решил уточнить я.

– На прошлой неделе. Мы встретились в «Трех бочках» на Чаринг-Кросс.

– Вы не заметили в его поведении ничего необычного?

– Нет. Олдерли был в хорошем настроении. Мы обсуждали одно мое вложение. Я приобрел небольшую долю в каперской компании, и Олдерли предлагал купить ее.

Я вспомнил обнаруженный нами кошелек.

– Выходит, в нищете он не прозябал?

– Нет. У меня сложилось впечатление, что его дела пошли в гору. – Милкот едва заметно улыбнулся. – Олдерли сам заплатил за вино, еще и меня угостил.

– Я должен как можно скорее побеседовать со слугой, нашедшим тело, – проговорил я. – Как, вы сказали, его фамилия – Горс?

– Да, Мэтью Горс. Вы еще раз придете в Кларендон-хаус вечером или мне отправить его к вам?

– Мне в любом случае придется к вам вернуться, – произнес я с уверенностью, которой не ощущал. – Никуда не отпускайте Горса, пока я с ним не поговорю.

Дабы создать впечатление, будто я в первый раз слышу имя Хэксби, я спросил у Милкота, что он за человек и можно ли ему доверять.

– За него ручался господин Пратт, – ответил Милкот. – К тому же кандидатуру Хэксби предложила ее светлость, то есть покойная леди Кларендон.

– Пратт?

– Господин Роджер Пратт, архитектор. Он проектировал особняк его светлости, но у господина Пратта не было возможности взять на себя еще и перестройку павильонов.

– Как леди Кларендон узнала о господине Хэксби?

– Не припомню, чтобы она об этом говорила, – пожал плечами Милкот. – Что вполне естественно – ее светлости не нужно было ни перед кем отчитываться. Главное, что этого человека рекомендовал господин Пратт. Насколько мне известно, господин Хэксби работал с доктором Реном и с доктором Гуком, и оба о нем высокого мнения.