– Да, ладно, – потер тот по своей щеке ладонью. – Давай-ка лучше отметим твой отъезд.
В предвкушении, он вынул из сейфа початую бутылку коньяка со стопками и, вскрыв перочинным ножом банку тушенки, соорудил подобие закуски.
От мясного духа у майора заурчало в животе.
– Ты хоть сегодня обедал? – спросил его Виктор.
– Когда? Весь день провозился с немчурой. Чтоб они провалились. Веришь, никуда не охота ехать.
– Так твоя ж Беляева и постаралась! – воскликнул подполковник. – Теперь ее благодари. Куда его?
– Сейчас пока в военную прокуратуру. Там уже разберутся. В спецлагерь скорей всего. Тоже в звании майора. Сволочь.
Андрей вздохнул и поднял стопку:
– Давай, Витя, за Победу!
– За Победу. За погибших товарищей, – тихо ответил тот.
Фронтовые друзья поднялись, с грохотом отодвигая тяжелые стулья. После недолгого молчания, они, не чокаясь, выпили.
Алкоголь, приятно обжигая, растекался по телу.
– Андрюха!
– М, – откликнулся Андрей, дожевывая кусок мясного продукта.
– Вот скажи мне. Насколько серьезно у тебя с Беляевой? – спросил чуть захмелевший Виктор.
– Что ты все время интересуешься моей личной жизнью? А, товарищ подполковник?
– Завидую я тебе, Андрюха, – вздохнул комендант, обнимая за плечи товарища. – Вот во всем тебе везет. И бабы тебе достаются самые лучшие.
– Женщины, Витя, женщины. У тебя самого прекрасная жена. Чего тебе надо еще?
– Знаешь, Андрюха, я ведь долго не хотел жениться. Все ждал, когда Лиза уйдет от тебя. Светка вот как-то внезапно появилась в моей жизни.
Григорич крутанул волосатой пятерней перед носом Андрея.
– Понимаешь, как вихрь. Даже не знаю, зачем я ей? Мне иногда кажется, что мы вообще из разных миров. У нее отец – птица высокого полета, а мои – пролетарии, так скажем, от сохи. Сначала решил, приударю за ней немного, может, поможет мне это как-то в карьере, а потом, закрутилось, завертелось. Не скажу, что я люблю ее. Мне с ней скорей всего комфортно, уютно. Она дает мне то, что никогда в жизни не было, ни у меня, ни у моих братьев… Ячейку идеальной семьи. И гордится своей «породой». Все выискивает свои дворянские корни, собирает всякие безделушки. «Реликвии» говорит. Что она в этом находит? Прям мания какая-то…
Они снова выпили. Андрей вдруг задумался.
Слова Виктора неожиданно заставили его вернуться в далекое прошлое…
…Испуганный и заплаканный, он стоит с няней в темном потайном чулане под лестницей гостиной. Резкий шум за закрытой дверью приводит его в дикий ужас. Мама плачет, о чем-то кого-то умоляя. Потом она долго и дико, под наглый мужской хохот, кричит. Вдруг ее крик обрывается звуком выстрела. На мгновение все затихает. Тишину гостиной снова нарушают мужские голоса. Они громко переговариваются, усмехаясь. Слышится топот сапог. Удары. Снова хохот. Дверца чулана от сквозняка тихонько приоткрывается и сквозь эту щель маленький Андрюша видит мужчину с изувеченным лицом, до боли напоминающего ему отца. Разбитым окровавленным ртом тот невнятно пытается что-то сказать. Снова громкий дикий мужской смех. Слышатся обрывки фраз по-немецки: «Мрази… подонки… вы за это ответите… прокляты…». Потом глухой удар и звук падающего тела. Андрей рвется вперед, но Матрена крепко вцепляется в его грудь, больно сжимая другой ладонью его рот. Слезы и слизь из носа не дают полноценно дышать. «Тихо, тихо, маленький… Господи, помоги! Боже! Не оставь на растерзание дитя невинное…» – шепотом молится она, зажмурив от страха глаза. Мальчик часто моргает, пытаясь разглядеть сквозь мокрую пелену человека, прохаживающегося вокруг тела его отца. В его руках какой-то до боли знакомый окровавленный предмет…
– Уступи мне Дашку, – выдернул его из воспоминаний Виктор. – Зачем она тебе?
Андрей на мгновение впал в ступор. От такой наглости у него округлились глаза.
– Что значит «уступи»? Вить, ощущения на стороне ищешь? А как же, – кивнул он головой куда-то в сторону, – Любовь Васильевна?
