– Эмберхарт-сан? – прочирикала лисичка, явно годящаяся мне по возрасту в бабки-прабабки, – Раздевайтесь.

– До какой степени? – деловито поинтересовался я, снимая пиджак.

– Полностью!

И отвернулась, преувеличенно внимательно рассматривая нечто, весьма похожее на мою медицинскую карту.

Хех, если она рассчитывает меня смутить…

– Готово, – меланхолично объявил я, стоя в костюме Адама.

Кицуне обернулась и… застыла, подвыпучив очень привлекательные зеленые глазки. Я тем временем наслаждался свободой, получая эстетическое удовольствие от вида стоящей напротив меня женщины. Если верить слухам о кицуне, то они должны были куда серьезнее отнестись к демонстрации своей сексуальности, но на территории академии ничего подобного и близко не было. Рыжеволосая хвостатая особа напротив меня носила вполне достаточно одежды под длинным белым халатом, который хоть и был распахнут, но демонстрировал максимум гладкие девичьи коленки…

Пауза затягивалась.

– Эмбер… харт… сан, – выдавила наконец девушка из себя, – Ты что, на войне был?

А… вот что её заставило выпасть в осадок. Да уж, я красавец. Препараты, которыми нужно обрабатывать раны так, чтобы они зарастали без шрамов, далеко не всегда были под рукой, кроме того, мне пришлось несколько раз в жизни использовать один очень действенный зеленый порошок, после которого отметины остаются обязательно и на всю жизнь. Плюс, еще такая штука, как обычное мужское пренебрежение. Итогом было моё тело, носящее на себе следы нескольких пулевых ранений, укусов, порезов и следов удара клинком. Лицо, левое плечо и правая нога в этом плане выделялись сильнее всего.

Кицуне шагнула, становясь ко мне вплотную, её лицо в один миг покрылось короткой рыжей шерстью, кончик носа почернел, а глаза блеснули желто-зеленым. Резко отступив на шаг, я наклонил голову, готовясь… да к чему угодно, чем только повеселил двухвостую.

– Не любите Иных, Эмберхарт-сан? – насмешливо спросила она, складывая покрытые рыжей шерстью руки на груди.

– Не доверяю, – коротко отрезал я, – Как и незнакомцам.

– Меня зовут Татагава Сиори, – закатила глаза девушка-лиса, дергая своими хвостами, – Я один из врачей Якусейсшо. А теперь, после того как мы друг друга узнали, не мешай мне тебя обнюхать. Это поможет мне узнать о твоем состоянии здоровья. У кицуне очень острый нюх, если ты не знал.

Чуть расслабившись, я позволил рыжей Иной провести желаемый ей органолептический анализ. Та, с самым сосредоточенным выражением морды-лица провела необходимую процедуру, едва не тыкаясь в меня носом, схватила свой планшет с несколькими листками, на которых значилось мое имя, и начала заполнять. Вернувшаяся в человеческий облик кицуне быстро чиркала карандашом по бумаге, бурча нечто про молодежь, которая вечно куда-то спешит. Она смогла учуять удивительно многое, в том числе и остатки от принимавшихся мной за последний год препаратов, многие из которых были довольно сильными.

– Порох, сталь, железо, химия, кофе… и табак, – наконец оторвалась она от записей, сердито взглянув на меня, – Впору записать тебе суицидальное поведение.

Я на это лишь равнодушно пожал плечами. Не рассказывать же совершенно посторонней кицуне о моей жизни?

– Дай догадаюсь, – устало вздохнула она, во что я, как первый посетитель этого кабинета, ни грамма не поверил, – Если Ирукаи-сама запретит тебе курить на территории Якусейсшо, ты подашь документы на отчисление?

– И сделаю это с большим удовольствием.

Сказал совершенно искренне. Образование в Японской империи оставляло желать лучшего. Это «лучшее» можно было бы найти где угодно, за исключением Африки и Австралии. Мне, как и всем остальным приезжим, приходилось доучиваться в домашних условиях. После получения (или не получения) документов о местном высшем образовании, мы, ученики Якусейсшо из других стран, уже договорились вызвать приемное жюри из Гейдельбергского университета ради получения настоящего диплома. За свои деньги. Местные власти об этом знали, но хранили угрюмое уязвленное молчание.

Не хотят выкидывать гигантский объём чересчур подробной истории своего архипелага? Пусть нанимают специалистов в Европе за совершенно неприличные деньги.

А тем временем меня цепко схватили за самое сокровенное теплой девичьей ладошкой, начав вполне профессионально мять. Я прищурился, с подозрением посматривая на кицуне, которая была ниже меня на полторы головы. Веселые глазки существа, родившегося во времена моей пра-пра-бабки, не отрывались от моих.

– Эмберхарт-сан, а вы половой жизнью живете? – у Татагавы Сиори получилось совместить в тоне голоса нотки профессионального интереса с чистой похабщиной.

– Еще нет, – чистосердечно ответил я, подавляя сильное желание захрюкать от получаемых ощущений как свинья под дубом. Внутренний самоконтроль орал во всю глотку о том, что ксенофилия и геронтофилия совершенно не мой профиль. Тело с трудом верило… но верило.

– Зря, – разочарованно вынесла вердикт лиса, отпуская мои причиндалы и направляясь к рукомойнику.

Что ответить я не нашелся.

– Так, теперь давайте осмотрим ваш тыл, Эмберхарт-сан, и можете быть свободны, – с этими словами кицуне зашла с нужного ракурса… и надолго замолчала, ничего не делая.

Что это с ней? Ах, да…

– Это то, что я думаю? – раздался сдавленный голос докторши.

– Понятия не имею, о чем вы думаете, глядя на мою спину, – вздохнул я, – Но буду признателен, если вы продолжите заниматься своим делом.

Мое пожелание было напрочь проигнорировано. Вместо этого ладони кицуне легли мне на спину, а спустя какую-то секунду туда же ткнулся мокрый и холодный нос вновь преобразившейся женщины. Всё это богатство начало путешествовать по моей спине, причем девушка вовсе не постеснялась прижаться ко мне вплотную, чтобы обнюхать и ощупать верх этой самой спины.

– Это же печать Райдзина… – выдохнула она, – Настоящая! Не татуировка!

Я скривился. Настроение покатилось вниз. Почему у меня даже обычный медицинский осмотр, пусть и проводимый человеколисом, обязательно превращается в нечто, выходящее за рамки обычной жизни?

Моя с Рейко встреча с бывшим китайским демоном грома и молний, исполняющим сейчас обязанности бога той же самой фигни, но уже в Японии, окончилась не совсем так, как я этого ожидал. В моей просьбе, которую донесли до этого краснокожего верзилы, значилось лишь одно – помочь нам с Рейко воспитать нормальных детей, а не сварливых, драчливых и задиристых Иеками, толку от которых всем, включая и их самих, было как от козла молока. Мы рассчитывали на совет, на методику воспитания, в самом худшем случае – на редкие визиты самого Райдзина. Вместо этого, по велению этого… детинушки, с неба на нас рухнули две толстенные молнии, прибив обоих к вершине горы Хикарияма. Эти молнии превратили наши с Рейко спины в настоящее произведение искусства из сотен переплетающихся ожогов в форме молний, образующих в центре символ самого Райдзина.