Но воздействие такой взыскательной педантичности выходит далеко за пределы ее собственной сферы. Тщательной проверке подвергаются не только более широкий диапазон поведения и мышления. Важнее другое: так как поведение и мышление подвергаются проверке, которая становится все более и более взыскательной в своем выявлении опасных и чудовищных мыслей или возможных ужасных последствий таких мыслей или действий, данная проверка постепенно становится предвзятой и неизбежно приводит к искажению и преувеличению возможностей и последствий выявленного нарушения правил. Это, в свою очередь, имеет дальнейшие последствия. Чем более жесткой и взыскательной становится проверка и чем более подробными и формальными становятся ее оценки, тем более неотложной (как в случае паранойи) становится идентификация таких возможностей. В итоге постепенно теряется полярность в отношениях субъекта с внешним миром, и вместо обычного суждения создается другой мир, где совершается чудовищно-опасное действие с ужасными последствиями.
Вот описание Сильвано Ариети симптомов его пациентки Салли, которые она ощущала перед попаданием в кататонический ступор: «Ей казалось, что маленькие частицы, или корпускулы, падают сверху на ее тело или вниз с ее тела. Она предпочитала не двигаться, так как боялась, что ее движения приведут к падению этих частиц… такая мысль заставляла ее бояться каждого движения… Она пыталась просить родственников тоже заняться исследованием, чтобы убедить ее в том, что этих падающих частиц нет» (Arieti, 1974, р. 148).
Повторяю, я предлагаю гипотезу, в соответствии с которой такая потеря полярности в отношении между субъектом и внешней реальностью в какой-то момент вызывает дезориентацию, и тогда вновь появившаяся тревога ускоряет воздействие уже усилившейся ригидности. Но, так или иначе, такая степень потери полярности позволяет нам еще лучше отличать паралич одержимой нерешительности от кататонического паралича.
Человек, которому присуща только одержимая добросовестность, все еще ощущает сомнения в действии, нерешительность, даже периодически испытывает состояние явного паралича или откровенного подавления действия как более или менее активные и произвольные (несмотря на его собственное осознание «паралича»). В обоих случаях ограничения действий, которые часто оправдываются рационализациями, не так отличаются между собой, чтобы полностью исключать всякое ощущение действия. В случае кататонии, наконец, так и оказывается. Ощущение подавления действия в итоге становится субъективно пассивным. Например, другой кататоник, пациент Ариети, чувствовал, что он «каменеет». Он «был как каменная статуя» (Arieti, 1974). Такой тип ощущения служит еще одним подтверждением не только действия, диктуемого правилами (rule-directed action), или скорее запрета на действие, но и правил, которые являются чрезвычайно ригидными и взыскательными.
Поскольку эти правила становятся более взыскательными, они вместе с тем становятся более отчужденными. В какой-то степени эта тенденция, правда, в существенно меньшей степени заметна и даже выражена симптоматически у навязчиво-одержимой личности. В той мере, в которой эта одержимая добросовестность становится более технически совершенной и изощренной, обычное недовольное осознание «следует» начинает принимать более явно выраженную форму симптомов; «следует» и «не следует» заменяются на «должен» и «не должен». Иными словами, как только правила ригидного самоуправления становятся более нормативными, более подверженными кратковременным нарушениям, а, следовательно, более далекими от индивидуального суждения, постепенно ощущается, что поведение человека, вытекающее из этих правил, все меньше и меньше связано с его индивидуальным выбором. Таким образом, одержимая добросовестность в какой-то мере заменяется более отчужденным ощущением навязчивости.
Вообще, проще говоря, это значит, что усиление ригидности подразумевает дальнейшее ослабление ощущения действия. В случае кататонической шизофрении это развитие зашло слишком далеко. Когда ограничения действия диктуются правилами, запреты которых оказываются столь ригидными, столь взыскательными и столь лишенными связи с индивидуальной оценкой или убеждением, в результате формируется пассивное и отчужденное ощущение воздействия этих запретов. Это ощущение продолжается не дольше, чем произвольное ограничение, но оно приводит к капитуляции воли и даже ее полному параличу.
В некоторых случаях кататонической шизофрении природа этой капитуляции находит дальнейшие симптоматические проявления. Полный отказ от волевого управления действием, в конечном счете, может иметь два альтернативных выражения: 1) состояние кататонической скованности; и 2) состояние неконтролируемого действия, то есть действия без сознательного ограничения или управления. Таким образом, в некоторых случаях состояние так называемого кататонического ступора может внезапно прерываться резкими импульсивными действиями или состояниями чрезвычайно сильного и не поддающего контролю кататонического возбуждения.
Шизоидные состояния
Хотя развитие паранойяльной и кататонической шизофрении из некоторых типов одержимости кажется более-менее ясным, нет сомнений и относительно других источников шизофрении. Наиболее очевидным является ее развитие из структуры шизоидного характера. Но по сравнению с одержимостью и другими невротическими состояниями в данном случае, к сожалению, существует лишь некое смутное представление о природе и психодинамике шизоидного характера и даже отсутствует достаточно широкое разнообразие в описании его общих симптомов. Тем не менее долгое время признавали существование такого типа характера и присущих ему определенных фундаментальных черт.
Так, Хелен Дейч (Helen Deutsch) в своей известной работе, впервые опубликованной в 30-х годах XX века, описывая шизоида, или «как-если-бы-личность», отмечает «характерную для него пассивность Эго» (Deutch, 1942, р. 316). Это описание в психиатрической литературе постепенно развивалось в нескольких направлениях. Например, по описанию Гарри Гантрипа (Harry Guntrip), такие люди апатичны, испытывают недостаток энергии, имеют установку «мне все равно» (laissez faire attitude) (1969, р. 19) и часто ведут «пустую, безобидную, покорную и незаметную жизнь». Очень часто говорят, что в жизни «они плывут по течению». Иногда также считается, что они подвержены случайному воздействию внутреннего импульса или даже в чем-то психопатичны. Причем они считаются пассивными не только в поведенческом, но и в более широком смысле, который мы имели в виду, употребляя понятие пассивной реактивности, характеризующейся отсутствием или избеганием полноценного волевого, целеустремленного самоуправления.
Описание шизоидной личности как человека, «плывущего по течению», особенно интересно не только потому, что оно дает нам яркое качественное представление о его пассивности, но и потому, что оно предполагает некоторую связь с психопатией. Можно сказать, что «плыть в жизни по течению» — это описание более пассивной формы эксцентричной жизни, которая, как правило, является психопатической. Умеющий приспосабливаться психопат быстро реагирует на ситуацию, незамедлительно проявляя свой собственный интерес, и использует ее в своих целях. Он является пассивным в своей неотложности реагирования, с которой его интерес может быть захвачен предоставляемой ему возможностью (или провокацией); следовательно, его жизненный путь является эксцентричным. Но он проявляет активность в своем быстром преследовании этой возможности. «Плыть по течению» подразумевает отсутствие самоуправления в еще более высокой степени. Плывущий по течению шизоид вместе с тем легко отклоняется от своего курса то в одну, то в другую сторону, но, наверное, скорее под давлением обстоятельств, чем благодаря возможностям. Пожалуй, можно сказать, что такой человек пассивно ждет, что нечто само придет к нему в руки, тогда как психопат более активен в своем поиске того, что он может получить.
