Гарка проследил этот безгранично преданный, полный люби и восхищения взгляд. Монах до сих пор торчал у ворот, молился по чёткам, низко склонив голову.

Нав на мгновение прикрыл глаза, вглядываясь во Тьму, которая всегда с собой. Родная стихия настороженно молчала, ожидая, когда он исполнит приказ. Обращаться к Творцу миров тёмный не привык, не умел, никогда не видел смысла. Однако сейчас старательно сложил в уме короткую простую молитву: "Спящий, если Ты хочешь, чтобы Навь приняла человскую веру, сохрани жизнь Андрэ Малкавиана ещё раз. Останови мой клинок". А вслух обратился к масану:

- Я не поведу тебя в Цитадель, Андрэ. Мы решим дело здесь.

- Почему? - ни печали, ни страха - чистейшее, неомрачённое любопытство.

- Потому что ты - мой Андрэ. Если в моей власти подарить тебе быструю и лёгкую смерть.., - нав, не договорив, крепко обнял масана.

Андрэ на мгновение приник к нему - совсем как в детстве. Потом упёрся ладонями в грудь гарки, мягко, но решительно отстраняя от себя.

- Прости, но я теперь не твой, а Божий, - Андрэ заглянул в глаза нава, тихо, виновато добавил. - Я не думал, что пришлют тебя. Мне жаль. Прости.

- Я вызвался сам, - спокойно ответил нав.

- Почему?

- Потому что ты вырос на моих глазах, был моим другом и напарником. Потому что ушёл от меня. Сначала в Саббат, потом к церковникам.

- Ты зол на меня? Хочешь отомстить?

- Нет. Тьме любопытно, что с тобой происходит и почему. Я видел начало твоей жизни, сейчас, вероятно, увижу финал, - тёмный очень тихо, почти про себя добавил. - Или очень любопытное продолжение.

Глаза Андрэ вспыхнули.

- Послушай, нав, у нас ведь есть немного времени. Ты тоже можешь попросить отца Николая крестить тебя. Сам узнаешь какая это радость - быть верным Господа. А потом мы вместе пойдём в Тайный Город, проповедовать Иисуса распятого и воскресшего...

Краткий жест отрицания: нав никогда не пойдёт по этому пути без сородичей. Он здесь сейчас - глаза и уши Нави, но решение примет князь, и оно будет верно. Гарка призвал катану, шагнул назад для лучшего замаха. Немного помедлил, будто ждал чего-то. Андрэ вытянулся в струнку, подставил шею под удар так же бесстрашно и радостно, как всегда шагал навстречу неизведанному:

- Пойду к Богу, за всех молиться. И за тебя, друг...

Чёрная сталь не дала закончить фразу. Обезглавленное тело начало оседать наземь, а голову нав поймал за волосы на лету. Вглядывался в рубиновые зрачки, пока там не угасла последняя искра разума. Продолжал ощущать это странное ликование, которое не заглушила даже боль агонии. Самому наву было горько: на миг почти заразился Малкавиановским безумием, понадеялся на ещё одно чудо. А зря. Своих старших детей Спящий никогда не баловал чудесами и, видимо, впредь не будет. Даже если допустить, что тот чел, Иисус, правда, был Его аватарой... А откуда инквизиторы берут свою силу, и при чём тут вера - вообще отдельный вопрос... Тихо выдохнул:

- Ты чокнутый, Малкавиан. Как был, так и остался. Зачем человскому богу сумасшедший масан? Прощай, Андрэ.

Слышал ли умирающий эти слова, трудно сказать. Жизнь ушла, и то, что хранило масана до сих пор, перестало действовать. Солнечный свет, будто опомнясь, совершал свою обычную работу. Тело стремительно рассыпалось пеплом и, неожиданно, горкой сухих, выбеленных костей. Нав второй раз подхватил в падении череп, завернул в быстро сотворённый лоскут ткани - отнести странный трофей в Цитадель. Собрался вызвать портал, но его остановили:

- Подожди, демон. Я не помешаю тебе забрать его голову, раз ты смог взять её и завернуть в свой колдовской плат. Но позволь мне прочитать отходные молитвы, - монах подошёл и склонился над останками Андрэ Малкавиана.

- Любопытно, как бы ты смог мне помешать? - угрюмо поинтересовался нав.

Если верить Андрэ, перед ним был не простой монах, а тот самый инквизитор. Но гарка не чувствовал от него опасности. Даже обычной неприязни знающего чела к нелюдю - и то не ощущал.