– Хм! Андрей, сам видишь, она так, расслабиться пару-тройку раз, – лаконично обронил подполковник. – Хотя, не баба. Огонь! – засмеялся он. – А Дашка, Дашка – это другое. Я готов дать ей все, что она захочет…
– Витя, успокойся уже. Даша сделала свой выбор.
– Если ты о праве первой ночи, – усмехнулся Григорич, – То, я не претендую. Поверь, не одну девку в деревне спортил. Мне это уже не интересно. Ведь все равно ты ее поматросишь и бросишь… Рано или поздно.
Виктор налил в опустевшие стопки.
– Витя! Что ты к ней прицепился? – поморщился майор. – У тебя было море возможности. Чего не воспользовался?
– Ну-у-у…
– А я тебе скажу, Витя, есть такое чувство – взаимная любовь называется. Ее никто и никогда не отменял. Вот так вот, товарищ подполковник… Лучше давай выпьем за наших. За наших фронтовых ребят, которые остались там. За Витьку Самойлова, Вадьку Беспалова, Ниночку Самохину…
– Да-а-а, Ниночка и та без ума была от тебя. Все сохла по тебе, а ты даже и не замечал.
– Неужели? Не до этого было, – пожал плечами Андрей. – Да, и жених у нее был, вроде… а потом, мою группу в твое подчинение откомандировали и все… навсегда.
– Жалко девчонку, до своего двадцатилетия не дожила… – погрустнел Виктор и резко опрокинул в рот темно-янтарную жидкость.
Он наклонил голову и быстро заморгал ресницами, пресекая скупую мужскую слезу.
– Как они погибли? – низко склонив голову, спросил Андрей.
– При отходе на засаду нарвались.
– Они же профессиональные разведчики? Ладно, Ниночка – молодая неопытная. А остальные ребята? Они же из разведшколы. Почти всю войну прошагали. Тебя это ни на что не наводит?
– Ты о чем?
– Тут что-то нечисто. Может их…
– Тогда почему именно эту группу, одну, а не все сразу?
– Может в том-то и подвох, ты не задумывался?
– Не знаю, – вздохнул Виктор. – Там особисты долго расследование вели. Я не в курсе… Конечно, меня тоже по голове не погладили, столько нервов потрепали.
Они чокнулись и снова выпили. Засидевшись за воспоминаниями фронтовой жизни, друзья не заметили, как стемнело…
– Моя меня, наверное, уже потеряла, – засуетился захмелевший подполковник, надевая фуражку. – А, ты оставайся у меня в кабинете. Здесь и диван побольше. Ладно, Андрюха! Бывай! Увидимся. Удачи тебе.
Прощаясь, они пожали друг другу руки.
Майор выключил свет и, стянув с себя сапоги, упал на диван. Образ любимой не давал ему уснуть. В который раз отгонял он от себя воспоминания об их единственной ночи. Мысли томно растекаясь по телу, будили в нем не угасающую страсть и желание, но алкоголь и усталость взяли верх и мужчина забылся крепким, глубоким сном.
Ему приснилась обнаженная Даша с большой грудью и полными бедрами. Она опустилась к нему на диван и начала гладить и целовать его живот, бедра. Сквозь сон он реально чувствовал волну возбуждения. Чем больше Даша ласкала его, тем отчетливее Андрей начал осознавать, что это вовсе ему не снится.
Женское тело, крадучись стало заползать на мужчину и сладостно ахнув, водрузило себя на него. Майор, в последний момент понял, что это не его любимая. Он резко открыл глаза и в очертаниях темноты кабинета, увидел перед собой грузную фигуру женщины. В ней, к своему ужасу, Андрей узнал… Любовь Васильевну.
Свет уличных фонарей, через незашторенное окно, освещал ее тяжелые конусообразные груди. Они, то поднимались, то опускались при равномерном покачивании женщины. Бухгалтерша сидела, полностью обнаженная, верхом на мужчине и вздыхала от наслаждения…
– Ты что творишь? – вскрикнул Андрей.
Он, что есть силы, подхватил ее рыхлое тело и сбросил с себя.
– Как ты сюда попала?
Андрей быстро встал с дивана и, подняв с пола женское белье, небрежно кинул его на женщину.
– Уходи отсюда.
Любовь Васильевна бросилась на шею майору.
– Андрюша! Но, тебе же понравилось, – заискивающе заглядывала она ему в глаза. – Я знаю, что ты без женщины. Я все, что хочешь, для тебя сделаю. Хочешь…