- На всё воля Божия, - спокойно ответил монах. Он скорбел о крестнике, сильно грустил о чём-то ещё, но скорбь и грусть мешались с отблеском всё того же непонятного, нелепого ликования.

- Читай свои молитвы, игумен Николай, я не буду мешать, - гарка положил узелок с черепом на седую от пепла траву. - После хочу поговорить с тобой. Согласишься ответить на вопросы?

- Да. Подожди меня вон там, - монах указал на сломанную ракиту на берегу большого пруда, ярдах в сорока от монастырских ворот.

- Мне любопытно послушать и посмотреть, как ты молишься. Не помешаю?

- Нет. Хочешь - слушай, - монах извлёк из недр просторного облачения потрёпанную пергаментную тетрадь, полистал и начал вполголоса, нараспев читать из неё.

Нав узнавал лишь отдельные слова, но замер в безмолвном карауле, наблюдая и запоминая всё. Стоило посмотреть вблизи на инквизитора, который рискнул нарушить главный постулат Договора с нелюдями: "Церковь создана челами и для челов". Тем более, скоро смотреть станет не на кого. Крёстный не должен пережить крестника дольше, чем на сутки. Челы поклялись "выжечь осиное гнездо, чтоб и памяти не осталось об укоренившейся здесь ереси".

Монах закрыл свой молитвослов, вздохнул, сказал тихо, раздумчиво:

- Вот и проводили раба божия Андрея в путь всея Земли. Светлая душенька, мученик Христов, и не важно, что упырём родился. Крепко проклял Господь весь их род, но благодать призванному даровал в избытке. Скажу я тебе, демон: великое это счастье, читать отходную праведнику. Хоть и горько, что стал Андрей мучеником, а не апостолом всея нелюди, как мог бы. Как мнилось мне недостойному. Но на всё воля Божия.

Нав рыкнул:

- Андрэ был масаном, а не упырём. Мой народ зовётся - навы. Запомни... Хотя, зачем тебе? Ты всё равно скоро умрёшь, инквизитор, и вряд ли кто-то станет читать над тобой отходные молитвы.

Монах ответил спокойно, с лёгкой печалью:

- В Пустыни поминают всех, - отошёл к воротам, гулко бухнул в них кулаком. - Эй, Антипка, поди сюда!

Створка приоткрылась, из щели выглянул парнишка в подряснике. Зыркнул на нава, на останки Андрэ, хотел утечь обратно, но был пойман за ухо. Николай дал ему короткие указания и отпустил. Скрип и хлопанье воротины, топот быстрых ног...

- Пока братия готовят всё для погребения, я поговорю с тобой, нав. Посидим на той раките. Хорошее место и для рыбалки, и для беседы, - монах, не оглядываясь, шёл к воде, гарка следовал за ним.

Молния расколола старое дерево напополам. Одна часть, живая, вздымалась в небо и нависала далеко над водой. Вторая, почти засохшая, лежала на берегу и служила теперь удобной скамейкой. Игумен Николай помнил ветлу целой, образ могучего дерева явственно всплывал из его памяти. А ещё его одолевали сомнения и страх, которым он упрямо не поддавался и не показывал виду. Пожалуй, монах владел собой лучше всех челов, кого гарка знал.

- Как ты решился нарушить Договор? - спросил нав, не слишком рассчитывая на внятный, исчерпывающий ответ. Однако чувствовал желание чела выговориться и был готов слушать.

Они сидели друг против друга... Враг против врага? Глаза в глаза: чел не отводил пытливого взгляда, силясь разглядеть что-то в навской черноте. Гарка привычно скрывал все чувства, кроме самого сильного - любопытства. Монах заговорил тихо, медленно, на удивление доверительно:

- За моей спиной была беззащитная паства, а в храм ломились жадные до крови ночные твари. Мы все знали: дверь рухнет, или они просочатся в окна, как умеют, и нас ждёт лютая смерть. Мы все, едиными устами, единым сердцем, молили Господа о спасении. Он услышал и ответил, когда первые упыри ворвались в храм. Их попалило и смело, а мы до рассвета дрожали в ужасе.

- Почему в ужасе? - удивлённо спросил нав. - Осада же закончилась хорошо для вас.

Монах резко перебросил чётки - первый нервный жест, который воин Тьмы заметил у него.